Мой друг

"Стой посередине и не вздумай даже сдвинуться с места, я буду смотреть на тебя, мне так будет спокойнее. Боже, Тёма, я так волнуюсь… А если я забуду слова или запнусь? Боже! Я же опозорюсь! Тёма! Чего молчишь? Ну поддержи хоть меня!" — спешно тараторила она перед своим выходом на сцену, а я смеялся как идиот, не понимая, чего она так переживает. Мы сотню раз прогоняли этот злосчастный текст, и я был уверен, что она с легкостью и в лучшем виде выдаст его на всеуслышание, но, конечно же, должен был успокоить подругу.

"Я буду стоять там, где ты сказала, не сдвинусь. Хочешь, даже дышать не буду? Не бойся, выдыхай, ты же у нас умница." — шутил я, продолжая посмеиваться.

Но когда пришел ее черед выступать, я действительно перестал дышать. Горло сжало от внезапного удушья, грудину сдавило железными тисками, наровясь разломить, раздробить все ребра, перемолоть и вытолкнуть одну бесформенную кучу останков. Я будто впал в транс, плющило так, словно обожрался каких-то галлюциногенных грибов. Навалило столько ошеломляющих эмоций и чувств, в пору было откинуться.

Не допирал, что происходит, ведь столько раз слышал все эти слова, что, казалось, сам уже выучил наизусть. Но в тот момент я словно слышал их впервые, и ее видел впервые. Такой — впервые. Растерянной, робкой, красивой, нежной, манящей… Моей.

Да, я всегда считал ее своей. Своей подругой, своим близким, родным человеком. Но в тот миг я вдруг четко осознал, что мне этого критически мало. Охренеть, как мало… Я хочу ее касаться, обнимать, прижимать до хруста, целовать… Боже, как же я хотел ее поцеловать! Хотел, чтобы была моей во всех, мать его, смыслах. Навечно, блядь. Это открытие меня потрясло, припечатало, расхреначило вдребезги.

"Ты видел? Видел? Слышал? Я даже не запнулась! Как на одном дыхании! Боже, спасибо! Это все ты, спасибо! Если бы тебя не было в зале, я бы и слова не вытолкнула!" — восторженно щебетала она, преувеличивая мои заслуги. А затем, не раздумывая, кинулась мне в объятия, замещая кислород, что тут же показался галимым фальшаком, по сравнению с ее собственным, сносящем крышу ароматом, в перемешку с чем-то сладким, похожем на клубнику. Мне не нужен был воздух, я готов был дышать только ею.

Крепко обхватывала руками шею, заливаясь смехом, радуясь своему успеху как ребенок. А я точно так же радовался тому, что никто другой не занимал мое место. Я так был счастлив, что именно я стоял тогда там и прижимал эту девчонку, что еще сутки назад считал лучшим другом. Лучшим другом и только. Какой же дебил!

Воодушевленный, потащил ее в кафешку, где мы закидывались мороженным и прочей хренью, она что-то без умолку вещала, а я молчал и просто залипал на нее, лишь изредка подкидывая бессмысленные фразочки, и беззаботно, как ни в чем ни бывало ухмылялся.

Изучал по-новой, подвисая на затягивающих красивых карих глазах, подведенных в тот день тонкими черными линиями и покрытых едва заметным полупрозрачным слоем блесток. Насчитал шесть маленьких родимых точек, что раньше не замечал. То и дело косился на мягкие пухлые губы персикового оттенка, всеми силами сдерживаясь, чтобы не проверить прям там степень их мягкости.

Хотел поцеловать. Уже тогда, охренеть, как хотел. Но как мелкий пиздюк терялся, страшась отпугнуть ее своей напористостью, потому как был уверен, что накинусь на нее, словно изголодавшееся зверье. Не без труда принял решение успокоиться и оттянуть этот особенный момент, сделать его запоминающимся для нас обоих.

Моя милая девочка не понимала моего особенного в этот день внимания к ней, я для нее все так же оставался другом. Родным, близким, но все еще другом. Но я был полон намерений все изменить в кротчайшие сроки, в тот же злосчастный день. Потряхивало, конечно, от мыслей, что может не разделить моего стремления, но все равно не остановился бы ни при каких условиях. Стала бы моей по-настоящему.

Так я тогда думал…

Предложил ей встретиться позже на крыше многоэтажки под предлогом планируемого звездопада, которого ни хрена не ожидалось. Смутившись, она согласилась, а я не пришел.

После кафехи летел домой окрыленный, лыбясь как псих в предвкушении встречи с моей Миланой. Мне казалось, что в тот день моя жизнь разделилась на «до» и «после». Собственно, так и вышло. Вот только я видел счастливое "после" и даже мысли не мог допустить, что все окажется ровно напротив.

Застав за кухонным столом плачущую мать с бумажной распечаткой в руках, растерялся, не сразу вкурил, что происходит. А произошла катастрофа. Апокалипсис. Всемирный потоп, блядь. Затопивший все мои планы, все то, что я успел нафантазировать за тот короткий период, что был счастлив. Разнесло в пыль все мечты и меня вместе с ними.

Помню, как бился в агонии, не желая мириться с предстоящими ужасающими испытаниями, рвался к ней, скулил как собака от безысходности, умирал и воскрешался. Задавался вопросами: почему сейчас, почему именно сегодня, знак свыше? Остановиться, пока не успел наворотить дел? Больше всего на свете хотел рвануть на крышу, выложить все как на духу, но не мог так поступить с ней. Не готов был протащить ее по этому адовому пути вместе со мной.

Тогда я принял единственно верное решение — бороться. И когда победа будет за мной, я вернусь за своим. Вернусь за ней.

На следующий день мы с семьей улетели в клинику в Германии и все лето проторчали там, а вернувшись к началу нового учебного года, я вел себя так, словно ничего не произошло. Милана даже не заметила изменений, ведь для нее их и не было. Это меня пропустило через мясорубку жестокой реальности и выплюнуло жалкие выпотрошенные остатки в человеческой оболочке.

Я был хорошим другом, правильным, не позволял себе лишнего, лишь изредка мог приобнять и откровенно пожирал взглядом, только если она не видела. Не помню, сколько протянул в таком сдержанном состоянии, но я честно старался… Мать твою, как же я старался!

Не нарушал границ, что сам же себе обозначил, готов был сидеть во френдзоне столько, сколько того потребует ситуация. Но в какой-то момент эгоистичный мудак во мне стал прорываться, царапая внутренности, безжалостно раздирал и прокладывал путь к объекту моей одержимости — к ней.

Так и началась моя постепенная трансформация из правильного друга в то, кем я являюсь сейчас.

И вот уже почти два года я подкармливаю своего внутреннего демона теми крохами, что ухитряюсь бесстыдно сорвать: объятия, прикосновения, провоцирующие и заставляющие ее смущаться словечки, поцелуи… Лишь не позволяю себе касаться ее губ, наложил сраное вето на эту манящую зону на ее лице. Как бы сильно не ломало от острой потребности ощутить их вкус, я держался, боролся с собой каждую гребенную минуту и продолжал держаться.

Но не учел одного.

Своими отнюдь нескромными действиями, я умудрился пробудить свою девочку на ответные реакции, она отзывалась мне, все чаще смущалась, дрожала, покрывалась соблазнительными мурашками. Начала влюбляться. И я не смог этого остановить.

Блядь… Если быть до конца честным, я даже не пытался.

Это было так по-особенному приятно, захватывающе, крышу рвало, бомбило все нутро. Впервые, когда понял, что она начала отвечать взаимностью, едва не пробило мою блокаду, затапливая первобытной, переполняющей душу радостью. Стало сложнее держать эту вынужденную осаду, прикидываясь ничего не смыслящим дураком.