Мой Мастер

– Не могу, - чуть не плача прошипел Драко, и впервые за долгий год Гарри почувствовал, что они ровесники. Что несмотря на принятие, Драко так и остался шестнадцатилетним мальчишкой, каким и был. Гарри стало совершенно плохо. Со спокойной обреченностью он подумал, что нельзя заставлять таких детей, как они, убивать. Не важно, война - не война. Нельзя. Не правильно.

– Можешь, - Люциус в упор смотрел на сына.
– Можешь. Я пришел ради тебя. Я рядом.

Драко глубоко вдохнул и выпалил срывающимся голосом:

– Авада Кедавра!

Зелёный луч ударил в грудь Дамблдора, и Гарри закричал. Но звук, запертый заклинанием, не смог вырвать из глотки. Гарри лежал, задыхаясь от ужаса. Он больше ничего не видел и не слышал, полностью погруженный в произошедшее. Очнулся он, когда его подняли с пола сильные руки.

Люциус держал его крепко, рядом маячил бледный, потный, взъерошенный Драко.

– Ты с нами? Или к матери?
– Мастер обеспокоенно вглядывался в сына.

– Я хочу домой. К матери, - Драко шептал и, казалось, готов был упасть в обморок.

– Я помогу, - Люциус потянулся к нему, но Драко отстранился, осторожно отводя его руку в сторону.

– Я сам!
– и тут же провалился через пространство в мост.

– Гарри, мы сейчас отправимся в Карпаты. В школе для тебя слишком опасно.

Гарри безразлично смотрел на Мастера. Еще сутки назад это известие привело бы его в буйный восторг, но сейчас почему-то ничего не вызвало.

Оказавшись в поместье, Гарри равнодушно разглядывал через окно горы, мрачными громадами возвышавшимися на фоне серого безрадостного неба. Люциус напоил его укрепляющим и оставил одного в маленькой спальне.

Гарри не смог уснуть и весь день провёл в раздумьях. Его постигло разочарование. В себе. В Драко. В войне. В… нет, он не решился признаться, что в Мастере. Мастер остался для него непогрешим. Он привык думать, что эльфы высшие. Перворожденные. Старшие. Имеют больше прав, чем другие расы. И потому он совершенно пренебрежительно относился к людям и не видел ничего страшного в их смерти. От того и не страшился он никогда убийства и даже иногда грезил о том, как и что будет во время его последней схватки с Волдемортом, или представляя, как убивает Лестрейндж, горя праведной местью из-за смерти крестного.

Но впервые увидев настоящее убийство, еще и совершенное братом, Гарри испугался. И ему стало мерзко и противно от самого себя.

Ближе к вечеру вернулся Люциус с подносом наполненным едой.

– Ты так и не уснул?

– Нет, Мастер, - бесцветно прошелестел в ответ Гарри.

Люциус поставил поднос на прикроватную тумбочку и сел на постель:

– Ты можешь сказать, что так повлияло на тебя?

– А неужели не понятно?!
– с неожиданной злостью сорвался Гарри.
– Вы же его… как барана! Вот так, просто! «У тебя получится»! Естественно, получится убить неспособного защитится. И зачем убивать? Что происходит?

– На то были причины, - ледяным голосом ответил Мастер, и Гарри вновь поник.
– Мы поговорим, когда ты успокоишься, очнешься от своего страха.

Гарри кивнул, отвернулся, зарываясь в подушки. Почему-то хотелось разреветься. Отчаянно. С громкими всхлипами и подвываниями.

14. Дочки-сыночки.

Коробка воспоминаний открывала Мастера совершенно с другой стороны, разрушая идеальный образ наставника и в тоже время принося понимание многих его поступков и слов. Но были совершено бесполезные и даже забавные открытия. Например, как оказалось, Люциус имел привычку разговаривать сам с собой, в точности как Драко. Гарри всегда веселила эта привычка названного брата. Тот шипел, плевался, рычал, жалясь и ругаясь самому себе. Видимо, разговоры в стиле «сам себе» были семейной привычкой Малфоев.

Вот и сейчас Гарри выслушивал монолог Люциуса из воспоминания.

– Не могу! Не могу! Что делать?
– юный Мастер затравленно метался под пологом собственной кровати в факультетской спальне Слизерина.

– К отцу иди, - Гарри понимал, что его никто не услышит, но не мог отказаться от иллюзии диалога с умершим.

– Отец меня не примет. К нему нельзя.
– Люциус зарылся в подушки и Гарри подумал, сколько раз он сам так делал, пытаясь спрятаться от разговора с Мастером.

– Примет. И простит.
– Гарри лег рядом, разглядывая белые длинные волосы, в беспорядке разметавшиеся по подушкам.

– Риддл убьёт.

– Не убьёт. Кишка у него тонка. Он до крайности оказался сентиментальным. Ну, это ты потом узнаешь и сам мне скажешь. Вот только я не пойму, о чем ты, - Гарри безумно хотелось прикоснуться к Люциусу.

– Он же меня в угол загоняет.

– Кто?
– Гарри стало интересно, о ком сейчас причитает Мастер. Ему вообще сейчас казалось крайне забавным наблюдать своего Мастера таким потерянным и перепуганным мальчишкой. Не сильным, властным магом, уверенным в себе, а запутавшимся, натворившим дел и получившим грандиозные неприятности, даже по меркам Поттера, мальчишкой.

– Все! Как сговорились, суки!

– О! Ты еще и ругаться, как магглорожденный, умел!
– Гарри восхитился.

– «У вас неприятности», «Я вам помогу»! Идиот старый! Просто отвали от меня. Нет. «Что происходит, мистер Малфой?» - Люциус очень похоже скопировал участливый тон Дамблдора. Только добавив в него изрядную долю издёвки.
– «Вы оказались во что-то втянуты?» - Да, мистер Дамблдор, я оказался втянут во многое. Я - эльф. Я - Пожиратель смерти. И еще я умудрился послать Тёмного лорда. И, да, я спалился самым глупым образом перед одним тупым старым магом, и теперь он не отстаёт от меня. Вы хотите мне помочь?
– Люциус продолжал ёрничать, видимо, таким образом выплёскивая всё, что накопилось у него.
– Просто отвалите от меня, и всё. Или лучше, нет. Сдохните! И Риддла с собой за компанию возьмите. Вот тогда всё у меня будет шикарно!

Люциус перевернулся на спину, отбросил с лица подушку и уставился невидящим взглядом серых глаз в полог балдахина.

– Ну, идеи, конечно, у тебя шикарные. Но несбыточные. И вообще, я Дамблдора терпел все шесть лет учебы в Хоге, а ты через несколько недель его пристального внимания волком воешь, - Гарри покачал головой.

Мастер поморщился, поднял руку, и Гарри впервые увидел, как происходит вызов Черной Метки. Змея на белом предплечье извивалась, меняя цвет от серого к черному.

– Больно?
– забывшись, Гарри протянул руку, но остановился в дюйме от татуировки.

– Больно, однако, - Люциус озадачено рассматривал Метку.

– А что, раньше больно не было?

Конечно же, Гарри никто не ответил.

– А вот не могу я! В Хогвартсе я! Время семь вечера. Среда. Не могу!
– Гарри показалось, что Люциус сейчас покажет язык змее на предплечье.

Но метка продолжала пульсировать, и Гарри отчетливо видел, что это приносит боль Мастеру. Спустя пару минут, Люциус покрылся испариной и, не выдержав, прошипел на парселтанге: