Мой личный врач

Госпожа Шадрина польщенно улыбнулась и попросила его зайти к ней, когда он освободится, чтобы поговорить об Алисе.

– А то у нас тут объявились местные «специалисты» и лезут со своими советами…

Этот камень был явно брошен в мой огород, но никакого вреда мне не нанес, ибо как раз в это время я подумала о том, что надо было бы ненавязчиво узнать у Веры Дмитриевны, какого роста было посетившее ее «привидение»…

Когда хозяйка дома удалилась, господин академик несколько сник и с некоторой неохотой вернулся к разговору со своей пациенткой, задавая скучные, но необходимые вопросы о ее аппетите, стуле, настроении, и, в частности, спросил, не испытывает ли она депрессии или, может быть, ее что-то тревожит.

Я подумала, что Вера Дмитриевна расскажет ему о ночном явлении покойной Машеньки, но она по этому поводу не проронила ни слова (что меня удивило), а лишь пожаловалась на то, что у нее иногда пучит живот. Евгений Эммануилович порекомендовал ей регулярно принимать мезим, о чем я сделала запись в дневнике по уходу за больной.

Пожелав Вере Дмитриевне скорейшего выздоровления, Евгений Эммануилович обратился к домоправительнице:

– Ну а вы, дорогуша, как себя чувствуете?

Агнесса секунду помедлила с ответом, словно прислушиваясь к своему организму, потом сказала:

– Я чувствую себя вполне нормально. Только иногда долго не могу заснуть…

– Ну, этому горю легко помочь. Я вам выпишу снотворное, принимайте по таблеточке на ночь, и спать будете, как сурок.

Когда Евгений Эммануилович, сопровождаемый Агнессой, покинул спальню Веры Дмитриевны, я достала из кармана его визитную карточку.

На ней золотыми буквами было написано: «Генеральный директор научно-исследовательского лечебно-оздоровительного медицинского центра «Диамант», кандидат медицинских наук, академик РАСН Евгений Эммануилович Лисовский…» Что такое кандидат наук, я имела представление, а вот что такое «Диамант» и что такое РАСН, и с чем все это едят, и почему кандидатам наук присваивают звание академиков, я не знала и пообещала себе узнать.

– Ну и как вам показался мой доктор?

Честно говоря, вопрос был малость некорректным: сиделке не пристало обсуждать с пациентом особу его лечащего врача, и я пробурчала в ответ что-то неразборчивое.

– Да бросьте, Лиза. Я же видела, с каким выражением лица вы изучали его визитку…

– Ну, хорошо… Вальяжен, дамский угодник, поклонник Бахуса и гурман, что, судя по цвету лица и отекам под глазами, уже сказалось на его печени и почках. Явный гипертоник. Близорук. Носит линзы. Ну, а какой он клиницист, этого я пока сказать не могу.

Вера Дмитриевна захихикала:

– Лиза, вы прелесть! – И отправила меня на кухню пить кофе, заявив, что собирается часок почитать.

В кухне между разделочным столом, мойкой и плитой крутилась Люся-Люсьенда, напевая шлягер из репертуара Верки Сердючки, где были задействованы майская роза и юный пион.

– Ой, Лиза! Кофейку хотите?

– За тем и пришла.

– Я сейчас вам сварю свеженького, только вот пирожки в печку суну…

– Да вы не торопитесь, Вера Дмитриевна отдыхает, так что я могу подождать…

Через пять минут передо мной стояла чашка с благоухающим напитком в окружении тарелочек и вазочек с джемом, сухариками, слойками, печеньицами и прочими вкусностями.

– Кофе у вас, Люся, обалденный. Я уже не говорю про омлет, который я ела сегодня на завтрак. Это – нечто, сплошные магия и упоение!

Мой восторг был вполне искренним, и Люся-Люсьенда это оценила.

– Так я же повар первой категории, – с вполне объяснимой гордостью сказала она. – Про меня в газетах техноградских писали, когда я в «Летучем голландце» шеф-поваром работала. И на конкурсах районных побеждала. Старая хозяйка с Агнессой Николаевной меня полгода сюда на работу переманивали. А вот молодая хозяйка не доверяют мельфёй сделать, – Люся горестно качнула головой и в раздражении застучала деревянным молотком по куску телятины, всем своим видом показывая, что художника можно вот так ни за что ни про что кровно обидеть.

– Старая хозяйка – это Вера Дмитриевна?

– Ну да. Первая супруга Антона Зиновьича, Мария Эрнестовна, покойница, царствие ей небесное, в хозяйственные дела особо не вникала. Она здоровьем была слабая. Но человек хороший. Простая такая, скромная женщина. Жалко ее. Лет-то ей было немного.

– А когда она умерла?

– Нынешней зимой, как раз перед православным Рождеством.

– Так, значит, Алиса не родная дочь господина Шадрина?

– Почему же, – усмехнулась Люся-Люсьенда, – самая что ни на есть родная!

Я чуть не выронила от удивления из рук чашку с кофе. Надо же, какой поворот событий!

Повариха бросила быстрый взгляд в сторону глазка видеокамеры, повернулась к ней спиной и, наклонившись к самому моему уху, прошептала:

– Молодая хозяйка у него раньше секретаршей работала, ну и любовь промеж них случилась…

Я разочарованно вздохнула. История оказалась банальной, как клизма при запоре: богатый муж, больная жена и красавица секретарша. Правда, некоторого драматизма ей добавляло то, что одна из участниц этого классического треугольника уже покинула сей бренный мир…

Теперь мне стало понятно, почему господин Шадрин А. З. так упорно избегал СМИ: он понимал, что для них некоторая пикантность его второй женитьбы могла стать сладкой конфетой, которую они готовы обсасывать до посинения. Хотя, если разобраться, в наш просвещенный век есть масса примеров, когда господа толстосумы не только не делают тайны из адюльтера, но и придумывают его, чтобы, как говорит Костик, пропиариться, ну а некоторые вообще ради пиара готовы собственных жен сделать героинями порнографических альбомов.

– А чем болела Мария Эрнестовна?

– Да толком не знаю, что-то там по женской части, – Люся-Люсьенда вернулась к процессу отбивания мяса, – но умерла она, говорят, от сердца…

Мне хотелось задать поварихе еще пару вопросов, но я не успела: двери лифта раскрылись, и из него вышла Агнесса Николаевна.

– Хорошо, что вы здесь, Лиза, вы мне нужны.

– Меня Вера Дмитриевна отпустила кофе попить.

– Ради бога, пейте на здоровье… Я и сама к вам с удовольствием присоединюсь.

Когда мы с домоправительницей выкушали по чашке отличного кофе, заедая его чудесными слойками с клубничным муссом, она сказала:

– У меня к вам небольшая просьба. Дело в том, что наш дедусик вчера ездил в Москву, промочил ноги, а сегодня вернулся скрюченным: у него обострился радикулит. Вы не могли бы ему массаж сделать?

– Конечно, могу. А дедусик – это отец Веры Дмитриевны, как я полагаю?

Агнесса недоуменно уставилась на меня, потом тряхнула головой, словно отгоняя наваждение.