Мой дедушка - застрелил Берию

Сам дедушка, как это явствует из его жизнеописания, тоже постоянно учился: в 1920 году - на курсах комсостава в Луганске, в 1921-м - в 5-й Харьковской артиллерийской школе, в 1922-м - в Харьковской объединенной школе красных командиров, в 1927-м - на курсах усовершенствования комсостава, а в 1938-1939 годах - в Военной академии им. Дзержинского (на факультете высшего командного состава). Был и кавалеристом, и артиллеристом, незадолго до войны освоил профессию танкиста. Отлично стрелял, участвовал в десятках боев и сражений, был командиром взвода, батареи, командовал штабом полка, начальником артиллерии дивизии, корпуса, командиром противотанковой бригады, командиром корпуса, командующим армией...

В эту минуту на столе Дворядкина зазвонил один из телефонов, и, уменьшив звук телевизора, он поднял трубку.

– Да?

Звонивший о чем-то коротко спросил.

– Да, - повторил Дворядкин, - я подумал.

В трубке, по-видимому, прозвучал какой-то новый вопрос.

– Нет, я решил оставить всё по-старому... Да... Это как вам будет угодно. Нет, не пожалею.

И, положив трубку, он надолго о чем-то задумался.

– У нас какие-то неприятности?
– нарушил я молчание.

– Как тебе сказать?..
– пожал он в ответ плечами.
– От меня требуют изменить имидж нашей газеты. Сделать её более сенсационной и, соответственно - более прибыльной.

– Да ну?
– удивился я.
– Разве нами кто-то владеет? Я думал, что контрольный пакет акций принадлежит коллективу редакции.

– Сначала это так и было. Но потом - я, блин, и сам не заметил, как это произошло!
– практически все наши акции оказались распроданными. И сегодня нам принадлежит только полтора процента от всего количества! Ты сам понимаешь, что на контрольный пакет это похоже очень мало.

– И кто же в таком случае наш хозяин?

– До последнего времени тридцать три процента акций принадлежали одной добывающей компании, которая единственно чего от нас требовала, это не лезть в политику. Но вчера мне позвонил некто и сказал, что контрольный пакет акций принадлежит теперь ему, и он желает видеть нашу газету обновленной.

– Ну так, может, это даже и неплохо? Вон сколько у вас неиспользованного материала в папках томится!

О том, что в столе Дворядкина лежали три преогромнейшие папки, в редакции знали все. На одной из них было написано: "Текущие статьи" - и в ней хранились материалы, которые он по мере необходимости вставлял в очередные номера газеты. На другой было выведено: "Скандалы" - и она хранила в себе то, что он печатал очень и очень редко и с большой осторожностью. На третьей папке чернела, как опущенный шлагбаум, вытянутая надпись: "Никогда" - и в неё складывалось то, что, по мнению Дворядкина, не могло быть опубликовано на страницах "Всенародной кафедры" ни при каких обстоятельствах.

– Не знаю, - откликнулся он.
– Может быть, мне действительно стоило бы действовать посмелее, не перестраховываясь. Ведь выросло уже совершенно новое поколение читателей с безцензурным сознанием... Можно гнать любую порнуху или там какие-нибудь дешевые сенсации, это привлечет массового читателя, а значит, посыпятся заказы на рекламу, деньги... Но я сказал этому акционеру, что ничего менять в газете не собираюсь.

– А он?

– А он сказал: "Тогда я поменяю тебя..."

– Ну-у, это мы ещё посмотрим!
– не очень уверенно пригрозил я неведомому обидчику.
– Суды у нас ещё никто не отменял. В конце концов именно мы, коллектив редакции, являемся учредителем газеты, а значит, нам и решать, кому быть главным редактором...

Через несколько дней, во время организовавшейся как-то ни с того, ни с сего редакционной попойки, я поинтересовался у Александра Федоровича, что за секреты скрывает он от читателей, а главное от своих друзей, в папке с именем "Никогда", и Дворядкин, усмехнувшись, сказал: "Да возьми как-нибудь и почитай. Там нет ничего страшного, просто - то, что плохо вписывается в наш имидж".

Пользуясь расслабленностью подвыпившего шефа, я, не откладывая дела на завтра, сходил в его кабинет и немедленно переложил к себе в дипломат столь долго интриговавшую меня толстенную папку. Рассматривая потом дома её содержимое, я обнаружил в ней материалы, которые действительно было бы непросто откомментировать по заведенной у нас системе. Так среди массы самых разнородных материалов мне попалась статья одного из бывших руководителей советской внешней разведки генерал-лейтенанта НКВД Павла Судоплатова, которая называлась "Лаборатория-Х" и была посвящена тайне исчезновения шведского дипломата Рауля Валленберга, арестованного нашей военной контрразведкой СМЕРШ в 1945 году в Будапеште и, по его утверждению, тайно ликвидированного в 1947 году во внутренней тюрьме МГБ.

"В Варсонофьевском переулке, - писал отбывший пятнадцатилетнее заключение генерал, - за лубянской тюрьмой располагалась непосредственно подчиненная министру и комендатуре токсикологическая лаборатория и спецкамера при ней. Токсикологическая лаборатория в официальных документах именовалась "Лабораторией-Х". Начальник лаборатории полковник медицинской службы, профессор Майрановский занимался исследованиями влияния смертоносных газов и ядов на злокачественные опухоли...

В 1937 году исследовательская группа Майрановского из Института биохимии, возглавляемого академиком Бахом, была передана в НКВД и подчинялась непосредственно начальнику спецотдела оперативной техники при комендатуре НКВД-МГБ. Комендатура отвечала за охрану здания НКВД, поддержание режима секретности и безопасности и за исполнение смертных приговоров.

Проверка, проведенная ещё при Сталине, после ареста Майрановского, а затем при Хрущеве в 1960 году, в целях антисталинских разоблачений, показала, что Майрановский и сотрудники его группы привлекались для приведения в исполнение смертных приговоров и ликвидации неугодных лиц по прямому решения правительства в 1937-1947 годах и в 1950 году, используя для этого яды.

Дело Валленберга к началу 1947 года зашло в тупик. Он отказался сотрудничать с советской разведкой и был не нужен ни как свидетель тайных политических игр, ни как заложник - Нюрнбергский процесс закончился.

Похоже, Валленберг был переведен в спецкамеру "Лаборатории-Х", где ему сделали смертельную инъекцию под видом лечения (в то же время руководство страны продолжало уверять шведов, что ничего не знает о местонахождении и судьбе Валленберга). Медслужба тюрьмы не имела ни малейшего представления об этом, и его смерть была констатирована в обычном порядке. Однако министр госбезопасности Абакумов, очевидно, осведомленный о подлинной причине смерти Валленберга, запретил вскрытие тела и приказал кремировать его..."

К такой же категории некомментируемых материалов относилась и докладная записка министра сельского хозяйства СССР И. А. Бенедиктова секретарю ЦК ВКП(б) М. А. Суслову "Об опасности распространения колорадского картофельного жука" от 28 июня 1950 года, в которой министр утверждал, что "создавая благоприятные условия для массового размножения колорадского жука, американцы одновременно проводят злодейские акты по сбрасыванию жука в массовых количествах с самолетов над рядом районов Германской Демократической Республики и в районе Балтийского моря в целях заражения жуком и Польской республики. В Министерство сельского хозяйства СССР ежедневно поступают сведения о массовом наплыве колорадского жука из Балтийского моря к берегам Польской республики. Это несомненно является результатом диверсионной работы со стороны англо-американцев..."

В качестве мер борьбы с этой диверсионно-жучиной деятельностью министр сельского хозяйства СССР предлагал:

"1. Опубликовать в газетах "Правда", "Известия" и "Социалистиское земледелие" статьи с освещением в них опасности, возникшей от колорадского жука, и особенно фактов злодейского распространения его американцами;

2. Опубликовать подобного рода статьи через Пресс-бюро для всех республиканских, областных и районных газет;

3. Издать массовым тиражом брошюру и красочный плакат о колорадском жуке с освещением фактов о распространении вредителя в свете материалов, опубликованных в советской центральной прессе..."