Мой милый Гаспаро

– Так вы говорите, что эти мичманы подглядывали?
– вопросила она гвардейцев, и те хором подтвердили, что видели своими глазами.

– Как, должно быть, расстроится ваш капитан, - смотрела на виновников воспитательница, но те молчали.

Отпустив гвардейцев, она прошлась вокруг Гаспаро, оглядела с ног до головы и Фабио:

– Дело молодое,... не буду жаловаться, но возьму с вас обещание, что больше подглядывать не будете.

– Не будем!
– друзья тут же взглянули в глаза, широко их раскрыв, словно клялись выполнить сие обещание.

– Вот и прекрасно, - засмеялась довольная воспитательница, протянув им руку.

Друзья поочерёдно поцеловали её и убежали с территории особняка...

* - кюлоты - узкие и укороченные штаны, наподобие бриджей, прикрывающие колени и застегивающиеся внизу на пуговицы.

Глава 2

Выглядывая между друг дружками, над друг дружками, попеременно старались смотреть в окно девушки. Они только убежали из сада, где их воспитательница беседовала с гвардейцами и двумя молодыми людьми, которых застали за подглядыванием. Ужасно интересно было каждой увидеть, чем всё закончится...

– Какой красавчик!
– вздыхали некоторые девушки.

– А мне вон тот нравится, - смеялись другие.

– Ой, и тот гвардеец мил!
– согласилась ещё одна, наконец-то сумевшая увидеть через подруг происходящее в саду.

– Ах, вот клянусь, ещё раз придут, - только начала лепетать другая, как соседка тут же поддержала:

– Возьмусь за одного из них!

– Ой, девочки, возьмёмся, - расхохотались остальные, но в этот момент воспитательница вошла в дом и строго воскликнула:

– А ну-ка, переоделись, и все в зал! Урок продолжим да и музицировать пора!

– Урок... Попадёт же нам опять, - с недовольством взирая вслед воспитательницы, прошептала одна из девушек подружке, и та удивлённо подняла брови:

– Юли?... Ты,... да вдруг трусливой стала?

– Тише, - шла та подле, следуя с нею за воспитательницей и другими подругами, так же шепчущимися друг с дружкой о своём.
– Нам бы избежать участи снова сидеть на чердаке взаперти. Я ж не учила ничего.

– А кто учил?
– хотела ещё что-то добавить подруга, но промолчала.

Очень скоро сидели все воспитанницы, одетые в одинаковые платья, каждая за столиком в небольшом кабинете перед стоящей с журналом в руках воспитательницей.

– Итак!
– воскликнула она, раскрыв журнал.
– Начнём отвечать на вопросы. На этот раз не будут прощены те, кто не учил!

Сердца девушек бешено стучались. Взглядами они переглядывались друг с дружкой и чувствовали, что многим придётся несладко, если воспитательница назовёт именно их имена.

– Алёна Захарова!
– прозвучал голос той, и Алёна, не так давно беседующая с подругой Юлией, поднялась.

Она приняла гордый вид, будто не виновата ни в чём и всё, что требовалось, заучила.

– Не разочаруйте меня теперь, сударыня, - смотрела воспитательница исподлобья и заглянула в журнал, зачитав вопрос.
– Когда же в русских армиях были созданы духовые оркестры, кои играли на торжественных парадах?

– Пётр, - шепнула сидевшая рядом Юлия, и воспитательница медленно подошла, пока Алёна озвучила несмелым голосом ответ.

– Ты! Захарова Юлия!
– стукнув ладонью по столу, воспитательница смотрела пронзительно в глаза несмело поднявшейся Юлии.

– Какие танцы пришли к нам из Европы?

Но Юлия молчала, не смея отрыть рот. Всё, что, как казалось, знала, куда-то исчезло. Ощущалось, будто забыла всё на свете. Только глаза воспитательницы видела перед собой.

– Самые простые вопросы задаю, - выпрямилась та, всплеснув от недовольства руками.
– И ни одна из вас обоих так и не может отвечать. Что мне с вами делать?

– Они канты поют хорошо, - хихикнула другая воспитанница и тут же виновато опустила взгляд, испугавшись грозного вида воспитательницы:

– Так отвечай же ты, Рыжова, на оба мои вопроса.

– А какие были вопросы?
– несмело вопросила та, но сидевшая подле подруга поднялась и скорее поспешила спасти всех:

– По приказу императора Петра создали духовые оркестры в армиях, а из Европы к нам пришли менуэт, гавот, аллеманда!

– Голубева, - устало вздохнула воспитательница.
– Я знаю, что ты единственная всё запоминаешь с полуслова.

– Простите, - молвила Юлия виновато и жалостливо смотрела воспитательнице в ответ.
– Я выучу, я запомню.

– В голове у тебя что-то иное. Вот бы добраться до сего хлама и выбросить его, - закрыла воспитательница журнал и махнула рукой воспитанницам сесть.

Она дальше что-то вновь рассказывала, бродила между столами, говорила и говорила, но Юлия так и думала про её слова. Так и чувствовала себя виноватой в чём, обвиняла в том, что не может ни учиться, ни слушаться. Сама понимала, что и её, и многих здесь волнует совершенно иное...

Когда же последовала за всеми в зал для музицирования, Юлия стала чувствовать себя немного лучше, поскольку взгляд воспитательницы вдруг изменился: стал более тёплым, радостным... Она повернулась к Юлии и объявила:

– Раз уж ты с сестрой такие любительницы кантов, то будете на вечере в честь дня рождения Императрицы нашей любезной, Екатерины Алексеевны, петь.

Юлия тут же переглянулась с такой же счастливой Алёной, а в считанные минуты они уже стояли перед играющими на разных инструментах воспитанницами и выразительно, с нежным чувством пели:

Крепкий, чудный, бесконечный,

Поли хвалы, преславный весь,

Боже! ты един превечный,

Сый господь вчера и днесь:

Непостижный, неизменный,

Совершенств пресовершенный,

Неприступна окружен

Сам величества лучами

И огньпальных слуг зарями,

О! будь ввек благословен.*

* - из канта «Крепкий, чудный, бесконечный...», 1744 г.

Глава 3

Возвращаясь с очередного занятия в Кронштадте, Гаспаро с Фабио вновь проходили недалеко от усадьбы, где накануне подглядывали за гимнастикой девушек. Одна мысль промелькнула у них в голове... Ничего не говоря друг другу, только задорно улыбнувшись, друзья побежали, придерживая на голове треуголки, к воротам усадьбы...