Мотылёк

– Если бы этот гладкий камень мог рассказать нам о думах Дрейфуса… – сказала она, ласково погладив его рукой. – Папийон, мы с вами видимся сегодня в последний раз. Я это чувствую, ведь вы совсем недавно говорили, что собираетесь бежать. Я буду молиться за вас. Но перед тем, как вы решитесь, прошу вас, придите сюда, постойте у этой скамьи немного и, дотронувшись до камня, как это сделала сейчас я, попрощайтесь со мной.

Комендант разрешил мне в любое время посылать доктору крабов и рыбу. Сантори не возражает.

– До свидания, доктор. До свидания, мадам.

Я с грустью машу им рукой, перед тем как лодка отчаливает от берега. Мадам Гибер смотрит на меня, как бы желая сказать на прощанье: «Помни о нас всегда, и мы тебя тоже не забудем».

Скамья Дрейфуса находится на северном мысе острова, метров на сорок пять возвышаясь над уровнем моря.

Сегодня я не пошел на рыбалку: у меня в садке около сотни килограммов рыбы, а в железной бочке с полтысячи крабов. Можно и отдохнуть немного – хватит всем: и доктору, и Сантори, и нам с китайцем.

Шел 1941 год. Уже одиннадцать лет, как я в тюрьме. Мне тридцать пять. Лучшие годы жизни прошли либо в камере, либо в карцере. И только семь месяцев из них я дышал свободой среди индейцев. Детям моим, если им суждено было появиться на свет от моих жен-индианок, исполнилось уже восемь лет. Страшно подумать! Как быстро пролетело время! Но стоит оглянуться назад, сразу видишь, как невыносимо долго тянулись эти часы и минуты, они, словно острые шипы, рассеяны на моем пути на голгофу.

Тридцать пять! Где теперь Монмартр, Плас-Бланш, Пигаль, танцы в «Пти-Жарден», бульвар Клиши?! Где Ненетта с лицом мадонны? В зале суда ее большие черные глаза, как и тогда, смотрят на меня, в отчаянии она кричит: «Не волнуйся, милый! Я тебя найду!» Где Рэймон Юбер с его «Нас оправдают!»? Где эти вонючие присяжные, аж двенадцать человек? Где прокурор? Что стало с отцом и сестрами под немцами?

Столько раз бежать! А сколько? Что ж, давайте разберемся.

Первый раз я бежал из больницы, оглушив перед этим багров.

Второй раз – из Риоачи в Колумбии. Отличный побег, удавшийся до конца. Почему я ушел от индейцев? По телу пробежала любовная истома. Я снова погрузился в мир ощущений, испытанных мной, когда я занимался любовью с сестрами-индианками.

Затем третий, четвертый, пятый и шестой в Барранкилье. Сколько неудач! А во время мессы – какой провал! Динамит подкачал, Клузио зацепился штанами! Даже снотворное и то вовремя не сработало!

Седьмой на Руаяле, когда нас выдал этот выродок Бебер Селье. Если бы не его донос, нас бы точно ждала удача. Если бы он не квакнул, мы бы с Карбоньери уже давно были на свободе.

Восьмой, и последний, из дурдома. Ошибка, большая ошибка с моей стороны. Нашел кому доверить найти спуск к воде! Итальянцу! Ему бы спуститься всего на двести метров ниже, у скотобойни, – и то легче было бы отчалить.

Скамья Дрейфуса, человека, невинно осужденного и нашедшего в себе мужество не расстаться с жизнью, да сослужит она мне хорошую службу! Ни в коем случае не признавать себя побежденным! Настойчиво готовиться к новому побегу!

Да, этот гладко отполированный камень, нависший над раскрытым зевом скал, в котором непрестанно и сердито плещутся волны, должен придать мне сил и стать примером. Дрейфус боролся до конца. Правда, за него вступился Эмиль Золя в своем знаменитом памфлете «Я обвиняю!». И тем не менее, если бы Дрейфус не закалился в борьбе с несправедливостью, он наверняка бросился бы с этого камня в морскую пучину. Но он выдержал удар, и я должен сделать ничуть не меньше, причем из девиза «победить или умереть» надо вычеркнуть последнее слово. Только победить и быть свободным!

Долгие часы провожу я здесь, сидя на скамье Дрейфуса. Мысли блуждают и переносят меня в розовое будущее. Глаза слепит мощный свет солнца и платиновый отблеск от гребней волн. В такие минуты я смотрю на море и не вижу его. Но мне знакомы все мыслимые и немыслимые причуды гонимых ветром волн. Море без устали набрасывается на скалы, наиболее удаленные от острова. Оно их хлещет, рыщет вокруг и донага раздевает, как бы приговаривая: «Поди прочь, Дьявол! Не стой на моем пути к материку. Исчезни. Я разрушу тебя и разгрызу по кусочкам. Поди прочь, Дьявол!» Когда на море разыгрывается шторм, оно в своей восторженной стихии со страшной силой обрушивается на скалы, не только разрушая и размывая их, но и подтачивая снизу, врываясь во все уголки и расщелины этих гигантов, которые, в свою очередь, говорят: «Здесь не пройдешь».

Тогда-то я и сделал для себя важное открытие. Как раз под скамьей Дрейфуса два огромных горбатых камня образуют подкову от пяти до шести метров шириной, посередине которой поднимается утес. Масса воды, накатываемая волной и обжимаемая подковой, не разбегается в стороны, а вся целиком отступает назад, в море.

Почему это так важно? Если броситься в воду с мешком кокосовых орехов как раз в тот момент, когда волна заполняет подкову, она обязательно подхватит меня и, откатываясь, вынесет в море.

Я знаю, где можно достать джутовые мешки – их сколько угодно в свинарнике, мы в них собираем кокосовые орехи.

Прежде всего надо проделать опыт. Самые сильные приливы и высокие волны – в период полнолуния. Его и следует подождать.

Прочный джутовый мешок, заполненный сухими кокосовыми орехами, был спрятан кем-то в гроте, куда можно было проникнуть, только нырнув под воду. Этот грот я обнаружил однажды, когда охотился за лангустами: великое множество их устроилось на своде грота, в который поступал воздух только во время отлива. К мешку с кокосами я привязал другой мешок, положив в него камень килограммов на тридцать пять – сорок. Поскольку я собирался отправиться в плавание на двух мешках, а не на одном, то, учитывая, что мой вес равен семидесяти килограммам, я полагал, что все пропорции будут выдержаны.

Предпринятый эксперимент заставил меня здорово поволноваться. Эта часть острова наиболее подходящая для успешного выполнения задуманного предприятия. Никому и в голову не могло бы прийти, что кто-то рискнет бежать отсюда, поскольку это самый открытый для волн участок и на первый взгляд самый опасный.

И все-таки это единственное место, откуда, если удастся оторваться от берега, меня вынесет в открытое море и не прибьет к Руаялю. Поэтому именно отсюда и надо бежать.

Мешки с кокосовыми орехами и камнем очень тяжелые, и мне одному их не унести. И нельзя мешки тащить волоком: могут порваться. Кроме того, скалы скользкие и липкие и постоянно окатываются водой. Я поговорил с Чаном, и он вызвался мне помочь. Чан прихватил с собой рыболовные снасти, в основном донки и наживку: если нас неожиданно прихватят, можно будет сказать, что мы собираемся ловить акул.

– Так, Чан, еще немножко. Вот и хорошо.

Полная луна освещала место действия. Кругом все видно, как днем. Шум от дробящихся о камни волн оглушает.

– Готов, Папийон? – спрашивает Чан. – Бросай.

Волна метров пять высотой вздыбилась, яростно обрушилась на скалу и разбилась под нами. Однако удар волны так силен, что гребень ее выплеснулся наверх и окатил нас с ног до головы. Но это не помешало нам бросить мешок именно в тот момент, когда вода достигла самой высокой отметки, готовясь осесть и отхлынуть назад. Мешок, словно соломинку, выкинуло в море.