Мотылек летит на пламя

— Мисс Айрин! Вы вернулись! Не стреляйте! Мисс Сара здесь ни при чем. Это я виновата в том, что мистер Уильям и мистер Юджин унесли вашего ребенка!

Айрин обернулась и опустила руку с револьвером. В ее взоре промелькнула растерянность.

— Ты?

— Да, я. Я вызвалась посидеть возле вас, чтобы дать маме отдохнуть, и случайно заснула.

— Ты говоришь, они унесли его? Куда?

— Этого я не знаю.

— Твой ребенок жив, отец говорил мне об этом, — подала голос Сара. — Я ездила в Чарльстон и виделась с человеком, которому отдали мальчика, но он ничего мне не сказал.

— Где мистер Уильям?

— Он умер от раны.

Айрин вздрогнула.

— А твой брат?

— Юджин пропал без вести в самом начале войны.

— Мистер Китинг здесь?

— Он уехал сразу после того, как вас увезли из поместья. Все это время я не имела от него никаких вестей, — застенчиво проговорила Лила. Потом вдруг встрепенулась, и ее лицо просветлело. — Мисс Айрин, Алан передал вам послание через негритянскую почту! Он просил сообщить, что жив, что добрался до Севера и непременно приедет за вами! Правда, это было еще до войны…

Сара, также впервые услышавшая об этом, не отрываясь, смотрела на Айрин, щеки которой не порозовели, а глаза не вспыхнули от радости. Она только кивнула, как будто ей сообщили что-то совершенно заурядное.

Если б в ее груди растворилась та глыба свинца, которая ежесекундно давила ей на сердце, к нему бы вернулась способность испытывать прежние чувства. Пришел миг, когда чья-то таинственная рука остановила поток хлещущей через край боли и наступило спасительное забвение. Алан превратился в призрачное воспоминание, ребенок стал единственной, но далекой надеждой.

Айрин не удалось прорваться в Чарльстон: на дорогах стояли войска Конфедерации, и ей пришлось повернуть назад.

Она перенесла этот удар и принялась ждать. Она больше не полагалась на людей: лишь на судьбу и на время.

Айрин не просила позволения остаться в Темре, она просто заняла одну из комнат, как и место за столом. Револьвер она держала при себе. Негры ее не боялись, зато Саре пришлось сжать чувства в кулак. Как бы она ни была возмущена и встревожена, ей оставалось только молчать и терпеть.

Янки приближались, но приближалось и время посева хлопка. Однажды за завтраком Сара обмолвилась о том, что на следующей неделе необходимо приступить к полевым работам.

— Не представляю, как мы справимся. У нас осталось мало негров…

— Никогда не слыхала о религии, которая призывает молиться хлопку. Похоже, ты единственная, кто ее исповедует. Вот и выращивай хлопок сама! — неожиданно заявила Айрин.

Воцарилось молчание.

— Я? — осторожно промолвила Сара.

— Да. Ведь это твоя земля, — сказала Айрин и обратилась к Касси: — Позови Лилу!

Чернокожая горничная содрогнулась под взглядом Айрин, взглядом тигра, сидящего в засаде, и беспрекословно повиновалась. Презрение Касси к новоявленной родственнице семейства О’Келли уступило место смертельному страху.

Когда мулатка вошла, Айрин сказала:

— Садись. — И придвинула стул.

Лила замерла.

— Но я…

— Если ты собираешься замуж за белого мужчину, тебе необходимо привыкнуть сидеть за этим столом. Тебе, а не Касси — потому что она ни дня не проработала на плантации! Завтра мисс Сара отправится сеять хлопок и покажет пример своим слугам! — заявила Айрин и, перехватив взгляд кузины, от которого любой другой человек превратился бы в соляной столб, спокойно добавила: — Я тоже пойду. Я ирландка, а ирландцы привыкли работать на земле.

Касси демонстративно явилась в поле в форменном платье горничной, и ее стенания в первые же полчаса работы так допекли Айрин, что та прогнала негритянку в дом. От Арчи тоже не было толку — отослали и его. Остальные как будто годились для работы — даже белые руки хозяйки Темры, привыкшие ласкать клавиши пианино, послушно рыхлили землю.

В конце концов Сара О’Келли была потомком пионеров, которые не отступали ни перед какими трудностями.

Айрин долго работала молча, потом вдруг спросила:

— Я слышала, ты вышла замуж?

— Да, за управляющего, мистера Фоера.

— Зачем?

Саре был понятен смысл вопроса. Можно найти тихую пристань в браке по расчету, испытав неразделенную любовь, но как объяснить ее поступок?

— Из-за Темры.

— Темра не стоит таких жертв! — сказала Айрин. — То, что ты совершила, гораздо хуже того, в чем обвиняли меня!

Сара выпрямилась. Ее взгляд прожигал насквозь.

— Нет. Разврат преступнее расчета.

— Это была любовь. Любовь способна раздвинуть любые границы, ею можно оправдать все. Время показало, что была права я, а не вы. Рабов больше нет. И может статься, вскоре многие плантаторы лишатся своих владений. — Сара молчала, а Айрин продолжила: — «Это значит сеять ветер, чтобы пожать ураган, который вскоре налетит» — такие строки написал поэт Лонгфелло, и они как нельзя лучше выражают то, что вы сделали. Южане сами себя наказали. Так же, как и ты.

Хотя было по-весеннему прохладно, вскоре им стало жарко: пот стекал со лба на ресницы, слепил глаза. На губах появился солоноватый привкус, и приходилось то и дело прикладываться к тыквенной бутыли с водой.

В какой-то миг Айрин выпрямила спину и потянулась, намереваясь немного передохнуть, как вдруг увидела Касси, которая бежала через поле, размахивая руками и что-то крича, а главное — не заботясь о туфлях и платье. Ветер уносил ее крик в сторону, но Айрин догадалась.

— Янки, янки, янки!

— Янки, — спокойно повторила Айрин. — Они пришли.

Сара мигом утратила самообладание.

— Боже, что делать?!

— Ничего. Они существа из плоти и крови. Они смертны. И способны испытывать страх.

— Нам их не напугать!

— Знаю. Главное, что они не смогли испугать нас.

Они созвали негров и пошли через поле к дому.

В имении царил переполох, синий цвет мундиров заслонил белый свет, отовсюду доносилось бряцанье оружия, грубая ругань, стук сапог. Часть солдат побежала вверх по лестнице, другие бросились к хозяйственным постройкам, кто-то шмыгнул на кухню. Слышался звон посуды, истошные крики домашней птицы и животных.

Сару охватило противное, липкое, леденящее душу чувство: будто чья-то чужая рука шарила у нее по груди.

Из дома с визгом выскочила Трейси, за которой гнался солдат. Его остановил молодой сержант.

— Погоди, не время. Этим можно заняться ночью.

Сара содрогнулась от ужаса.

— Они нас обесчестят!

— Пусть только попробуют подойти, — прошептала Айрин.

— Кто вы, леди? — довольно миролюбиво спросил молодой сержант, когда Айрин и Сара подошли к крыльцу.

— Я Сара О’Келли. Это мое имение.