Мост Убийц
Шрифт:
Она произнесла это очень естественно. Потом взяла позолоченный металлический кувшин, наполнила вином два бокала красного стекла — капитану и мне. Поставила их на серебряный поднос.
— Немудрено, — ответил я. — Боится, ей откажут от места.
Капитан скептически покачал головой. Он был зверь битый и травленый.
— Нет… Нутром чую: это — другой страх… А в сортах страха я разбираюсь недурно.
— Как тогда еще это объяснить?
Я потер шею, которая сильно ныла после драки. Еще очень больно было двигать локтем. После полученных ударов и напряжения всех сил я и одеться-то сумел с большим трудом — еле натянул штаны, сорочку
— Ничего нет особенного в том, что паж блудит с девкой… Но ты бы мог сказать мне об этом.
Удрученный не столько болью, сколько этим упреком, я покосился на донну Ливию и снова стал растирать локоть.
— Я — не паж, а она — не то, что вы сказали. Да и зачем трубить о том на всех углах?
И остановился. Капитан, как будто ничего не слыша, продолжал созерцать меня ледяным взором.
— Надеюсь, ты хоть язык не распустил.
Эти слова меня задели. И сильно.
— Смотря в каком смысле, — отвечал я двусмысленно.
— Подумай хорошенько, вспомни, — продолжал капитан, пропустив дерзкую реплику мимо ушей. — Ничего не выболтал?
— Нет, насколько помню.
— Она расспрашивала тебя о чем-нибудь? Выведывала? Кто я такой, например? Или что мы тут делаем?
— Нет вроде бы…
— Вроде или точно?
Я взглянул ему прямо в глаза и сказал, как мог, спокойно:
— Я ничего ей не сказал.
Алатристе снова как будто не слышал — рассматривал меня, не меняясь в лице. Потом медленно поднял руку, протянул ее ко мне, потом показал на себя:
— Это может стоить головы нам с тобой. И ей тоже. — Он обвел рукой комнату так, что жест охватил и донну Ливию, которая молча сидела на диване и слушала.
Такое недоверие опечалило меня всерьез. Я не заслуживал подобного.
— Много лет мы с вашей милостью работаем вместе, — возразил я.
На этот раз показалось, что он как будто позволил себя убедить, потому что наконец слегка кивнул. Потом посмотрел на Тальяпьеру, как бы показывая, что надо искать другие объяснения.
— Боюсь, это был не гондольеро. Или не только гондольеро.
Капитан провел двумя пальцами по усам. Подошел к столу, взял бокал вина. Задумчиво подержал его на весу.
— Может быть, — согласился он через мгновение.
— Вы не осчусчали за суобой… как сказать?.. сорвельятто? Слеж-жки?
— Слежки? Не знаю. — Он сделал глоток, оценил вкус и стал пить дальше. — Мне все подозрительно, но наверное сказать не могу.
— И я тоже.
Капитан Алатристе взглянул на запертую дверь. А я представил по ту сторону Люциетту, ревущую в три ручья от страха за свою судьбу. Но в душу мне невольно прокралось сомнение: а в самом ли деле этот гондольер был ревнивым поклонником?
— Она и могла быть соглядатаем.
Донна Ливия согласилась. Могла, сказала она. А наблюдение в городе могли поручить шпионам Инквизиции, напрямую подчиненной Совету Десяти и отдававшей приказы и сенаторам, и купцам, и лавочникам, и лакеям. Слушая бывшую куртизанку, я убедился, что у нее — очень приятный, слегка хрипловатый
голос, который в другое время доставил бы мне большое удовольствие; в другое время, а не сейчас, когда воображение мое было занято тюремными подвалами Сан-Марко, расположенными невдалеке от Моста Вздохов. От одной мысли, что там придется окончить свои дни, мурашки бежали по коже, а ведь я был не из пугливых. Я поглядел на свой бокал на подносе, но так и не дотронулся до вина. От тяжких дум пересохло во рту, однако я не хотел пить в присутствии капитана. Как-нибудь в другой раз. Тем более что капитан не сробеет выпить за двоих — хоть в эту ночь, хоть в любую другую.— Венеция — маленький остров, — заключила донна Ливия. — Риббка в сети соглядатаев, доносчиков и убийц.
Капитан тем временем осушил бокал и прищелкнул языком. Утер влажные усы.
— Если уж вцепились в кость — не выпустят, — согласился он.
— Это может быть всего лишь оббичние миеры бедзопасности… Вы ведь оба, синьоры — спаньюоли… испанцци… И это оправдывает некоторые внимание властей…
— Что возвращает нас к вашей Люциетте.
Капитан замолчал, подошел к столу и налил себе еще.
— Если дело касается инквизиции, — сказал он, сделав новый глоток и глядя на меня, — девушка должна знать, что именно ее попросили выяснить… И любопытно, по своей ли охоте она с тобой спала или ей это поручили.
— Чего другого, а охоты хватало.
— Надобно ее расспросить.
— Да ведь мы уже спрашивали… — возразил я в смущении.
— Поглубже копнем.
Он произнес эти два слова очень холодно и перевел глаза на Тальяпьеру. Та моргнула, и легкое движение век встревожило меня несказанно. Спокойствие этой дамы беспокоило еще сильней, чем тон капитана.
— Ставки в этой игре высоки, — продолжал тот, обращаясь вроде бы ко мне, но глядя на куртизанку. — На кону — большое дело и многие жизни. Включая и вашу, синьора.
— Люциетта слуджит у меня всего полгода.
Донна Ливия говорила неторопливо, с расстановкой, словно раздумывая вслух. Как медленно осваивалась с какой-то неприятной мыслью.
— Еще люди есть в доме?
— Ниэт. Никого.
— У нее есть семья?
— Она сирота. Из Мадзорбо.
— Значит, никто ее не хватится?
Последовала пауза. Вероятно, короткая, хотя мне она показалась вечностью.
— Никто.
Тут я, не веря своим ушам, не выдержал:
— А что потом? Даже если она шпионила за нами, что с ней делать? Ну, допросим — а потом? Надеюсь, вы, сударыня, и вы, сеньор капитан, не собираетесь пустить ее вплавь по каналам? А? Или намереваетесь?
И, увидев, как Алатристе взглянул на Тальяпьеру, понял, что именно эта мысль давно уже пришла ему в голову. Он сделал еще глоток, потом еще, не спуская при этом с донны Ливии глаз. Так, как будто последнее слово оставалось за ней.
— Остается всего тре джорни… три дня, — невозмутимо сказала она. — Можем пока подержать ее вдзаперти.
— Где?
— В надежном месте.
— А потом?
— А потом уже будет все равно.
Капитан поставил бокал на поднос. Интересно, сказал я себе, нальет ли третий. Он было шевельнул рукой, словно намереваясь сделать это, но на полдороге передумал.
— Если что пойдет не так, она может вас, сударыня, заложить.
Куртизанка отчужденно улыбнулась. Все еще красивые губы изогнулись в усмешке необыкновенно пренебрежительной.