Мой ненастоящий
Шрифт:
У меня звенит в ушах так громко, будто меня кто-то ударил.
— Чего вы хотите?
— Понять, насколько далеко все зашло, — отрывисто откликается Ярослав, — как давно Влад в курсе и что предпринял по поводу.
— Он в курсе? — каждый вопрос — будто еще один удар, каждый оглушает меня все сильнее и сильнее.
— Это объяснило бы очень многое.
— И поспешную женитьбу на тебе, девочка, в том числе, — предельно раздраженный нашим диалогом вклинивается Карим Давидович.
Его выпад уходит в молоко. Меня сейчас не волнует зыбкость моего положения и слишком быстрая наша с Ветровым свадьба.
Я
Пока я жив, по крайней мере.
И ведь таких фраз я могу припомнить не одну. Я ведь думала, что все они так, для красного словца…
Боль разрастается в моей груди медленно, но постепенно сворачивается все в более тугой ком.
— Марго, — ладонь Ярослава на моем плече сжимается сильнее, — своему брату я обязан очень многим. Жизнью в том числе. Я сам быстрее сдохну за него, чем позволю навредить. Но сейчас себе вредит он сам, каждым днем своего промедления. Доверься нам хотя бы сейчас. Один раз. Перед Владом возьму на себя всю ответственность.
— Это все равно будет мое предательство, — я едва-едва покачиваю головой, а потом — через силу сдвигаюсь в сторону, — ищите. Если сможете что-то найти — ищите. Я буду следить, чтобы вы не лезли туда, куда не следует. А потом вы отвезете меня к нему в больницу, без проволочек.
— Разумеется, — Ярослав ободряюще мне улыбается, — спасибо, Марго.
Спасибо меня не спасет.
Когда Влад узнает, что я позволила кому-то копаться в его бумагах — тут уж нечего гадать. Что бы он ко мне ни испытывал, даже самую глубокую привязанность предательство такого рода убьет на корню. Готова ли я к такому? Нет, конечно же.
Вот только прощаться навсегда с Владиславом Ветровым настолько рано я готова еще меньше.
38. Маргаритка
Вообще-то дверь домашнего кабинета до сей поры была единственной закрытой от меня всегда, когда Влад отсутствует в своей квартире. Он даже и не думал скрывать, что доверяет мне только в очень узких пределах. И видимо, точно зная это, мои гости пришли сюда с его связкой ключей.
Все происходит предельно быстро. За пятнадцать минут Ярослав быстрым и деловитым смерчем проходится по кабинету моего мужа.
Это почти физически больно — это наблюдать и пытаться не думать, какими именно словами Владислав Ветров будет комментировать измену подобного рода.
Неважно, это все неважно. Если на кону стоит ставкой жизнь моего мужа…
— Бинго!
С видом человека выигравшего в лотерею Ярослав вытягивает из одного из нижних ящиков целую горсть маленьких оранжевых баночек.
— Что это? — я подхожу ближе. — Боже, сколько их…
— Стратегические запасы, — мрачно цедит мой собеседник, — одну из таких Влад таскал при себе. В клинике только по названию этого препарата нам уже сказали про глиому. Анализы только подтвердили диагноз.
Чтобы удержаться на ногах, я крепче вцепляюсь в край стола, а Ярослав бесцеремонно выдергивает этот же ящик из стола и рывком переворачивает его над столешницей.
Бумаги, медицинские бланки, какие-то контракты.
Ветров-младший перекапывает их, быстро проглядывая. Бумаги летят в две стопки — большую отвергнутую, и маленькую, по какой-то причине
выделенную. С каждой бумагой в той стопке Ярослав только сильнее мрачнеет, все меньше становится в его лице человеческого. Одной из бумаг его внимания достается более всего. После неё он рывком выпрямляется, и боже, какой же тяжелый у него взгляд… Кого он решил им вырубить, Тайсона?— Поехали, — он прихватывает меня за локоть и вытаскивает из кабинета. Карим Давидович, оставшийся за дверью кабинета, кажется — даже с места не сдвинулся, при виде нас приподнимает брови.
— Все так, как я ожидал?
— Все хуже, — коротко выдыхает Ярослав не останавливаясь, — поехали. Я хочу застать этого утырка до того, как он свалит из больницы. Потом мы его можем и не найти. Но мне очень интересно, с какого рожна он решил подписать разрешение на эвтаназию, не сказав нам ни слова.
Боже… Эвтаназия… Что может быть ужаснее? Это вот об этом Ярослав вычитал в бумагах?
— Влад приходил в себя? — я умудряюсь как-то задать этот вопрос на бегу.
— Если бы он пришел в себя, черта с два мы смогли бы забрать у него ключи, — насмешливо замечает за моей спиной Карим Давидович, — если быть точнее, он забрал бы их у меня до того, как я и мои люди покинут клинику.
— И тем не менее, конфисковал ты их весьма оперативно, — Ярослав останавливается только в лифте, с ожесточением вдавливая кнопку, будто втайне мечтая этим движением выдавить кому-то глаз, — ты ведь сделал это не просто так. Ты тоже находил его выкрутасы подозрительными, не так ли?
Карим Давидович, к которому мы оба повернулись, выглядит одновременно невесело и удовлетворенно. Постукивает пальцами по ручке джойстика.
— Я не подозревал, что все настолько плохо, — он чуть покачивает головой, — я предполагал, дело просто в том, что он не желает проигрывать эмоциям, признавать собственное увлечение, допускать этот свой служебный роман… Только когда он вместо того, чтобы послать меня к лешему с моими условиями, полностью на них согласился — я понял, что дело уже не только в девушке.
— Волшебно.
Мы выходим из лифта, садимся в машину. Вокруг нас суетятся несколько человек, люди Ветровых и сами они о чем-то говорят, а я — ничего особо из их разговоров не понимающая, продолжаю умирать от страха. Не просто так — а за своего чертового мужа.
Сколько всего, оказывается, я не замечала. Не слышала. Упивалась своими страхами, страданиями и не видела того, что, оказывается, уже давно заметили и брат, и отец моего мужа. И ведь нельзя сказать, что они находились с ним больше или дольше. Я была его ассистенткой. Он же в течение рабочей недели ни с кем чаще меня не виделся. И даже не подозревала. Ни одной мысли не было!
Как я себя в эту секунду ненавижу за мою непрошибаемую глупость — кто бы знал.
Только бы все обошлось…
В клинике от нас неожиданно откалывается Карим Давидович.
— Идите вдвоем, — настаивает он, не делая ни единого жеста своим подчиненным, чтоб его высадили из машины, — мне он рад не будет. Сегодня — нет. У вас двоих хотя бы есть шанс уболтать этого осла сделать то, что нужно. Меня он слушать не будет. Слишком много упрямства я ему передал.
— Да уж, перебор, — комментирует Ярослав и, не теряя лишнего времени, тащит меня в клинику. И чем ближе мы к ней, тем сильнее у меня подкашиваются ноги.