Мой личный враг

Они проиграли. Неизвестно кому, неизвестно когда и неизвестно в чем, но они проиграли. Жизнь их теперь изменится. Сами они станут другими. Залижут раны — не век же им кровоточить! — и будут жить дальше. Но уже иной жизнью — они никогда не исчезнут совсем, эти раны…

— Неужели правда, девочки? — спросила Александра плача. — Неужели правда?

— Не хнычь! — отрезала Ладка. — Без тебя мокро.

— Я не могу! — всхлипнула Александра. — Я не могу!..

— Тогда иди прогуляйся, — грубо сказала Лада. — Давай, одевайся и иди. Придешь, когда перестанешь реветь.

Александра понимала, что Ладе тяжелее, чем ей. Ее Михайлов пропал, как будто его никогда и не было. Вика явно примеривалась ее уволить, а Ладка в тоске по Михайлову даже не собиралась защищаться.

Александра тихо оделась в прихожей и побрела вниз по лестнице. Слезы туманили ей глаза, хотелось не просто плакать — громко рыдать.

Из Потаповского она свернула направо, к Маросейке.

Не уедет она навсегда, что они придумали, ей-богу! И Филипп вовсе не собирается жить с ней до конца дней своих, да еще в Париже. Конечно, ей бы этого хотелось, но тут их желания расходятся. Странно, но она не могла вспомнить, когда ей впервые пришло в голову, что она хотела бы прожить с ним всю жизнь. А как же теория о том, что она вообще никогда больше не будет доверять мужчинам? Но эта теория почему-то не касалась Филиппа — ему она доверяла. Безоговорочно.

Старательно оглянувшись по сторонам, Александра стала переходить Маросейку, как вдруг хриплый вопль ударил ей в уши:

— Назад! Назад!!

Она непроизвольно оглянулась, чтобы посмотреть, кто это так вопит, но в этот миг какая-то неведомая сила дернула ее, швырнула в сторону, и она, будто со стороны, увидела, что вся улица Маросейка — так ей показалось — в ужасе смотрит на нее, лежащую в куче мокрого заплеванного снега, а в переулок, на бешеной скорости сворачивает ободранная и грязная машина. Завизжали тормоза, машину занесло, мелькнули и погасли задние огни.

Все стихло.

— Вставай! — сказали Александре сверху, и прямо к ее физиономии протянулась рука. — Можешь встать?

Ошеломленная, еще не понявшая, что с ней произошло, Александра взглядом поднялась по этой руке до синей замызганной куртки- «молния» сломана, воротник замотан грязным шарфом, — потом, в удивлении приоткрыв рот, не мигая, уставилась на лицо. Лицо было смутно знакомым.

— Ты кто? — спросила Александра.

— Не узнаешь? — в свою очередь спросил ее спаситель и усмехнулся.

— Ну зачем ты ее выставила? — в пятый раз спрашивала расстроенная Маша. — Она теперь будет рыдать до самого дома, еще под машину попадет…

— Не попадет! — огрызнулась Лада, чувствуя себя хуже некуда. — Не могу ее скорбную рожу видеть!

— Ну и не смотрела бы. Ты же знаешь Саню: она теперь в Париж не поедет, с тобой останется. Потому что тебе без нее плохо.

— Мне одинаково плохо что с ней, что без нее, — пробормотала Лада. — Уволит меня сука эта, что я буду делать? У тебя есть в запасе еще один Филипп Бовэ?

— Нет, — сказала Маша. — Ты куда? На работу?

— На работу, будь она неладна. Приеду, позвоню Сане. И ты позвони, хорошо?

— Ну, конечно, — успокоила ее Маша. — Не гони.

Если бы Лада выехала на Маросейку, она увидела бы Александру, лежавшую в куче снега, и человека, склонившегося над ней, но она дала газ, решительно развернулась в тесном Потаповском переулке и двинулась в другую сторону, ни о чем не подозревая и только чувствуя себя виноватой перед Александрой, которую только что так грубо выставила из Машиной квартиры…

Машина сделала еще два поворота и оказалась на Бульварном кольце.

— Ну что? — спросил пассажир у водителя.

— Да ты же видел! Черт его знает, откуда этот мужик выскочил!

— Вот зараза, придется все сначала начинать…

— Я говорил — лучше в подъезде, а ты — нет, нет, так вернее…

— Да пошел ты! Ни хрена не умеешь, даже девку сшибить. А если опять к ней охранника приставят?

— Да кому она нужна, охранника приставлять.

— Ну приставили же тогда!

— Да не знаю я, зачем тогда приставили!..

— Не нравится мне она, вот что. Мы же не знаем, что это за девка и кому она мешает.

— Да тебе-то что? Лишь бы деньги платили. Пристрелить ее ничего не стоит, вон она, разинув рот, по улицам ходит…

— Однако кто-то ее все-таки вытащил…

— Случайность какая-то, да и все. Может, ему деньги понадобились, тому бомжу, вот он и кинулся.

— Если бы ты соображал побыстрее, он бы не кинулся! Вот зараза! Они помолчали.

— Будешь звонить-то?

— И не подумаю. Сделаем дело, тогда и позвоню.

Добравшись до «Останкино», Лада первым делом позвонила Александре, но трубку никто не снял. На третьем гудке включился автоответчик, и голос Филиппа Бовэ попросил оставить информацию. Лада велела Александре позвонить ей, как только она появится дома, и положила трубку.

— Тебя Терехина спрашивала, — озабоченно сказал Вася Куренной.

Вика с утра была не в духе, в воздухе пахло грозой, и Вася до смерти боялся, что она разразится в его смену.

— Что ей нужно, не знаешь? — спросила Лада.

— Не знаю, Лад, — сочувственно ответил Вася. — Знаю только, что она с самого утра рвет и мечет. Может, уедешь, а мы скажем, что тебя не было сегодня?

— Нет, — решительно сказала Лада, — не нужно.

Не в ее правилах отступать. Даже проигрывая. Бедный Вася Куренной, подумала Лада, он, поди, не догадывается, что ему предстоит лишиться еще одного грамотного и профессионального сотрудника. И не на время, а навсегда.

Вика не даст ей работать в непосредственной близости от себя, пусть даже и в соседней редакции. Нет, придется искать что-нибудь очень далекое от сферы ее влияния, а может, и совсем уходить, менять профессию, привычки, образ жизни…

Лада справилась бы с этим, справилась легко, она была сильной, умной и уверенной в себе. Но без идиота Михайлова, бросившего ее, едва под ним зашатался стул, без этого презренного труса и ублюдка, ей совсем не хотелось бороться.

Чтоб он сдох где-нибудь!

Почему они так трясутся за свои драгоценные карьеры, эти чертовы мужики? Почему не видят того, что у них под носом и что можно взять, не прилагая никаких усилий и никому ничего не доказывая?! Как он смеет бросать ее, словно тряпку, которой вытирает стекло в своей драгоценной машине?!