Мой бывший враг

Однако невыносимее всего было осознавать, что я для нее обуза, что отравляю ей жизнь. Она ведь и не жила по-настоящему. Училась, работала, ещё и ухаживала за мной. Я чувствовал, какой измотанной она была. Приходила поздно и такая уставшая, что даже говорила еле-еле. Вяло, потухшим голосом.

Я, как мог, конечно, помогал, что-то делал по дому, но мог ничтожно мало. Для меня даже что-то найти в ее доме становилось целой задачей. Да и помощь моя оборачивалась часто вредом. Вечно я что-то ронял, ломал, разбивал.

Один раз нечаянно смахнул и раздавил какую-то вещицу, видимо, очень для неё ценную. Таня даже не сказала, что это было. Она лишь вскрикнула: «Стой!». Но под ногой уже хрустнуло. Она кинулась собирать, а потом полчаса плакала в ванной, включив воду, чтобы я не слышал. Но, по иронии судьбы, слышать я стал как сова. Каждый шорох, каждый самый тихий звук теперь улавливал. Впрочем, я читал когда-то, что организм всегда компенсирует потерю одного рецептора усилением другого.

Вот я и слышал, как она горько рыдала из-за меня, и проклинал собственную ничтожность. Еще хуже было оттого, что она ни словом меня не упрекнула. Вышла из ванной и с деланной легкостью сообщила, что ничего страшного, это был пустяк, не о чем и говорить. Короче, опять меня пожалела. А лучше бы всё высказала…

Каждый день я думал о том, что лишаю её нормальной жизни, но не представлял себе, как самому без неё жить… Наверное, если бы не этот эгоизм, я смог бы уйти раньше. И не было бы той страшной ночи, когда я слушал откровения её подруги: он – обуза, Руслан сделал бы тебя счастливой…

Как же я ненавидел себя за эту немощь, но еще больше – за слабость. И понял, что раз люблю, то должен отпустить её. Не ломать ей жизнь, не утягивать в болото, где оказался сам.

Как же тяжело, просто невыносимо, было от неё отказаться. Да и Таня сама, своими словами и слезами, рвала душу в клочья. Сам не знаю, как пережил тот день, когда приехал домой после нашего разговора. Мне казалось, что я убил и её, и себя. Потом думал, конечно, о том, что это сейчас так плохо, потому что рвать всегда больно. Но теперь она свободна. Она сможет жить полноценной жизнью, сможет быть счастлива с тем, кто её достоин…

В тот же день или на следующий – у меня все дни слились в одну сплошную черную полосу – позвонили из реабилитационного центра. Сообщили, что у них какие-то предновогодние скидки для клиентов, если я вдруг захочу продолжить у них лечение. Мне было все равно на скидки и лечение, но именно тогда я вдруг осознал, что остался совершенно один. Даже отец последнее время не звонил, а когда я набрал его сам, он сказал, что занят, но потом, как будет время, обязательно перезвонит. Я в общем-то не из тех, кто жаждет постоянного общения, но вот это всепоглощающее, беспросветное одиночество… оно показалось страшным. Как тупик. Или даже смерть.

Я записался на следующий день. Там же в Центре мы встретились с Элей. Знаю, что Таня ей невзлюбила, но я был рад встрече. И она – тоже.

Правда, на другой день случился казус. И не первый раз со мной теперь такое. Я где-то оставил телефон и забыл, где. Обшарил всё, но не нашел, ну и не поехал в Центр, потому что не смог вызвать такси. Так Эля приехала сама, забеспокоившись, почему пропустил сеанс. Мы разговорились о том о сем. Чай попили. И уже когда прощались в дверях, она вдруг сказала:

– Дим, а ты слышал о таком докторе Ли Цинхэ? Он – китаец и он – волшебник. Это я на полном серьёзе тебе говорю. У него своя методика. Я сама у него работала раньше, затем в наш Центр перешла, потому что здесь и нагрузка меньше, и платят больше. Но если по-честному, то от его сеансов толк будет гораздо лучше. ЦНС и опорно-двигательный аппарат – это прямо его… Он в этом бог, вылечивал и поднимал даже безнадежных. Помню, к нам мамочка привозила дочку из Красноярска, она родилась слепой. Врачи сказали, что ничего нельзя сделать. Так вот у Ли Цинхэ после десяти его иголочек девочка стала видеть. Представляешь? Мальчик еще тоже был после аварии неходячий. Ли за три курса поставил его на ноги. Попробуй, а? Хуже-то точно не будет.

Мне терять нечего, я согласился.

– Хорошо.

– Слышал бы ты себя! Ты так сказал, типа «да, да, да, только отвяжись», – расхохоталась вдруг Эля.

– Да я правда не против, – заверил её я.

– Ну и отлично! Тогда… завтра я работаю до вечера, а вот послезавтра я тебя к нему свожу. Ну там просто очередь, запись, поди, до весны. Желающие же к нему отовсюду едут. А со мной он тебя возьмет без очереди, я договорюсь.

– Это вообще где?

– Это недалеко от нашего Центра, в Зеоне. Сразу после занятий я тебя отвезу. Договорились?

– Да. Спасибо.

Не то, чтобы я поверил в волшебство этого китайского целителя, но чем черт не шутит, да и в моем случае хуже-то уж точно не станет. А ещё хоть какое-то заделье…

Через день Эля, как мы и договаривались, нашла меня в тренажерке Центра. И после занятий мы вместе вышли и направились в сторону парковки, где стояла её машина.

– Ты – молодец, что решился, – подбодрила она меня. – Главное, теперь пройти весь курс до конца.

– Ты так говоришь, – усмехнулся я, – будто он свои иголки мне под ногти будет загонять.

– Нет, конечно, нет, – засмеялась она. – Плечи, предплечья, поясница…

Тут у нее зазвонил мобильный. Мы приостановились.

– Ой, важный звонок, прости, Дим. Я сейчас отойду отвечу…

Я потихоньку побрел дальше, к парковке, примерно представляя, где это. Все-таки за лето исходил тут всё вдоль и поперек с Таней…

Черт. Все время мысли возвращались к Тане. Пройдет это когда-нибудь или так и буду постоянно: здесь мы делали то, а тут мы говорили об этом…?

И вдруг мне показалось, что чувствую ее… Причем так явственно, что я даже спросил:

– Таня?

И вздрогнул, когда и правда она ответила:

– Привет.

Горло сразу сжало спазмом так туго, что я еле выдавил:

– Привет.

К этой встрече я оказался совершенно не готов. Она говорила и говорила, а я… не знаю, как вообще все это выдержал. Так хотелось сказать, что тоже люблю, что безумно тоскую, но тогда я еще больше себя бы возненавидел… Нет, я не мог снова влезть в её жизнь, прилипнуть к ней как паразит.

За стойкость я вполне тянул на медаль, если бы не противоречивое чувство, что делаю ей плохо. Пусть в конечном итоге это хорошо, но сейчас-то плохо… И в последний миг я все-таки дрогнул. Может, потому что она заплакала, или просто дал слабину. Только Таня вдруг сказала совсем чужим, помертвевшим каким-то голосом:

– Хорошо, я вас больше не потревожу.

Вас? Я не понял её. Она меня вдруг «вы» или о чем речь?

Я окликнул её, но Таня, видимо, уже ушла или не захотела останавливаться. И только когда рядом раздался голос Эли, я понял, что значило её «вас». Вышло, конечно, по-дурацки. Хотелось ей объяснить, что всё не так…

И тут вдруг я услышал, как со стороны дороги кто-то испуганно закричал. Звуки машин, суеты, людские возгласы смешались и накрыли как цунами. Леденящий ужас сковал меня на миг. А затем, словно обезумев, я закричал: