Мой любимый дикарь

Веселая улыбка исчезла.

— У каждого может быть свое мнение о других.

— Это очень дипломатично с вашей стороны. Но где же та девушка, которая объясняла мне, как найти сговорчивых девиц на ночь?

В какой-то момент ему показалось, что она онемела от смущения, и почувствовал стыд. Потом она вздохнула — как бы ему хотелось слышать этот звук снова и снова! — и тихо заговорила:

— Я знаю, что прилично, а что — нет. По мнению Оливии, я исхожу из того, что многие люди умнее, чем они есть, и когда я говорю с ними, они считают меня странной и непонятной.

— Я не нахожу вас такой.

— Тогда вы, наверное, действительно очень умный человек. — Она снова засмеялась, на этот раз робко.

— Может быть, поэтому я хорошо понимаю, что вы так и не ответили на мой вопрос. Книга капитана Лэнгли изменила ваше высокое мнение обо мне?

— Отвечу абсолютно честно, и только потому, что спрашиваете вы. Я считаю книгу Лэнгли несколько односторонней.

Он замедлил шаг.

— Вот как? Поясните.

— Я читала в газете, что экспедицию возглавили вы, — ответила она, оживленно жестикулируя. — А, судя по книге Лэнгли, он делал все сам: выбирал маршрут, организовывал носильщиков, решал, где разбивать лагерь. Он был лучшим стрелком, лучшим бойцом и лучшим тактиком.

Беннет стиснул зубы.

— И?..

— Капитан Лэнгли написал книгу. — Филиппа пожала плечами. — Мне кажется, что, если бы вы писали о той же самой экспедиции, книга получилась бы более… сбалансированной.

— А что, если в ней все просто перевернуто с ног на голову? — спросил Беннет, почувствовав некоторое облегчение.

— Вот как… Но не забывайте, что я читала все ваши книги. Вы, капитан Беннет Вулф, отдаете должное всем, кто это заслужил.

Когда они подошли к старому кривому дубу, Беннет протянул вверх руку, Керо спрыгнула с ветки и уселась на его плечо. Последние три года, впрочем, как и предыдущие двадцать шесть лет, капитан Беннет Вулф шел по жизни, быстро и точно оценивая характеры тех, кого ему приходилось встречать.

В этом случае его чувства пребывали под влиянием чертовской привлекательности Филиппы Эддисон, он отчаянно хотел ее. К тому же у нее была хорошая интуиция. Ему хотелось доверять ей, рассказать, что почти вся книга Дэвида Лэнгли на самом деле его, а слова передернуты так, чтобы сделать Дэвида героем и его героизм более важным, чем все открытия, совершенные в экспедиции.

В данный момент у него не было доказательств, и он знал, что без них будет выглядеть хвастуном.

— Вы так и не ответили на один из моих вопросов, — сказала она, оторвав Беннета от безрадостных мыслей.

— Правда?

— Я вас спрашивала о лорде Феннингтоне. Почему вы не хотите рассказать, как он встретил вас, воскресшего из мертвых?

— Я пока его не видел. — Выражение лица капитана было спокойным. Или каменным?

— Что? Но почему? Ведь он ваша семья!

— Я ни разу не встречался с ним с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет.

Филиппа робко тронула его руку, ее прикосновение было легким, почти невесомым, но он его почувствовал — словно его навечно заклеймили.

— Но он с такой теплотой отзывался о вас в предисловии к книге Лэнгли, — запротестовала она. — Кажется, он вас хорошо знает.

— Вероятно, он читал мои книги. — Беннет неожиданно для самого себя обнаружил, что его рука тянется к ее щеке, и с трудом заставил себя опустить руку.

— Вы должны повидаться с ним, капитан, — настаивала Филиппа.

Капитану действительно надо было увидеться с Феннингтоном. Конечно, не для того, чтобы разыграть сцену возвращения блудного сына в лоно семьи. Просто он должен знать, насколько глубоко увяз маркиз в истории с кражей и публикацией его дневников.

— Беннет, навестите его, — повторила она. Его имя звучало сладчайшей музыкой в ее устах.

Он медленно кивнул:

— Хорошо. А потом я верну вам книгу.

— Чем я могу вам помочь? — поинтересовался высокий, болезненно худой дворецкий, когда Беннет с Керо на плече постучал в дверь Ховард-Хауса, лондонской резиденции маркиза.

— Я должен увидеться с Феннингтоном, — сказал капитан с непроницаемым выражением лица. Он уже не мог припомнить, сколько раз клялся, что больше никогда не переступит порог этого дома. Какой бы ни была причина. Но стоило кареглазой чаровнице с безупречной фигурой назвать его по имени…

Дворецкий стоял твердо, как скала.

— Лорд Феннингтон ожидает вас? — спросил он. — Меня не проинформировали о вашем визите.

Капитан уже чертовски устал от того, что его не пускают ни в один дом в Мейфэре.

— Нет, он меня не ждет. Он считает меня мертвым. Бросив на посетителя враждебный взгляд, слуга сделал шаг вперед.

— Еще один, — проворчал он и сделал кому-то знак. Из полумрака холла молча выступили два лакея. — Доход от книги капитана Лэнгли, причитающийся лорду Феннингтону, останется у него, и понадобится нечто более убедительное, чем мартышка на плече, чтобы заставить кого-нибудь в этом доме считать иначе. Вам лучше уйти.

Итак, ответ на один вопрос был получен. Лэнгли заплатил маркизу за молчание о дневниках.

— Если ты и эти две гориллы думаете напугать меня, вам следует прибегнуть к чему-нибудь более серьезному. Я провел три года в африканских джунглях, и для меня вы не страшнее новорожденных котят.

Его мышцы напряглись, чувства обострились. После того как он едва избежал смерти в Конго и вернувшись домой, обнаружил, что его работа, репутация и надежды на будущие экспедиции находятся под большим вопросом, он ничего не имел против хорошей потасовки.

— Графа нет дома для шарлатанов, — с достоинством ответствовал дворецкий, хотя и отступил на полшага. — Могу сообщить вам, что вы уже четвертый Беннет Вулф с начала сезона, явившийся сюда за подаянием. Пожалуй, у вас самые потрепанные сапоги из всех четырех, но я не нахожу это впечатляющим.

Беннет наклонил голову и взглянул на свои сапоги, действительно изрядно поношенные.

— Мне не нужно подаяние. Ни от кого. Но мне необходимо переговорить с лордом Феннингтоном. Скажите ему об этом. Немедленно.

Слуга несколько раз растерянно моргнул, потом нервно сглотнул.

— Очень хорошо, сэр. Вы сами напросились, так что пеняйте на себя. — Он пробормотал несколько слов, и два лакея выдвинулись вперед, преградив путь Беннету. Сам дворецкий ретировался в глубь дома.

Вполне вероятно, сюда уже дошли слухи о его возвращении, но если Феннингтон не желал увидеть своего племянника или если, как говорит дворецкий, сюда уже являлись проходимцы, представлявшиеся капитаном Вулфом, то домашняя челядь, скорее всего не обращала на эти слухи внимания. Капитану было все равно, что думает дядя о его возвращении. Он желал получить ответы на свои вопросы.