Мост Дьявола

Я вздрагиваю. Это Такер. Он вернулся и принес мой кофе.

– Думаю, они уже близко, – тихо говорю я.

Новый крик с лодки. Потом все замолкает, кроме шлепанья дождевых капель по воде. Появляется еще один маркер. Оба ныряльщика всплывают на поверхность. Они тянут что-то большое. Подплывают к берегу, медленно подтаскивают тело, облепленное водорослями.

– Людей убрали с моста? – тихо спрашиваю я, глядя на водолазов.

– Да. Там поставили кордон.

Я тяжело сглатываю. Это ее тело. Мужчины подтащили его туда, где я стою. У меня застилает глаза от нахлынувших чувств, но я подхожу и наклоняюсь.

Между ныряльщиками лежит Лиина Раи. Качается на мелководье лицом вниз, руки по бокам. Ныряльщики встают и аккуратно проводят тело через заросли тростника. Ее тело почти полностью покрыто соленой водой от прилива. Черные волосы развеваются вокруг головы, голые ягодицы едва торчат над водой. Короткий топик завязан вокруг шеи.

Я как будто онемела. Мужчины переворачивают ее.

Невидимый разряд тока пробегает через нас, когда мы в ужасе смотрим на нее.

Рэйчел Сейчас

Среда, 17 ноября. Наши дни

Холод разливается у меня в груди, когда я смотрю, как создательница подкаста и ее помощник пробираются в грязи к красному автофургону, припаркованному на обочине дороги. Я удалила голосовые сообщения от Тринити Скотт. Все пять штук за последний месяц. Я рассчитывала, что она уяснила суть. Движение в окне мансарды привлекает мое внимание, и я смотрю на дом. Грэйнджер, наблюдающий из своего кабинета наверху. Конечно, он видел посетителей.

Ваш партнер Грэйнджер сказал нам, когда мы приехали сюда на прошлой неделе, что Вы не захотите говорить с Вами, и я могу понять ваше нежелание.

Во мне просыпается гнев. Я знаю, что он высматривает меня. Я знаю, что то старое дело совершенно выбило меня из колеи, а он помог мне восстановить душевное равновесие. Но он должен был сказать мне, что Тринити и ее оболтус не пожалели времени, чтобы приехать из Ванкувера в «Зеленые Акры».

Детектив О’Лири сейчас находится в хосписе и редко приходит в сознание.

На какой-то момент у меня перехватывает дыхание. Я начинаю обратный отсчет от пяти: четыре, три, два, один… Глубоко вдыхаю холодный воздух, делаю медленный выдох и перетряхиваю воспоминания. И все равно, пока я возвращаюсь к моему сельскому дому, хлюпая сапогами в грязи, а Скаут виляет хвостом у меня за спиной, я ощущаю скрытое присутствие гор вокруг моего куска земли. И я чувствую, как они давят на меня, вместе с низкими кучевыми облаками. Вместе с наступающей зимой. Я не могу отделаться от ощущения, будто нечто пробудилось и поднимается наверх из-под черных пластов земли, воспоминаний и времени.

В прихожей я избавляюсь от сапог и стряхиваю с плеч тяжелый плащ. Беру полотенце и обтираю Скаута. Он радостно выгибается, но, если обычно его проказы приводят меня в восторг, теперь мое волнение лишь усиливается.

Грэйнжер спустился вниз. Он сидит у огня в своем кожаном шезлонге, водрузив на нос очки для чтения, и читает рукопись. Он критикует статьи для журнала о психологии. Еще он специализируется на лечении посттравматических стрессовых расстройств и болезненных привычек с помощью гипнотерапии. На том, какие следы травма оставляет в теле и разуме, и на вырабатываемых людьми механизмах борьбы с ПТСР.

– Ты мне не сказал, – говорю я, направляясь на кухню.

Он глядит на меня через полукруглые очки.

– О чем?

Он носит облезлый свитер, который я давным-давно связала ему во время стресса, еще до покупки «Зеленых Акров» и до того, как он перешел на частичную занятость и переехал ко мне. Его волосы в полном беспорядке. Каштаново-русые, пронизанные серебром. У Грэйнджера привлекательное лицо, морщинистое от жизни на свежем воздухе, времени и жизненных переживаний. На полках за его спиной книги по психологии борются за выживание с томами по философии и эклектичной смесью художественной и документальной литературы: в основном историями об одиноких странствиях, где человек оказывается лицом к лицу с природой. Грэйнджер был моим лечащим врачом до того, как мы стали любовниками. И я понимаю, что мне повезло встретиться с ним. Во многих отношениях он является моим спасителем. Именно поэтому я стараюсь сдерживать мою обиду на то, что он не сказал мне о визите Тринити Скотт.

– Ты знаешь, о чем, – резко говорю я и беру кофейник. – Почему ты не сказал мне, что эта женщина уже приезжала сюда раньше?

– Ты хочешь поговорить с ней?

– Разумеется, нет, – я наполняю кофейник водой; собственные движения кажутся мне дергаными и скованными. – С какой стати я буду помогать ей делать деньги и раздувать сенсацию за счет страданий одной семьи – да что там, целой общины! – спустя столько лет?

Я наполняю кофемашину, расплескивая воду на столешницу.

– Развлечение за счет других людей, которые никогда не напрашивались на жестокое убийство? Ни за что.

– Поэтому я и не стал ничего говорить. Зачем без нужды расстраивать тебя?

Наступает пауза. Я гляжу на него. Он встает и идет на кухню.

– Послушай, Рэйч, мы оба знаем, как ты пострадала из-за этого расследования, – он заправляет мне за ухо выбившуюся прядь влажных волос. – Мы знаем, как тяжело это сказалось на твоей семье… на всех остальных.

Я отстраняюсь от него и достаю из буфета жестянку с кофе. Насыпаю молотый кофе в фильтр, мысленно возвращаясь к моему бывшему мужу, а потом к моей отчужденной дочери Мэдди и двум прелестным маленьким внукам, которых она почти не позволяет мне видеть. Я неловко поворачиваю ложечку, и кофе рассыпается по столешнице. Мои глаза наполняются слезами. Убийство Лиины Раи все изменило. Мои супружеские отношения, мои отношения с ребенком. Оно изменило весь город. Твин-Фоллс утратил невинность после изнасилования и убийства Лиины. Оно также было началом конца моей полицейской карьеры. Я так и не последовала до конца по отцовским стопам и не стала руководителем отдела полиции, вопреки ожиданиям большинства. Я даже не могу точно определить причину моего падения.

Возможно, это был Люк.

– Ты должен рассказывать мне о подобных вещах, Грэйнджер.

– Тогда извини. Правда. Я люблю тебя, и я понимал, что это пробудит дурные воспоминания. И, честно говоря, я не думал, что эта женщина…

– Тринити Скотт.

– Я не думал, что Тринити хватит упрямства вернуться сюда, не говоря о том, чтобы притаиться за домом и подстеречь тебя у амбара. Если подумать… – он улыбается, – … если подумать, она мне кое-кого напоминает.

Я криво улыбаюсь, но беспокойство не покидает меня.

– Клэй Пелли говорил с ней, – я пристально наблюдаю за его лицом. – По словам Тринити, он согласился дать несколько интервью под запись и пообещал объяснить, почему он это сделал.

Выражение глаз Грэйнджера говорит о многом. Я ругаюсь сквозь зубы.

– Ты слушал ее подкаст. Ты все слышал, и тебе не хватило смелости рассказать мне?

– Рэйч… – он тянется ко мне, но я отталкиваю его руку.

– Черт бы тебя побрал. Как? Как ты мог это выслушать и не сказать мне?

– Я был твоим лечащим врачом. Я присутствовал с самого начала. Человек может считать, что с ним все в полном порядке. Он может быть уверен, что преодолел или эффективно изолировал негативные последствия, но память о травматическом событии иногда оказывается запертой в физическом теле. А если ты услышишь голос Пелли и снова начнешь переживать это… ради всего святого, Рэйч, это тебе совсем не нужно. Пусть оно остается в прошлом. Оставь это дело в покое.