Мой опасный император

Лицо папы приобрело выражение каменной маски.

— Очень хорошо, — в спокойно-ледяной голос отца вплетаются опасные нотки. — По крайней мере не нужно носится по планете в твоих поисках, Мирей.

Я уже знала, что когда он выглядит настолько тотально спокойным, это указывает на крайнюю степень его ярости.

На всякий случай бросила взгляд на его хвост. Надо же, не пушистый… Можно немного расслабиться. Папа держит себя в руках.

А вот Рор сильно напрягся, словно готовился в боевую форму перейти. Чешуйки на его хвосте мой уже царапать начали.

— Мирей, побудь здесь пока. Мы поговорим, решим один вопрос, потом присоединишься к нам, — таким же ледяным тоном произнес император, ласково погладив меня по руке.

— Да, поговорим… решим вопрос, — повторил мой родитель, жестко хлестнув хвостом за спиной.

Мебели в доступной близости не оказалось, поэтому никаких разрушений не случилось. Только тихий свист от рассеченного воздуха.

В этот момент Роргард нежным движением расплёл наши хвосты, огладив по бедру расправленной лопастью напоследок. Отпустил меня и шагнул вперёд, красивым плавным жестом задвигая меня за спину.

Его хвост в ту же секунду рванулся вбок, выщелкнул что-то гневно-угрожающее.

Папа не проигнорировал. Тоже сделал шаг вперёд, снова щёлкнув хвостом.

Я аж съёжилась. Всё же Дрэго Зартон — это Дрэго Зартон, прославленный командор рихтов. От одного его имени, по выражению дяди Грила, орсы ссались и щемились по углам космоса. Но и это им не удавалось. Потому что Зартон в этих углах их находил и щемил.

Не помню, как там это звучало в исполнении дяди Грила. Одновременно смешно, и внушающе. Естественно это было во времена пограничных конфликтов между рихтами и орсами. В папину активную молодость.

Сейчас-то конфликтов нет. Против общей враждебной силы теперь орсы и рихты объединились.

Но, похоже, папу и моего самца это не волновало. Тут повод посерьезней появился для схватки.

Только сейчас до меня дошло. А ведь Роргард… Сколько рихтов он повстречал во время своего продвижение к текущему положению? Сколько времени для него самого эти самые рихты были врагами? Мы были врагами.

Аж не по себе резко стало. Это я уже не помню, не застала активную фазу конфликта.

Мне пришлось срочно обвить хвостом свою ногу, чтобы скрыть свои эмоции. Лицо-то держать я умею. Сейчас оно само спокойствие. А внутри всю трясёт.

Два самых дорогих мне мужчины… Папа и Рор…

Тем временем, тучи сгущались. Самцы сделали ещё несколько шагов друг к другу. Их хвосты при этом вели сдержанную перепалку. Очень сдержанную. Это я так думала, потому что почему-то не понимала ни слова в их жестах. Словно какой-то другой язык…

Да и видом своим они явно демонстрировали готовность к драке. Могучие мышцы вздулись, большие кулаки сжались. Но лица при этом у обоих были каменно-спокойными. Жуткое зрелище…

Сейчас, когда они стояли так близко, одинакового роста, оба здоровенные, широкоплечие, я поразилась, насколько они похожи. Покрасить Рора в чёрный цвет — точно будет рихт. Разве что хвост другой формы.

И я вдруг отчётливо поняла: я не хочу, чтобы Роргард оказался другого цвета. Не хочу. И хвост мне другой не нужен. Хочу именно такой. Плоский и шелковистый. Нежный со мной, и с опасным скрытым жалом для врагов.

Посмотрела на папу. Нет, я не хочу, чтобы папа был врагом для моего самца. Не хочу.

Дернулась в их сторону, но остановилась от властного взмаха хвостов обоих мужчин. “Не вмешивайся!” Надо же насколько единодушны они были в этом вопросе.

Рор властным жестом показал папе на боковую дверь. У меня в голове заметались воспоминания о прочитанном в том руководстве, что присылал мне Рор. Ну там, что император везде входит первый, о каких-то там поклонах, и прочем.

Папе было на это всё наплевать. Он резко развернулся, с совершенно неподвижным хвостом решительно направился к двери, открыл её сам и вошёл внутрь, не оглядываясь.

Рор тоже не стал оглядываться, сделал два плавных шага, будто ускоряясь... И… снова удивил меня. Я моргнула один раз, и он уже был в дверном проёме. Пока я соображала, что происходит, он плавно закрыл дверь изнутри.

А я осталась метаться в своих тревожных мыслях.

Гадство! Ненавижу ждать!

Потянулись длинные минуты моей персональной пытки. Я налила себе воды, полюбовалась на картину белой крылатки на стене — я теперь их везде видела, оказывается, раньше просто не замечала.

Вообще нервничала дико. Может, маме позвонить? А смысл? Зная папу, он мог ей и не сказать про меня. Бережёт свою Белоснежку, сам всё решает.

Вот и сейчас. Решает. Приехал за дочкой. Я улыбнулась. Росла, как за каменной стеной. Сильные любящие родители, крутые классные старшие братья.

Даже младший дикарь, и тот. Задирал, конечно, сильно, особенно в детстве. Но ведь, если кто цеплялся из посторонних, они же втроем с братьями кидались на обидчиков не раздумывая.

И Хард впереди всегда. Тут уж не важны были прежние обиды. А я потом обрабатывала его царапины. Так и мирились обычно, если до этого в контрах ходили. Бешеный ага…

Интересно все же, как там его папа собрался к порядку призывать.

Думала, а сама невольно прислушивалась. Внутри комнаты, куда ушли папа и Рор, было тихо. Подозрительно тихо. Или там звукоизоляция очень хорошая.

А чего я ждала? Что папа будет крушить мебель, а Роргард драться с моим отцом, как с теми наглецами на парковке?

Мое ожидание окончилось внезапно. Я вздрогнула от тихого шелеста открывшейся двери.

Эти двое вышли совершенно с бесстрастными лицами и неподвижными хвостами.Такие же как и заходили. Да ладно… Не верю!

Мне кажется, я не дышала, пока они жали друг другу руки. Жали! Руки! Друг другу! Нет, я точно сплю!

— Отвечаешь за неё, — угрожающе произносит папа, пристально глядя Рору прямо в глаза.

Рор просто кивнул на это еще одно страшное нарушение дворцового этикета.

Потом папа посмотрел на меня. Внимательно, но уже без внутренней ярости.

— Мы с тобой после поговорим, — нахмурился он, больше по привычке.

Я-то видела, что он почти успокоился уже. Вот это да! И даже без маминой помощи! Что там ему Рор сказал?

А меня что-то аж отпустило… Так тепло стало. Приехал. В чужую страну. К тем, кого врагами считает. Дочку свою, меня, выручать.

Я плюнула на всё, подбежала и обняла за пояс, как в детстве. Точно, как в детстве, когда папа отчитывал меня за мои проказы, а я подбегала к нему, большому и сильному, и лепетала просительно «папочка, прости».

Вот и сейчас. Папа сдавил меня в объятиях. Крепко так. Я глубоко вдохнула родной запах. Я не стала говорить «прости». Мне извиняться не за что. Я взрослая и сделала свой выбор. И была очень благодарна за то, что сейчас, несмотря на свою злость, папа его принимал.