Мой личный врач

– Очень симпатичная девушка…

– Да, и симпатичная, и добрая, и хорошая. Пожила только мало. Они с Антоном в тяжелое время поженились. Тогда новые правители всю науку в сортир спустили, научно-исследовательские институты позакрывали, докторам и кандидатам наук копейки платили… Вот Антон и крутился, как белка в колесе, чтобы семью содержать, а ночами в лаборатории просиживал, и Машенька никогда его этим не попрекала. Понимала, что главное для него – наука. Такая жена для ученого – большое счастье и большая редкость.

– Но сейчас вроде бы к науке отношение изменилось…

Дмитрий Александрович горестно усмехнулся.

– А толку-то… Все поезда уже ушли. Отстали мы от технологически передового мира, боюсь, навсегда. Целое поколение ученых потеряли, которое сейчас доблестно трудится на благо Соединенных Штатов Америки, Японии и прочих высокоразвитых государств.

– Но ведь и у нас кто-то остался. Например, я в газете читала, что ваш внук изобрел что-то такое гениальное в области нанотехнологий. – Я даже покраснела от вранья, но не могла же сказать этому милому старичку, что газет я на самом деле никогда не читаю, а источником полученной мной информации был Костик.

Дмитрий Александрович внимательно посмотрел на меня и почему-то перешел на «вы».

– Да, кое-что остроумное в области микроэлектроники он придумал, однако я сильно сомневаюсь, что сумею вам объяснить, что именно.

Дедок помолчал и вдруг неожиданно предложил:

– Сестричка, а не выпить ли нам с вами по рюмочке хорошего вина за наше знакомство и за мое скорейшее излечение от радикулита?

– Почему бы и нет?! Только вечером, после рабочего дня и при условии, что вы расскажете мне, за какие научные достижения получили Государственную премию.

Дмитрий Александрович улыбнулся, продемонстрировав мне хорошо сделанные искусственные зубы.

– Я, конечно, как каждый уважающий себя старый пердун, обожаю мучить окружающих воспоминаниями, но будет ли вам интересно слушать про «дела давно минувших дней», да особенно в области электроники?

– Будет, – твердо сказала я, – хотя в электронике я ничего не понимаю, но про интересных, талантливых людей всегда с удовольствием слушаю.

Тут у Дмитрия Александровича мобильник заиграл песенку Герцога из «Риголетто» и он начал говорить кому-то про какую-то статью и жаловаться на какого-то Эдика, который до сих пор не удосужился выставить ее на сайт.

Я уложила в сумку кремы и мази. Дмитрий Александрович прервал разговор, обернулся ко мне:

– Ну, до вечера, сестричка!

Когда я вышла из комнаты, то около лестницы увидела вихляющий зад горничной. Что-то мне подсказывало, что девица опять подслушивала под дверью.

Когда я вернулась к Вере Дмитриевне, она встретила меня сочувственным взглядом.

– Ну что, замучил вас мой папенька? Учил, поди, как массаж надо делать?

– Ваш папенька – совершенно идеальный пациент. Он даже ни разу не охнул, хотя ему явно было больно.

– Ну, это на него совсем не похоже. Когда у него разыгрывается радикулит, он орет на всех, кто ему только под руку попадется, и кидается тяжелыми предметами… Это редчайший случай, что он выступил в роли такого белого и пушистого…

– Может быть, потому, что я новый человек?

– Да нет, Лиза, он в этом плане не стесняется. Вашу предшественницу, когда она ему укол сделала, он чуть с лестницы не спустил, кричал, что у нее руки, пардон, из жопы растут… Видимо, вы его обаяли…

– Да нет, думаю, все дело в том, что у меня руки растут оттуда, откуда им положено. Кстати, ваш отец пригласил меня вечером на свидание!

– Вот старый греховодник, – хмыкнула Вера Дмитриевна, – но вы, правда, пообщайтесь с ним: он очень интересную жизнь прожил, многое видел, многое испытал, многих замечательных людей знал.

После обеда я вывезла Веру Дмитриевну на прогулку в сад, прихватив с собой Персика, чтобы он смог пожевать экологически чистую травку.

Солнышко пригревало, вся окружающая флора зеленела, цвела и благоухала, Персик охотился на бабочек, Вера Дмитриевна в тенёчке читала «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон, а я пыталась сфотографировать непоседливую белку, которая прыгала у меня над головой по веткам старой сосны.

Идиллию нарушила Агнесса Николаевна, явившаяся к нам сообщить, что приехала маникюрша и что сейчас она занимается с Галиной Герасимовной, а через час будет в полном распоряжении Веры Дмитриевны.

Когда домоправительница ушла, я решила спросить у моей подопечной, правда ли, что Агнесса Николаевна и покойная Машенька были близкими подругами.

– А кто вам это сказал? – полюбопытствовала она.

– Ваш отец, когда фотографии в альбоме показывал.

– Да, они дружили с первого класса… Такие хорошие девчонки были, – улыбнулась пожилая дама, уплывая в воспоминания, – только Агнеша – как бы физик, она такая логичная, серьезная, сдержанная, а Машенька – как бы лирик, вся на эмоциях, открытая, доверчивая, прелестная. С восьмого класса они участвовали в работе моего поэтического театра. Слышали бы вы, как Машенька читала Блока: «Девочка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю, о всех кораблях, ушедших в море, о всех, забывших радость свою…». Голос у нее был высокий, трепетный, хрустальный, как у Марии Бабановой, ну, да ваше поколение вряд ли об этой великой актрисе слышало.

– Почему же, – обиделась я, – «Маленького принца» в ее исполнении я до сих пор люблю слушать, как и в детстве.

– Ой, как славно! – почему-то обрадовалась Вера Дмитриевна. – И как хочется надеяться, что у нас в стране еще остались такие семьи, где детям дают слушать и читать классику… Ну так вот, – вернулась она к теме разговора. – Машенька великолепно читала стихи, а Агнеша ходила на репетиции нашего театра вначале за компанию с подругой, но впоследствии оказалась человеком просто незаменимым: реквизит, афиши, транспорт – все было на ней, правда, иногда ей мой Антон помогал. Мы ведь, как я вам уже говорила, не только у себя в школе или в Доме творчества молодежи выступали. Машеньке все прочили театральную карьеру, но она поступила на филфак в МГУ, на романо-германское отделение. Агнеша – у нее с детства была любовь к точным наукам – в Московский электротехнический, где в то время как раз учился в аспирантуре Антон. Когда Агнеша окончила институт, мой сын пригласил ее к себе работать, он тогда был уже заведующим лабораторией в техноградском НИИ, который занимался электроникой. А когда Машенька с Антоном поженились, Агнеша очень за них радовалась, правда, боялась, что подруга в связи с замужеством от нее отдалится. Но Антон у меня умный, тактичный, и, потом, он очень Агнешу уважал, и за ее светлую голову, и за преданность Машеньке. Так что в их отношениях мало что изменилось… Они всегда как две сестры были… Кстати, когда девчонки учились в пятом классе, Агнеша Машеньке жизнь спасла, в самом прямом смысле этого слова. Они катались на санках на берегу пруда, и Машенька в полынью угодила. Агнеша не растерялась, сломала ветку дерева, подползла к полынье и вытащила подружку, потом, чтобы та не схватила воспаление легких, сняла с нее мокрую одежду и надела на нее свою шубейку, а сама в одной кофточке осталась… так что воспалением легких не Машенька, а она заболела… Вот так… – Вера Дмитриевна вздохнула, помолчала. – У Машеньки через три года после рождения Анюты случилась внематочная беременность, ее неудачно прооперировали, после чего она стала часто прибаливать по женской части, а потом мы в этот огромный дом переехали, с которым ни я, ни она справиться не сумели. И тогда Антон попросил Агнешу – она к тому времени в его компании на хорошей должности работала – стать нашей домоправительницей. И она согласилась. Быстренько привела прислугу в чувство, навела везде порядок, в общем, стали мы при ней жить как у Христа за пазухой. А когда Машенька умерла, Агнеша почернела от горя, но все делала для того, чтобы мы все, и особенно Анюта, сумели пережить эту трагедию.

– Отчего умерла ваша невестка?

Моя подопечная горестно вздохнула.

– У нее внезапно остановилось сердце. Вечером легла спать, а утром не проснулась… Патологоанатом написал в медицинском заключении, что у Маши случилась сердечная аритмия с летальным исходом.

Если бы я не была врачом, я бы, наверное, сочувственно поохала и сменила тему разговора, чтобы не расстраивать мою подопечную. Но мое профессиональное любопытство отодвинуло плечиком деликатность и протиснулось на первый план.

– То есть у вашей первой невестки была ишемическая болезнь сердца?

– Нет, вскрытие показало, что сердце и сосуды у нее были вполне здоровыми.

Это было весьма интересно. Известно, что наиболее часто внезапная остановка кровообращения имеет место у больных ИБС, то есть ишемической болезнью сердца, на долю которой приходится примерно девяносто процентов внезапной смерти. Остальные десять процентов связаны с заболеваниями, вызывающими гипертрофию миокарда, миокардитами, алкогольным поражением сердца, пролапсом митрального клапана, аритмогенной дисплазией миокарда и другими бяками. Известно, что внезапная смерть может иметь место и у лиц, не имеющих явных признаков органического поражения сердца, являясь следствием так называемой идиопатической фибрилляции желудочков. Такое бывает у спортсменов. Но что-то мне подсказывало, что покойная Маша вряд ли занималась спортом…