Мост через Валгаллу
Шрифт:
– Разберемся, – кивнул Добрынич, поднимаясь на ноги. – Если лапши навешал, будет тебе на орехи. Понял? Не посмотрю, что пенсионер.
– Ой, иди уже, – отмахнулся от Никиты Трисемеркин и обратился к Алексею: – А тебя, мил человек, попрошу зайти к Кировцу. И все ему рассказать. Илья Иванович – человек мудрый и обстоятельный. Любую лажу насквозь видит. Послушай, что скажет. Хорошо?
– Вот это правильно, – ответил, правда, не Малой, а Никита. Уже от дверей. – Сходи, Алешка. Прямо сейчас. Как шеф решит, так и сделаем. Но мне отчего-то кажется, что решение его будет не в пользу господина галерейщика.
– Посмотрим, – произнес Трисемеркин. –
Дверь открыла супруга. Хиросима Сэнсэевна. В ситцевом кимоно. Увенчанная короной из бигуди.
– Ну? Чего надо? – спросила она грубо, увидев Алексея. – Соскучился? До завтра потерпеть не мог?
– Симочка, кто там? – раздался из глубины квартиры голос Иваныча.
– Никто! Соседка за солью зашла, – чуть повернув голову, крикнула мадам Кировец.
– Это я, Илья Иваныч! – рискнул Малой и чуть не получил ногой в пах.
Вовремя отпрыгнул.
Из-за спины Хиросимы Сэнсэевны показалась физиономия шефа.
– Алешка? Случилось что? – удивился он приходу приятеля.
– Ну, скажем, может случиться, – ответил Малой.
Кировец, осторожно подвинув супругу, вышел на площадку и прикрыл за собой дверь.
– Выкладывай.
– Тут, в общем, такое дело, – смутился Алексей. – Странное. Но я Кузьмичу обещал. Трисемеркину. Он очень просил…
– Не тяни резину, – поторопил Кировец. – Странное так странное. Всякие дела бывают. Конкретно что?
Малой вытащил из-за пазуху свернутый в трубку пергамент и бумажку с переводом, которую и протянул шефу.
– На листке по-русски. Прочти.
Илья Иванович мельком взглянул на свиток, взял из рук Алексея бумагу и быстро пробежал ее глазами. После чего полез в карман, достал сигарету, помял в пальцах и спрятал обратно.
– Вот, решил бросить, – пояснил он манипуляции. – Как думаешь, получится?
– Не знаю, – пожал плечами Малой. – Наверное. Ты, Илья Иваныч, мужик волевой.
– Эт точно, – улыбнулся Кировец, после чего стал серьезным. Проговорил куда-то в сторону, негромко: – Объявились-таки… Что ж, может, оно и к лучшему. Как раз до отпуска управимся.
– Чего? – не понял Алеша.
– Того, – ответил Илья Иванович. – Нормально все. Предупрежден, как говорится, значит, при оружии. И сколько у нас времени? Трисемеркин что говорит?
– Так ты в курсе? – искренне удивился Малой.
– В том-то и дело, что нет, – не понял Алешкиных слов Кировец. – Так сколько?
– Ну… Кузьмич что-то про пару дней заикнулся. Типа, знамение было. Морда в небесах, что ли?
– Морда, говоришь? – ухмыльнулся Илья Иваныч. – Не, брат Леха, это не просто морда… Пару дней, конечно, маловато. Но лучше, чем пару часов, правда?
– Пожалуй, – согласился Алексей. – Иваныч, так что там случиться-то может?
– Завтра, Алешка. Все завтра, – сказал Кировец и взялся за дверную ручку. – Будь готов. До обеда планерку проведем, бабки подобьем, а с полудня уходим в отгулы. Или, лучше, я нам командировки оформлю. Краткосрочные. Скажем, в Архангельск. Дня на два-три, а? Полагаю, управимся. Никите сейчас позвоню. И Кузьмичу. Ладно, давай…
И скрылся в квартире.
«Вот тебе и соль, – немного растерявшись, подумал Алеша. – Нормально получилось».
Грамота пятая, мифологическо-пророческая
«В стародавние времена – тысячу лет назад, а то и все две, на берега великой северной реки Валгаллы из неведомых земель пришло воинственное племя. Как звали этих людей раньше, до их появления здесь, никто не знает, а сами они по-древнерусски не говорили. Но выжившие местные, в суматохе и панике бежавшие с поля брани, утверждали, что имя им – хераксы, и отличаются разбойники нравом буйным и характером невменяемым. Мол, у них даже бабы ездят верхом на лошадях с обнаженными и грудями, и мечами. И рожи при этом злющие. Когда противнику голову рубят, неизменно орут: «Херакс». Отсюда и прозвище всему племени.
В общем, миролюбивых аборигенов хераксы с Валгаллы выселили и начали потихоньку обживать земли, ранее другими обжитые. Первым делом разрушили поселок. Потом вытоптали посевы и порубили леса на дрова. Когда ж очаги были сложены, зарезали, изжарили и сожрали всю скотину, а также не успевшую вовремя скрыться мохнатую и пернатую дичь.
И вроде бы уже ничего необжитого тут не осталось, и можно было со спокойной душой и чистой совестью отправляться на поиски новых, еще нетронутых, земель, но хераксы отчего-то решили остаться. То ли климат им подошел, то ли Валгалла, по которой недальновидные купцы чуть не каждый божий день вели богатые караваны, понравилась. Но, так или иначе, завоеватели уходить не торопились.
Постепенно на месте разрушенного городища выросло новое поселение. С каменными домами и мощеными улицами. Женщины, чтобы грудь не мерзла, скрыли ее дублеными шкурами да сыромятными кожами. Мужчины начали возделывать ранее вытоптанные ими же поля и приручать на свой лад уворованный у соседей скот. А там и дети пошли. Постепенно племя худо-бедно, но таки выучило древнерусский и завязало торгово-культурные отношения со все еще осторожными аборигенами. В общем, мало-помалу жизнь налаживалась. Хераксы даже имя себе придумали. Новое. Стали валгарами. То есть теми, кто живет на Валгалле.
Но спустя время случилось нечто, что в корне поменяло их образ почти уже мирного существования.
Однажды ночью на курган, что возвышался за городом, прямо с неба упала огромная черная кадка. Женщины-валгарки видеть ее не могли, да и слышать тоже, потому что все как одна спали, заткнув уши воском. Чтоб крики празднующей окончание очередного дня мужской половины населения не сильно их тревожили. Не знал о черной кадке и вождь племени по имени Кир, потому как слег накануне от неведомой хвори. Остальные же, пребывая в легком (мягко сказано) расположении духа, кинулись поглядеть, что за напасть такая осмелилась побеспокоить серьезных людей во время пира.
Домчавшись до кадки, валгары изумились ее видом. Посудина оказалась намного больше, чем привиделось им издали. Да и не кадка это была вовсе, а какое-то непонятное сооружение. Тем временем из открывшихся ворот непонятного предмета на землю сошли дюжины две людей. Должно быть, греки, подумали валгары. Те на выдумки горазды.
Но выглядели пришлые не по-гречески. И даже не по-людски. Диковинные блестящие штаны из полированной кожи, такие же рубахи, а на головах круглые закрытые шлемы с тростниковыми дудками, идущими за спину к блестящим коробам.