Мотыльки

– А если меня с ним поймают?

– Кто? Полиции его не показывай, конечно же, а свидетели… Много ты знаешь людей, которые в курсе, как выглядит настоящее удостоверение сотрудника следственного комитета? Ну, или той же полиции?

– Ну-у-у…

– То-то и оно, наши люди в такие документы не всматриваются, не говоря уже о проверке на достоверность. Без надобности не свети им, да в руки никому не давай, и всё. При опросе свидетелей иногда попадается такой класс людей, которым обязательно нужно увидеть «какой-нибудь официальный документ» – вот для таких и держи корочку при себе.

Спустя несколько часов удостоверение новоиспеченного младшего следователя Полины Романовой было готово, а Богдан уехал в Комсомольск, оставив девушке досье тех, с кем ей предстояло поговорить. Остаток дня она провела в постели в окружении документов, изучая и запоминая всё, что могло в дальнейшем пригодиться.

Глава 11

В полдень Полина отправилась в комнату за рюкзаком и, проходя мимо большого зеркала, осознала не замеченную до сих пор проблему: её образ совсем не подходил для следователя, роль которого ей предстояло сыграть. Немного подумав, девушка направилась в спальню тёти и, подойдя к гардеробу, отодвинула дверцу в сторону. Раздался грохот – дверь так хорошо скользила, что лёгкого толчка хватило, чтобы та с силой ударилась о стенку шкафа. Проверив, не сломалась ли конструкция, Полина заглянула внутрь и увидела вполне подходящее бежевое пальто, модные узкие брюки, а на полке сверху – несколько сумок разного формата. Примерив на себя новый образ, она с облегчением вздохнула, переложила необходимые вещи во вместительный кожаный портфель и немедля отправилась по первому адресу – к жившей в Комсомольске семье Елисея.

Старая, дышащая на ладан хрущёвка, казалось, вот-вот развалится. Удивительно, как «временные» дома, планировавшиеся на тридцать лет, уже трижды превышают этот лимит и, судя по всему, никто не собирается их расселять.

Полина вошла в распахнутую дверь, подпертую бетонным блоком, и на какое-то время ей показалось, что она ослепла: несмотря на солнечную погоду, в подъезде царил полумрак, поэтому глазам пришлось дать время привыкнуть. Проверив ещё раз номер квартиры и убедившись в том, что удостоверение при ней, девушка двинулась вверх по лестнице.

Запачканные стены были выкрашены в зелёный – типичный цвет подъездов в любом городе России. Интересно, что никаких норм и предписаний о том, в какой цвет красить стены, нет. После войны осталось огромное количество зелёной краски, которую использовали для камуфлирования военной техники, из-за чего её решили использовать в новых домах. В данной постройке зелёная краска кончалась на уровне плечей взрослого человека, и для этого тоже есть причина – экономия краски, ведь побелка, покрывающая верхнюю часть стены, значительно дешевле. Кроме того, нижняя часть стены больше пачкается, а на краске, особенно зелёной и синей, это менее заметно и легче отмывается. Данная традиция сохранилась до сих пор, и хотя в новых домах жильцы сами могут определить цвет, мало кто из них об этом знает.

Дверь в квартиру, где жили родственники Елисея, выглядела изрядно обшарпанной, и казалось, что её не меняли со времён постройки дома: старый потёртый дермантин висел клочьями, а ручка облупилась и местами покрылась ржавчиной. Полина заранее включила диктофон, убрала его в карман и нажала на кнопку, расположенную рядом с номером квартиры. Раздалось громкое дребезжание звонка. Спустя мгновение послышались шаркающие шаги, дверь приоткрылась, и наружу выглянула худая женщина, лицо которой имело нездоровый пепельный цвет, а под глазами налились тёмные мешки.

– Вам кого? – с усилием выдавила она.

– Здравствуйте. Меня зовут Полина Романова, следственный комитет, – девушка раскрыла удостоверение и спустя мгновение убрала его в карман. – Вы Дарья Яковлева?

Женщина кивнула и приоткрыла дверь шире. Полина явственно ощутила запах корвалола, валерьянки и чего-то ещё. Казалось, что так пахнет горе.

– Мне необходимо поговорить с вами о вашем сыне. Могу я войти?

– Да, проходите.

Обстановка в квартире была бедной, но уютной. Чувствовалось, что за этой квартирой следят, несмотря на отсутствие ремонта и наличие мебели, которая, возможно, была старше самой хозяйки. В гостиной Дарья и Полина сели в кресло и на диван по разные стороны от небольшого столика.

– Ко мне уже приходили из полиции, я вам всё рассказывала, но толку никакого, – с досадой произнесла женщина.

– Понимаю вас, но я не из полиции. Мы совсем другая структура. И я бы хотела лично у вас узнать подробности про…

– Да что вам всем нужно?! Приходите сюда, вопросы задаёте каждый раз одни и те же, ворошите прошлое! Мой сын пропал восемь месяцев назад, восемь! И никто ничего не делает всё это время! Я не знаю, жив ли мой мальчик, а вы всё с расспросами своими! – внезапно закричала Дарья, а после заплакала, закрыв лицо руками.

Ошарашенная Полина сначала в ступоре посмотрела на собеседницу, а после подсела к ней и приобняла за плечи.

– Тише, тише, успокойтесь. Я даже представить не могу, каково вам, но мы не местная полиция, которой ни до кого нет дела. Наша задача – найти вашего сына и наказать виновных, но для этого мне нужна ваша помощь.

Дарья уткнулась в плечо девушке и заплакала ещё громче. Та поняла, что ей нужно время, и через пару минут несчастная мать немного успокоилась, перестав ронять слёзы. Она взяла платок с тумбы у дивана и промокнула слёзы с глаз, после чего обратилась к Полине:

– Извините меня, вспылила. Я уже который месяц сама не своя, вся на нервах. Всё сижу и жду, боюсь самого страшного.

– Вам не нужно извиняться. Если хотите, я могу прийти в другое время.

– Нет-нет, не надо. Спрашивайте всё, что хотите, я отвечу. Вы хороший человек, и как женщина наверняка меня лучше понимаете, и, может, хотя бы вы сможете найти моего Елисея.

– Расскажите мне, когда вы в последний раз видели сына, не было ли перед этим каких-то странных событий, угроз, есть ли у вас подозрения или версии – мне интересно всё.

Конец ознакомительного фрагмента.