Мост к людям

Приятно писать о хорошем человеке, хорошем не только своей мягкой материнской улыбкой, но и деятельной неугомонностью во имя добра. Ноги побаливают, это правда. Но перестать действовать — значит умереть. Перестать действовать — значит начать жить для себя, робко и беспомощно сдувать пылинки со своей совести, стремясь во что бы то ни стало с помощью покоя продлить собственные дни.

Зачем? Если человеческая жизнь благо, то чье благо? — спрашивает коммунист. Благо всех людей, отвечает он самому себе, общее благо. Ибо если так поймет свое человеческое и гражданское назначение каждый, то кто-то и о тебе позаботится, когда помощь понадобится тебе.

И она снова торопится — еще много дел, которые нужно закончить сегодня. Ведь все ее дела, даже самые незначительные, похожи на этот мост — мост к людям.

Перевод автора.

ОТЗОВИТЕСЬ, ДРУЗЬЯ!

Передо мной десять страниц машинописного текста — чудом попавшие ко мне и сохранившие в течение двадцати лет подлинные боевые донесения специальной группы по разминированию Днепровской плотины. Бумага пожелтела, но еще вполне отчетлив текст, напечатанный с обеих сторон листа через один интервал на старой штабной машинке с выпадающими и неровными буквами.

Много драматических событий и удивительных поступков запечатлено на этих пожелтевших страницах. Скупые строки дышат героической простотой, в каждой из них содержание, достаточное для большого рассказа, а то, о чем они повествуют все вместе, похоже на огромный эпический роман.

Упоминаемые в тексте имена почти ничего не говорят. Никто никогда не слыхал о героях, совершивших великое дело. В наши дни на Днепрогэсе сооружен скромный памятник неизвестному бойцу, спасшему великую электростанцию, — люди приходят к этому памятнику, чтобы поклониться героизму тех, кто не позволил фашистам взорвать великую плотину. Как хорошо было бы прочесть на пьедестале их истинные имена! Но строителям памятника герои были неизвестны, и благодарность не имеет адреса, как и герои — имен. Однако в этих донесениях они названы все, и хочется, чтобы люди их знали. Живы герои или покоятся в безвестных могилах, рассеянных по освобожденной ими земле, они должны быть названы, а имена их высечены на пьедестале.

Вопрос об окончательном уничтожении Днепрогэса начал беспокоить немцев задолго до занятия войсками Запорожья. Участь его была для них решена — и потому, что этот первенец советской гидроэнергетики представлял огромную материальную ценность, которую они не собирались оставлять советским людям, и главным образом потому, что плотина являлась во многих отношениях готовой переправой через Днепр, которой советские войска могли воспользоваться для форсирования реки с ходу. Поэтому в первых числах сентября 1943 года к зданию ГЭС прибыл состав из двенадцати вагонов с взрывчаткой и авиабомбами, к которым через месяц прибавились еще семнадцать вагонов с таким же грузом.

Этого огромного количества взрывчатки оказалось, однако, мало для уничтожения гигантского сооружения обычным путем. Плотину фашисты хотели разрушить до основания, и для этого требовалось куда больше средств, а к концу 1943 года они уже ими не располагали. Приходилось подумать о том, чтобы добиться максимального эффекта при помощи искусственных средств. Для этого начали буровые работы на плотине и спешно выдолбили специальные камеры в бетонном массиве: наглухо забетонировав в огромных камерах взрывчатку, подрывники надеялись значительно увеличить силу взрыва и таким образом добиться своего.

К моменту, когда наши войска подошли к плотине, приготовления были закончены. Заминированная плотина стояла, окутанная декабрьской дымкой, почти целая, но уже обреченная — рука разрушителя лежала на роковом рубильнике, готовая в любую минуту включить ток. Плотина была своеобразной заложницей: достаточно было нашим подразделениям сделать неосторожное движение в сторону правого берега, и она взлетела бы в воздух.

Немцы, однако, надеялись, что наши войска не сделают неосторожного шага. Они понимали, что Днепрогэс для нас не только огромное достояние, но и святыня. Они были уверены, что этим мы не рискнем. Есть основания предполагать, что именно по этой причине они не убрались за Днепр из левобережных плавней, хотя на всем огромном протяжении от Лоева до Днепропетровска советские войска уже давно форсировали Днепр. В руках у них был заложник — Днепрогэс, шантажируя нас, они, видимо, собирались удержаться на южном левобережье до весны, сохраняя удобный плацдарм, с которого можно будет начать весеннее наступление в будущем. И хотя рубильник находился в их руках, они не хотели бы им воспользоваться тотчас же: если бы мы их вынудили взорвать плотину, днепровские воды уничтожили бы все их низководные переправы и затопили дивизии, окопавшиеся на левом берегу.

Создалась любопытная ситуация своеобразной «холодной войны»: мы боялись вступить на плотину, понимая, что немцы вынуждены будут ее разрушить; немцы же опасались, что, если им придется ее взорвать, погибнут их войска, зимующие в низовых плавнях, и во всем их фронте на юге образуется огромная брешь.

Началось состязание разведчиков — соревнование хитрости и находчивости двух воюющих армий, война нервов, которая, как это бывает всегда в подобных случаях, окончилась открытым столкновением огромных военных масс. И в этой «холодной войне» победили несколько советских солдат, спасших великую электростанцию и открывших путь нашим дивизиям для переправы в этих местах.

Вот как почти в буквальном пересказе выглядят некоторые эпизоды этой операции по донесениям гвардии капитана Сошинского на имя начальника штаба инженерных войск армии.

…Часть плотины уже обследована. Чтобы добраться до головы плотины, находящейся на правом берегу, оставалось преодолеть еще три последних быка. Эту важную и ответственную задачу возложили на гвардии младшего лейтенанта Курузова, сержанта Ямалова, рядовых Шабанова и Стародубова. В течение суток они готовили штурмовые веревочные лестницы и другие необходимые приспособления.

Ночью группа спустилась с уступа, образовавшегося в плотине после взрыва подкранового моста. Около пятнадцатого быка был обнаружен свисающий сверху трос, прикрепленный к большому железному кольцу, вделанному в бетонную стену на расстоянии двух с половиной метров от вершины. Между тросом и стеной повисла огромная глыба бетона. Ямалов решил взобраться по тросу, но попытка не удалась — гитлеровцы предусмотрительно смазали трос солидолом. Руки скользили по смазке, часть раскачивающейся глыбы сорвалась, чуть было не раздавив стоявших внизу товарищей.

Пришлось вернуться. Днем бойцы изготовили специальные когти, при помощи которых надеялись осилить скользкий трос. Но воспользоваться ими не удалось — трос находился слишком близко от стены. Оставалось единственное — любой ценой взобраться по нему на руках, так как никакого другого способа невозможно было придумать.

На этот раз решил попытать счастья младший лейтенант Курузов. Он подтягивался на одной руке, удерживал на ней свое тело, а другой рукой в это время протирал трос тряпкой, пропитанной керосином, чуть повыше. Затем приподымался на другой руке и протирал трос еще выше. Действовать приходилось с крайней осторожностью, чтобы не сдвинуть с места остаток глыбы, которая также могла рухнуть от малейшего колебания троса.

Для такого продвижения нужны были необыкновенные физические усилия, на которые в обычных условиях не способен даже тренированный атлет. Курузов все же добрался до глыбы, еще раз подтянулся и в страшном напряжении плавно перевалил через нее.

До вершины быка оставалось еще два с половиной метра. Теперь младший лейтенант уже находился на огромной высоте, а внизу клокотала вода и зияла бездонная пропасть. Перед Курузовым была совершенно ровная стена, зацепиться не за что. Он осторожно засунул сапог в железное кольцо и, цепляясь за гладкую стену окровавленными руками, выпрямился. До вершины оставалось всего шестьдесят сантиметров, а когда он поднял руки, остался сущий пустяк, но его преодолеть было невозможно.