Мотылёк над жемчужным пламенем
Шрифт:
– Тогда в чем дело?
– В людях…Ты никогда не узнаешь как это, когда десятки глаз смотрят на тебя с непередаваемым отвращением, будто ты убийца или маньяк. Я почувствовал себя таким ничтожеством…
– Перестань. Это они – ничтожество. Им не дано понять, что это не приговор. А вот их примитивность едва ли чем излечишь, – я хотела говорить непринужденно, дабы подбодрить Витю, но он не желал разговаривать.
Какое-то время мы просто молчали, каждый думал о своем, но на фоне сильных переживаний, нас обоих сморило. Только во сне я смогла хоть немного расслабиться.
Нас
– А кто-то сейчас по попке получит, – смеясь, протянул Витя и мне стало совсем не по себе. – На твоем месте, я бы перестал меня обнимать, ибо нутром чувствую, быть большой беде.
В этом Витя был прав, через секунду в комнату залетела растрепанная мать и даже не дала времени отпрянуть от парня. Ее бешенный взгляд оставил на мне болевой след. Она была в ярости.
– Да как ты смеешь?! – заорала она, вцепилась в мою штанину, и стала стаскивать с кровати. – Мне звонили из школы! Я все знаю! Боже, у меня нет слов! Собирайся! Мы уходим! Чтобы я больше не видела вас вместе! Никогда!
Почувствовав необъяснимое отвращение к собственной матери, я стала сопротивляться. Она ничем не отличалась от тех аморалов, что сначала кидают камень, а только потом выслушивают. Однако мама и слушать бы не стала.
– Отпусти меня! Что ты делаешь? – воспротивилась я, борясь с желанием оттолкнуть ее. – Что ты делаешь, мама! Отпусти!
– Ты больше белого света не увидишь, тебе ясно?! Мы завтра же отправимся к врачу! Скажи, ты спала с ним?! Спала или нет?! Если так, я убью его!
– Прекрати, ты делаешь мне больно!
На крики прибежал Анатолий, потерянный мужчина неустанно повторял: «Женщина, что вы творите? Женщина, успокойтесь!». Витя не стал наблюдать за всей вакханалией и лениво приподнявшись с кровати, без эмоций проговорил:
– Ты не слышала, Таня? Ей больно. Отпусти.
– Заткнись, – прорычала она тыча в Витю пальцем. Ее челюсть ходила ходуном. Она не скрывала яда в голосе. Не скрывала омерзения. – Ты, ублюдок, еще раз прикоснешься к моей дочери и я…
Сгорая от ненависти, она не сдержалась и влепила ему обжигающую пощечину, на что Витя лишь хохотнул. Почему она так его ненавидит? Я прекрасно знала, что мать умела держать себя в руках, но сейчас она была неконтролируемая. Неужели новость о болезни ее так разозлила?
– Я останусь с Витей! Я не пойду с тобой! – слезы хлынули из глаз, сопротивляться им не имело смыла. Мне было жаль себя. Мне было жаль Витю. Мне было жаль нас. Тех, против кого целый мир. – Я останусь с ним!
После этого заявления мать вцепилась в мои плечи и начала толкать к выходу.
– Я даже слушать ничего не хочу! Ты пойдешь, или я вызову полицию! Я позвоню отцу и тогда вам всем несдобровать!
Вырвавшись из ее хватки, я
метнулась к Звягину, но тот меня остановил.– Все в порядке, Варя. Иди домой, – последнее прозвучало как приказ. – Поверь, так будет лучше. И, пожалуйста, перестань плакать.
У меня началась сильная истерика, но дабы не усложнять ситуацию, я пошла за матерью. Она поставила на уши весь подъезд, а могла поставить дом.
Я очень надеялась, что прогулка по свежему остудит ее, поуспокоит, однако дома меня ждал больший концерт.
– Арина! Миша! Поднимайтесь! – с таким лозунгом мать забежала в дом. Она не думала отпускать мое запястье, отчего мне казалось, что моя рука вот-вот оторвется. – Поднимайтесь! Это срочно! Беда!
– Что такое? – спросил заспанный отец, выйдя из комнаты. – Почему ты кричишь? Что случилось?
– Случилось, случилось, – беспрерывно повторяла она, а потом вовсе начала захлебываться слюнями. – Случилось страшное… Боже, как так? Как?
– Таня, что с тобой? Варя, что происходит?
Обессиленная, я лишь покачала головой и опустила заплаканные глаза.
– Он все тут трогал! Все трогал! Кто запустил его в наш дом?
На кухне послушался шум разбивающейся посуды. Мать метала тарелками и срывала скатерть со стола. Проснувшаяся Ариша громко заплакала, а мы с отцом попытались успокоить обезумившую женщину.
– С какой кружки он пил?! С какой?! – кричала она, но бросала на пол все до одной. – Я не помню, он дотрагивался до штор? До них он дотрагивался? Тут нужно все сжечь! – следом она начала посыпать пол бытовым порошком.
Тошнота подступила к горлу. Мне стало мерзко.
– Это так не предается, мама! Не веди себя так! Это глупо!
– Что не передается? – папа был обескуражен. Такую мать он видел впервые. – Кто-нибудь объяснит мне?
Мама перевела дыхание и истерично рассмеялась.
– А то, что друг нашей Вареньки, болеет СПИДом!
Страшное слово полоснуло бритвой по сердцe.
– Это не так! Это не правда!
– Замолчи, дура! – пригрозила она мне. – Если ты спала с ним, если только…
– Что? – разревелась я. – Сожжешь меня тоже?
– Сожгу, если потребуется!
Папа обхватил ее руками и попытался усадить, но та вырвалась и побежала к плачущей Арине.
– Послушай, дочка, дядя Витя трогал твои фигурки? Их нужно выкинуть!
– Нет! – плакал ребенок. – Дядя Витя ничего не трогал!
– Не ври мне, девочка. Мы все выкинем. Не плачь. Я куплю тебе новые игрушки.
Не в силах больше наблюдать за всем этим безумием я спряталась в комнате. Слезы душили. Сердце болело так, что казалось вот-вот разорвется на части. Мне было жаль, что я живу в таком жестоком мире. Мне было жаль, что у моей матери холодное сердце. Мне было жаль, что во мне течет ее кровь.
Не дозвонившись Вите, я сползла вниз по стенке. Плакала. Мне хотелось прийти к нему, обнять его, но сейчас это было попросту невозможно. После долгого затишья эта ситуация, как удар под дых. Мы только порадовались свету, а теперь нас снова накрыла тьма. Счастье улетело от нас, лишь минуту посидев на плече…