Мой дед – врун!

Правда, я так и не понял, до конца моей службы или повара? А потом, конечно, гимн! Стоим по стойке смирно. Все поют. Я тоже было начал, но полковник пасть мне закрыл и говорит так по-отечески:

– А вот выть не надо, сынок!

Ну и строем все мимо нас с полковником. А из громкоговорителей Агутин душевно так про пограничные войска… Помните? «…Паровоз умчится прямо на границу…» И слеза так скупо по щетине полковничьей и мне на ухо. Кап! А потом в столовую новый ошейник обмывать. Ну как же… Традиция!

По «Дискавери», конечно, ничего не покажут. Оно и понятно. Часть-то секретная! Только по НТВ и то вскользь в программе «ЧП». Глаза мне на экране чёрной полоской заклеят, чтоб не узнал никто. Эх, служба государева! Вот так служишь, служишь, а народ о своём герое так и не узнает. Только Раечке шепну и то по большому секрету. Пусть гордится!

На канал «Дискавери» можно с гарантией попасть, если по собачьим выставкам ездить. А что? Я уже думал об этом. Главное, призовое место занять. Мне три раза относительно моей неотразимости комплименты отвешивали. И не кто-нибудь там! Один раз Валюха-малярша со стройки так и сказала:

– Эй, красавчик, отойди, а то краской заляпаю!

Второй раз тётка в мясном ряду на рынке нежно так ко мне обратилась по существу вопроса:

– Слышь, красота неписаная, шёл бы ты отсель. Слюной весь пол у витрины уделал. Не ровен час, покупатель посклизнётся. Иди, касатик, иди от греха.

А в третий раз моя любимая чёрненькая такса Раечка так долго нюхала мои художества на колесе «Мерседеса» её хозяйки, что только тупой не увидит в этом знак глубокой симпатии и восхищения. А я не тупой!

Мне мой друг-питбуль Тайсон про эти выставки рассказывал. А друг врать не будет. Его туда сто раз водили. А дома у него сто кубков и медалей. Представляете? Ну что вы… Тайсон – чемпион породы! Собак на выставке больше, чем людей. Просто бал собачий! Собаки там главные. Ходишь такой важный по кругу, а специалисты по нам, по породистым собакам, вокруг тебя так и суетятся, так и судят за что-то. Придирчиво так у тебя всё меряют, щупают, глаза закатывают от удовольствия. Пара моментов из рассказа Тайсона мне всё же не понравилась. Это когда за яйца щупают и в зубы лезут. У вас что, своих нет? Вот у себя и пощупайте, если это такое вам удовольствие доставляет. А в остальном, конечно, красота! Прожекторы, корреспонденты с камерами и микрофонами. Призовые мешки с кормами благоухают. Хозяева собачьи истерят, руки заламывают, сами на передний план лезут, собачек под объективы подтаскивают. Призы, медали, кубки. Ценные и не очень подарки…

Вот она, СЛАВА для собак и СЧАСТЬЕ для их хозяев. А как бы я замечательно смотрелся на пьедестале! Поджарый, лохматенький такой, разноцветный. А прикус! Да в жизни вы не видели такого идеального прикуса. Скажу по секрету: это всё из-за колбаски «Краковской»! И звать меня будут не Ромкой, а Рамуальдом Петручио Прорабио Дворовским! Всё замечательно, кроме одного… Хозяина у меня нет. И не было. Ничей я. Некому меня на выставку вести, медали получать и призы в сторонку складывать. Проехали, значит! Прощайте, сто медалей и «Дискавери» в придачу!

А вот самая заветная мечта у каждой собаки – это полицейская работа. Вот где развернуться и показать себя можно! Я полицейская собака! И зовут меня, конечно, Мухтар! А так на табличке моего служебного кабинета и написано: «Старшая по розыску полицейская собака Мухтар». И попасть ко мне на приём можно, только записавшись у моего референта-таксы Раечки. Предупреждаю сразу – таксы конфеты не едят.

Сижу я такой в кабинете… погоны, портупея, кобура. Овчарка немецкая, конечно. Только компактная такая и трёхцветная. Сижу, патроны хвостом протираю, а тут стук в дверь. Раечка кого-то пропускает, значит. Она у меня вроде как помощница боевая.

– Проходим, присаживаемся. Какие проблемы, гражданин потерпевший? – спрашиваю строго так, поправляя кобуру для порядка.

Заходит мужичок такой, со свёртком газетным, глазки прячет и говорит:

– Здравствуйте. Я директор колбасно-сосисочного завода. ЧП у нас. Помогите, товарищ собака полицейская!

– Излагайте суть, сторона невинно потерпевшая. Ваши подозрения, мотивы опять же? А что у вас в свёртке попахивает? – с внезапно повлажневшим носом спрашиваю я, ослабевая ошейник на одну дырочку.

– Колбасные обрезки от колбаски «Краковской». Обрезки с верёвочками остались, а колбаску украли, – печально так отвечает директор колбасного завода, вытирая жирные руки о газету и брюки костюмные.

– Ну, в чём, в чём, а в колбасных обрезках мы хорошо разбираемся, – заверил я, потирая лапы и подбирая слюни.

– Что делать с этим? – спросил директор колбасного завода, выкладывая свёрток с колбасными обрезками на мой рабочий стол.

– Улики преступления останутся у нас, – сказал я, категорически настаивая. – Не беспокойтесь, испортиться не успеют.

Потом подумал и положил свёрток в сейф, закрыв его на три оборота. Подумал ещё раз (это уже второй за сегодняшний день) и опечатал сейф пластилиновой печатью.

– Пройдёмте в «бобик», – строго сказал я, указав лапой на дверь.

– А можно я за вами поеду на своём «Лексусе»? – робко спросил директор колбасно-сосисочного завода, тыкая сырокопчёным пальцем в чёрный здоровенный джип, стоящий возле нашего серенького «бобика» с синей полосой.

– Пока можно, только, чур, не обгонять. Едемте на склад готовой продукции, – удивил я своей осведомлённостью колбасного директора.

Естественно, как старший, я занял место возле водителя – сержанта Бори. Боря был добрым ментом и иногда подкармливал меня хлебом из-под бутербродов.

Через десять минут мы были на складе. Собрали всех работников склада готовой продукции: завскладом Зюзельмана (от него пахло сервелатом), грузчика Вовку (он из скромности закусывал «Докторской») и электрокарщика дядю Жору, у которого на электрокаре не закрывался аккумуляторный отсек из-за торчащего из него батона «Любительской». Я их всех досконально обнюхал. Ни от кого из складских работников «Краковской» не пахло. На три версии стало меньше.

Прошло два дня. Следствие закончилось. Директор колбасного завода ехал в отделение полиции на нашем «бобике» уже в наручниках. Экспертиза показала, что только от него пахло «Краковской». На это показывали и лабораторные исследования потожировых, взятых из багажника «Лексуса» и выходного костюма воришки.

Все получили по заслугам. А джип «Лексус» отдали в дом престарелых. И каждую субботу дедушки возили бабушек в клуб на танцы «Для тех, кому за семьдесят». А по понедельникам на нём забирали бельё из прачечной и завозили картошку и свиные туши в местную столовую.