Мой холодный Эрих. Книга вторая

Он поднимает в своих ладонях мою попку и тут же в мою дырочку упирается его друг. Когда успел расстегнуть свою ширинку? Вскрикиваю, принимаю его в себя, обжимаю мышцами. Эрих насаживает меня на себя, тянет вниз за ягодички, начинаю елозить бедрами, обнимаю его за шею, обхватываю его мускулистые плечи. Он толкается в меня, сам двигает моим телом, зажмуриваюсь, впиваюсь губами в его ключицу.

Вдруг он ссаживает меня с себя, ставит на пол, встает со стула, идет к кровати и рывком сбрасывает с неё плед и одеяло, снимает совсем рубашку, стягивает штаны и трусики.

Я ложусь на постель спиной, поджимаю ноги и чуть-чуть развожу, мой малыш уже во всю встал, я весь горю, жажду Эриха. Он нагибается ко мне, целует меня в губы, одновременно берет лодыжку и отводит в сторону, приподнимает мою попочку и проникает в мышечное колечко. Сначала он двигается нежно, входит полностью, от наслаждения закусываю губу и выгибаюсь дугой. Так безумно здорово ощущать движение его друга внутри себя. Затем он медленно выходит, смотрит на меня игривым взглядом и заходит снова. Теперь он двигается быстрее и делает сильнее толчки.

– Хорошо, сейчас можно и без смазки, – щурится он от удовольствия. – Прекрасная растянутая дырочка. И ты такой влажный, такой сладенький.

Обхватываю ногами его талию, приподнимаюсь, выгибаю спину, начинаю постанывать от толчков, стискиваю пальцами простыню. Мне хорошо, мне безумно хорошо с Эрихом. Он наращивает темп, и мы сливаемся в одном бешеном оргазме. Мой малыш надувается, наполняется сиропом и от одного резкого, сильнее прочих, толчка всё выплескивается мне на живот. Эрих ещё больше ускоряется и кончает в меня, выходит, мне приятно чувствовать его горяченький сироп в себе.

Он падает рядом на подушку и закрывает глаза.

– Вам понравилось, Эрих Рудольфович, – спрашиваю я.

– Да, цыпленочек, – тяжело дыша, произносит он.

Я заползаю на него, ложусь на его живот, наши обмякшие малыши касаются друг друга, прижимаюсь щекой к его груди и глажу его руку, повыше локтя. Он обнимает меня и тоже гладит. Лежим, приходим в себя.

– Ты больше не сердишься на меня? – спрашивает он.

Молчу. Не знаю, как ответить на его вопрос.

– А? Почему не отвечаешь? – он хватает меня за нос и легонечко водит из стороны в сторону.

Вырываюсь, поднимаюсь и седлаю его, сжимаю ногами его талию, смотрю на него, солнце светит мне прямо в лицо, прищуриваюсь. Он тоже поглядывает на меня своими яркими темно-синими глазами. До чего же они у него красивые, утонуть в них можно. А Эриху видимо нравятся мои.

– Интересные у тебя глаза, – говорит он, – вроде бы серые, но с каким-то красивым светлым зеленоватым оттенком, а на солнце так вообще словно прозрачные.

Смущаюсь, отворачиваюсь от него, ложусь поперек его живота и опускаю руки на пол. Он легонько шлепает меня по попке.

– Ну так что, Александр? – снова спрашивает он меня.

– Ничего, – отвечаю.

Мои руки что-то нащупывают под кроватью, вытягиваю, это его коробка с интимными игрушками, откидываю крышку, беру стек-плетку, поднимаюсь, снова седлаю Эриха. Он внимательно смотрит на меня, гладит мои коленки, ничего не говорит. Провожу плеткой по его лицу: по щеке, ближе к уху; по волосам; по шее; по ключицам…

– Что ты задумал? – спрашивает он меня ровным голосом. Но его грудь слегка приподнимается, наверное, всё-таки нервничает.

– Эрих Рудольфович, а вам было больно, когда я вас бил? – спрашиваю я его, обводя жестким согнутым ремешком на кончике плетки его соски.

– Конечно, – отвечает он.

– А почему вы тогда не кричали и не плакали? – говорю я и снова переношу кончик плетки на его лицо.

– Потому что я в принципе не кричу и не плачу, – отвечает он. – Хочешь поиграть? – спрашивает он меня и шлепает по попке.

– Не знаю, – пожимаю плечами, приподнимаюсь с него, встаю коленями на простыню. – Эрих Рудольфович, перевернитесь, пожалуйста.

Он ухмыляется, но переворачивается. Кладет руки на подушку, закрывает глаза. Сажусь на его попку, убираю пока плетку в сторону, глажу ладонями по его спине, чуть сжимая и массируя плечи.

– Как хорошо, цыпленочек, – улыбается он, не открывая глаз, – ещё сильнее там надави.

Давлю посильнее на точки, растираю, вожу ребром ладони по позвоночнику.

– Эрих Рудольфович… – тяну я и замолкаю.

– Что, цыпленочек?

– А откуда у вас эти полоски? – я провожу пальцем по тонким старым шрамам.

– Ты меня исхлестал, – он усмехается.

– Нет, от моей плетки уже следов не видно, зажили. Я про другие.

– Я тебе этого не скажу, цыпленочек, – после небольшой паузы произносит он.

– Вас избивали? – продолжаю я допрос.

– Да, – всё же отвечает он.

– Должно быть, сильно. Раз такие следы остались.

– Да. Раскаленным прутом.

– Фигасе, – выдыхаю я. – За что?

– Всё тебе любопытно, – усмехается он.

– Конечно, – говорю я, наклоняюсь и целую его спину. – Так за что?

– Не оправдал ожидания, – уклончиво отвечает он.

– Понятно, – тихонечко отвечаю я. – Ты тогда плакал?

Я специально обращаюсь к нему на «ты», но он меня не поправляет в этот раз.

– Нет.

Съезжаю с его попки на ноги и начинаю массировать ягодички. Он ничего больше не говорит, наверное, на него нахлынули тяжелые воспоминания. Провожу ребром ладони по щелочке, расширяю.

– Эй, цыпленок, ты чего надумал? – он елозит бедрами.

– Просто массирую, – усмехаюсь я.

– Что-то это не похоже на массаж, – говорит он.

– А так похоже? – я дотрагиваюсь до его дырочки и вхожу туда пальчиком.

– Левиц! – грозно говорит он.

Поспешно убираю руку.

– Ну, это просто массаж же, – нагибаюсь и целую его ягодички. – А вас же кроме меня ещё кто-то же трахал?

Он не отвечает. Беру плетку и легонечко похлопываю по его попке.

– Ты так хочешь меня высечь? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я, – а можно?

– Ну, немножко можно, – соглашается он.