Мой первый. Игрушка Зверя

Не могу поверить собственным ушам.

Это точно говорит Демид? Мне не почудилось?

Работает моя тактика, работает! Ух, какая я молодец! Откуда во мне столько хитрости?

Никогда бы не подумала, что мне в голову такое взбредет.

Внутренне едва ли не ликую, но сдерживаю улыбку, чтобы Демид ничего не заподозрил, хотя получается с трудом.

— Когда?

— Сейчас.

— Поехать сейчас? — Но ведь домашние думают, что сегодня я на работе. Я рассчитывала отпроситься на завтра. — Можно и завтра, я не тороплюсь от тебя уезжать.

— На завтра у меня другие планы. Так что?

— Еду!

В конце концов, можно сказать, что отпросилась с работы. Проверить бабулю, сделать ей все необходимое и вернуться.

— Тогда буду ждать тебя во дворе.

— Ты повезешь меня сам?

— Да.

Вот это да…

Мне было бы удобнее с тем немым мужчиной, но я не спорю.

Кое-что из старой одежды я прихватила еще в прошлый раз, поэтому переодеваюсь в нее, чтобы не вызывать подозрений. Демид видит мой прикид, но никак не комментирует.

Почти все дорогу мы слушаем музыку, редко перебрасываясь фразами. Демид неболтлив, чаще задумчиво молчит.

Заезжает в свободный парковочный карман недалеко от моего подъезда.

— Позвоню, как освобожусь, хорошо? — нетерпеливо говорю я, готовая уже бежать.

— Я подожду здесь.

Стопорюсь.

— Я могу задержать на час или дольше… — растерянно смотрю на него.

— Будь сколько нужно. Не тороплю.

— Ой! — давлюсь воздухом, замечая, как из подъезда выходит мама. Тут же скатываюсь по сиденью вниз, прячась от нее. — Это моя мама, — шепотом предупреждаю Демида, словно боясь, что она может услышать. — Не обижайся, пожалуйста, но я пока не хочу, чтобы она нас видела вместе.

— Она уже ушла, — отвечает спокойно.

Это его не задело. Ну и замечательно!

Захожу в дом, поднимаюсь на девятый этаж и отпираю дверь. С порога в нос бьет густой запах жареной колбасы. Слышу шкворчание жира на сковородке.

— Виола! — доносится бодрый голос бабушки из кухни. — В зеркало не забудь посмотреться, раз вернулась!

Она говорит маме, думая, что она вернулась. Не понимаю.

Торопливо разувшись, шагаю в кухню и застываю в проеме.

Бабушка стоит на своих ногах возле плиты и жарит колбасу. Жует ее, не боясь за холестерин, который у нее зашкаливал. Что-то напевает себе под нос.

Как это возможно? Она же… не ходячая. Но стоит уверено. Кроме того ест «Огневскую» колбасу, которую запрещают есть ей и мне. Поэтому я отдельно покупаю продукты для нас с бабушкой.

Бабушка подходит к шкафчику и открывает его. Не шатается, двигается свободно. А вот теперь у меня, кажется, вот-вот откажут ноги от шока. Припадаю спиной к косяку.

— Ба?..

На мгновенье она замирает, выронив пачку с приправой. Медленно оборачивается.

— Алисия? Что ты здесь делаешь?

— А что делаешь ты?

— Я… я… ох, дочечка, — кривится она болезненно. — Ковыляю палками деревянными, потому что думала, что умру с голоду. Ноги-то совсем не мои, еле волочатся. — Шаркает ими к стулу, еще и помогает себе руками их переставлять, как будто это протезы. — Как хорошо, что ты вернулась, лапушка!

— Прекрати этот цирк! Я видела, как ты ходишь на самом деле!

Ком в горле. Слезы обжигают глаза. Годы лжи, годы притворства. Каждый ее стон, каждая жалоба, каждый вздох — спектакль. Для кого? Для меня?

Мне так плохо жилось в этой квартире. Домочадцы издевались, унижали, а я терпела. Терпела, потому что верила, что бабушка без меня умрет.

А она… она просто лгала. Мне больно, словно в грудь вонзили нож. Все эти годы я жила в иллюзии, что я — героиня, спасающая беспомощную бабушку от злодеев. А на деле я просто дура, которой все тут пользовались. И я теперь уже и не знаю, кто под этой крышей оказался настоящим злодеем. Другие хотя бы все говорили в глаза, а она…

— За что? — шепчу дрожащими губами, горло сжимает крик боли, который уже не сдержать: — За что, я тебя спрашиваю?!

— Алисия, не кричи, — пытается успокоить меня добрым тоном, но делает мне только больнее. — Я ведь и правда после инсульта некоторое время не могла ходить. А ты за мной так внимательно ухаживала, постоянно общалась. Что еще нужно старушке на старости лет?

— Ты манипулировала, вынуждая себя мыть, кормить с ложки, убирать за тобой дерьмо, зная, что сама можешь о себе позаботиться. Зная, как мне тяжело тебя ворочать. Зная, как остальные обращаются со мной в этой квартире.

— Но ты бы ушла, если бы этого не делала, Алисонька. И не читала мне книги на ночь. Как бы то ни было, я все еще остаюсь твоей любящей ласковой бабушкой…

Я бы ушла, да. Она права.

Но я бы никогда не забыла о ней.

Навещать приходила, или мы могли бы встречаться во дворе. Я могла бы приглашать бабушку в гости или вообще забрать с собой. Много чего могла бы, если бы знала правду. С ее пенсией и моей зарплатой реально было бы снять пусть и худенькое, но отдельное жилье.

Но теперь очевидно, что бабушка не особенная в этой семейке. Она одна из них.

— Ты не моя бабушка, ты ласковый убийца!

Разревевшись, бегу в прихожую.

Документы, зарядку, все нужные вещи я забрала с собой еще в прошлый раз. В моей коморке только хлам остался, поэтому даже не обуваюсь, а, прихватив полусапожки, вылетаю на лестничную клетку.

Столько лет она меня обманывала, а Демиду хватило одного предложения, чтобы ее раскусить. Спустившись на несколько пролетов, я обуваюсь.

Выхожу во двор, плохо видя из-за слез — льются и льются, не переставая…

Хлопок двери авто — Демид выходит из салона.

— Алисия, ты как?

Ускорившись, бегу к нему. Врезаюсь лицом в его грудь. Меня знобит и трясет, но крепкие объятия хотя бы немного остепеняют дрожь в моем теле.

— Ты оказался прав. Бабушка не ждала меня и вовсю ходила по квартире… Мне так плохо, Демид…

— Это пройдет, — мягко гладит меня по голове.

Мне больно и одновременно хочется, чтобы время замедлило ход, потому что впервые я чувствую в прикосновении Демида нечто большее.

— Не пройдет, — обиженно бухчу.

— Тебе так кажется. Сейчас тебе больно. Но ты должна переболеть. Это лучше, чем продолжать жить во лжи. — Отстранившись, берет в ладони мои щеки, приподнимая лицо. Стирает большими пальцами слезинки со щек. — Все со временем забудется. Время лечит все.