Мой французский вояж

– Быстро на пол! – шепотом крикнул он.

Еще ничего не понимая, но уже напуганная его перекошенным лицом, я бросилась куда велели. За стеной слышались шаги. Василий сидел у двери за комодом и шарил рукой по его столешнице. Пистолет ищет. Точно, он еще утром там лежал. Я еще подумала, нет, чтоб убрать подальше. Наконец он нащупал оружие и затаился.

Дверь в гостиную осталась открытой. В ее проеме появилась тень. Я перестала дышать.

Тень стала расти, и когда доползла до прикроватной тумбочки, Ползунов выскочил из своего убежища и выстрелил. Выстрелы прозвучали, как взрывы, и снова наступила звенящая тишина.

От страха я зажмурилась так сильно, что у меня заболели глаза. Ползунов сидел за комодом. На кухне раздался шорох, и свет погас. Мамочки! Что же будет? А где Сергей? Что с ним? От этой мысли меня прошиб липкий холодный пот. Нет, нет, его, наверное, просто оглушили.

В кухне снова раздались чьи-то крадущиеся шаги, потом прыжок и легкое «пуф». Покрывало на кровати еле заметно шевельнулось. Потом щелчок от тумбочки. Визитер, кажется, простреливает темноту, чтобы не высовывались! А тихо, потому что у него глушитель.

Василий Никанорович не шевелился, видно его мне не было. Шорохи возле двери продолжались. Раздался еще щелчок, и сразу грохнул выстрел. Шорохов больше не было, я по-прежнему не дышала.

Было слышно, как Василий тихо встал. Осторожно, миленький, родненький, беззвучно бормотала я. Он выглянул в гостиную. На фоне проема было видно его голову. Потом тихо-тихо он перешагнул порог. Я не шевелилась. Щелкнул выключатель, и на компьютерном столике зажглась лампа.

– Обувайся, иди сюда. Сумку возьми.

Я быстро схватила авоську и бочком протиснулась в комнату.

– Документы взяла?

– Да. – Я взглянула на пол и закрыла рукой рот.

На полу у двери, головой к плите лежал здоровенный мужик с дырками в груди и животе. Из-за компьютерного стола торчали две огромные ножищи в черных джинсах и грязных башмаках.

Но самое страшное, рядом с входной дверью, глядя в потолок удивленными, широко раскрытыми глазами, лежал Сережа. Я всхлипнула и кинулась к нему.

– Не надо, – тихо сказал мне Василий, удерживая за руку. – Ему уже не помочь, а нам надо уходить. Готова?

– Да… Нет. – Я кинулась в спальню, схватила свой мобильник и вместе с зарядкой сунула в карман.

– Все.

– Я выхожу первым, ты у меня за спиной. Не высовываться, не шуметь.

Он поднял с пола два пистолета с огромными дулами, наверное, это и есть глушители, кажется, такие в кино показывали, засунул их за ремень. Накинул куртку, сунул босые ноги в кроссовки. Свой пистолет держал в руках.

Приложив палец к губам, Василий тихонько пошел к двери. Я за ним, на Сережу старалась не смотреть, чтобы не задохнуться в рыданиях.

Мы выбрались в коридор. Ни души. Прислушались. Лифт двигался. Кажется, вверх. Чтобы не рисковать, мы направились к лестнице. Мама! По ней разносился грохот бегущих ног.

Быстро оглянувшись, Ползунов оттолкнулся от стены и упругим мячиком влетел в чужую дверь. То ли она не была закрыта, то ли разгон был хороший, но дверь распахнулась, и он ворвался в чужую квартиру. Я, естественно, за ним. Шаги на лестнице уже достигли нашего этажа. Дверь я захлопнула и на всякий случай привалилась к ней спиной. Но Василий задерживаться не собирался, молча он прошел к балкону, мимо обалдело глядевших на него хозяев квартиры.

Пожилая пара, он в пижаме, она в халате, сидели на диване и смотрели телевизор, конечно, до нашего прихода. Сейчас они забыли о любимой передаче и безмолвно смотрели на нас. Хорошо, что не орали. Я бы на их месте визжала как резаная. Впрочем, о чем я говорю, наши железные двери на семи засовах так просто плечом не выбьешь. Все-таки европейцы ужасно беспечны в вопросах безопасности.

Я засеменила за предводителем, по дороге повторяя: Sory, scusi, извините. Как будет по-французски «извините», я от волнения забыла. Вот ведь досада. Когда я выбралась на балкон, хозяева так и продолжали молча на нас смотреть.

– Надо перебраться на соседний балкон, – распорядился Вася.

Соседний балкон имел с тем, на котором мы стояли, общую платформу и отделялся бортиком, как раз мне по пояс. Плевое дело. Опершись о мужественную руку Ползунова, я перемахнула на другую сторону. Здесь было темно, хозяев дома не было. Василий через секунду оказался рядом.

– Хорошо бы перебраться вон туда, на тот балкон. Это другое крыло дома, подъезды выходят на другую улицу.

Я взглянула и задохнулась от ужаса. К нашему дому прилегал то ли флигель, то ли крыло дома, чуть пониже нашего. Они стыковались между собой под углом восемьдесят градусов, и до ближайшего балкона было метра три, не меньше. Этаж был шестой. Интересно, как он себе это представляет? Запустит меня туда, как ядро, а потом сам прыгнет, с места, без разбега? Но мой фантазер уже вовсю возился за моей спиной, может, мост сооружает?

Я обернулась. Нет, он вытаскивал из шкафа, выстроенного на балконе, здоровенную доску для серфинга.

– То, что надо! Должна дотянуться. – И он перекинул ее на другой балкон.

Конструкция, на мой взгляд, вышла хлипкая. Закругленные концы доски цеплялись за балконы, ее полированные бока отливали в свете соседних окон, высота была приличная.

– Я не полезу, – затрясла я головой. – Ни за что! Ты с ума сошел!

– Другого выхода нет, – жестко сказал он. – Обратно в наш подъезд нельзя. Да и здесь оставаться опасно. Надо убраться как можно скорее.

– Ты не понимаешь! Я не могу! Я боюсь! Я высоты боюсь! Что угодно, только не это.

– Ты понимаешь, что тебя убить могут?

– Наплевать, я не полезу.

– Ты о детях подумала? – вспомнил он беспроигрышный аргумент.

– Так они еще быстрее сиротами останутся, – не сдавалась я.

Тогда Ползунов, обзываясь и ругаясь себе под нос, стал заталкивать меня на доску. Я упиралась. В конце концов ему это надоело.

– Ладно, как хочешь. Я полез.

И он стал забираться на доску.

– Ты что! Совсем обнаглел? А я? Ты, что, меня бросишь? – заметалась я по балкону.

Поворот событий был неожиданный.

– Тогда полезай!

Видя, что выхода нет, я полезла, тихо поскуливая от страха.

– Ты только доску крепче держи, ладно?

– Ладно, ладно, лезь давай.

– Ой, мамочки родненькие. Ма-ма! Я уже много проползла?

– Много, ты, главное, не останавливайся. Ты у меня просто человек-паук.

– Прекрати меня смешить! Я и так сейчас упаду! Мама! Мамочка!