Мой покойный муж

Этард улыбается едва заметно, одобрительно. Его улыбка так дико смотрится во всем этом.

Джон смотрит на меня, чуть склонив голову, разглядывает.

— Гордан говорил тебе, что ты должна публично отречься от своего мужа, выразить свое глубочайшее презрение, отказаться от траура по нему. Ты готова?

Я смотрю на Этарда. Он тихо кивает, словно говоря: «да, ты откажешься».

— Да, — говорю я. — Готова.

Я ничем не могу ему помочь… тем более, если он действительно получил по заслугам. Значит, должна позаботиться о себе.

— И готова доказать свое презрение? — поинтересовался Джон, обернулся. — Может быть, ты своей жене расскажешь, Нэт, как это вышло? Расскажи, я так хочу знать! Гордан!

Махнул рукой. Гордана я заметила только сейчас, лорд-дознаватель стоял в углу, в полутьме, одетый в черное, я увидела его, только когда он шагнул к свету.

Сердце отчаянно забилось. Что они хотят?

А Гордан берет щипцы. Цепляет ими в жаровне стальной прут, раскаленный до красна… У меня дыхание перехватывает. Нет, я не хочу на это смотреть!

— Пусть она сама, — вдруг говорит Джон, я даже не сразу понимаю, о чем он. — Айлин, возьми у него щипцы. Сделай это сама, покажи мне, насколько ты его ненавидишь.

Он ухмыляется. Ухмылка такая жуткая.

Да нет, ну… не может быть.

— Что? Джон, ты серьезно? Я не могу…

— Почему? — холодно говорит он. — Ты его жалеешь? Он мою дочь не жалел! Тварь!

Ярость в голосе.

Я понимаю Джона, и была бы у меня дочь, пожалуй, я думала бы так же. И дело не в том, что мне жаль… Но я не могу!

— Я не могу… — говорю тихо, горло перехватывает, говорить удается с трудом. — Я просто не могу, Джон. Что бы он ни сделал… не в нем дело… я просто не могу…

— Давай! Живо! — рявкает Джон страшно. — Бери щипцы и покажи мне. Иначе окажешься с ним рядом!

Страшно так, что кажется, меня вырвет сейчас. Жаль, что в обморок упасть не выйдет, это помогло бы потянуть время. Давно я разучилась в обморок падать.

Словно во сне подошла.

Представить, что так пытать будут меня… нет! Я не вынесу этого. Я этого точно не заслужила. Я ничего не сделала.

Но не могу.

— Бери, — говорит Гордан, сам вкладывает щипцы с раскаленным прутом мне в руки. Тяжелые… Подталкивает спину.

Я готова разрыдаться на месте. Не могу!

— Давай! — требует Джон.

У меня руки дрожат. И колени. Я пытаюсь шагнуть к Нэту…

Смотрю на него… Что мне делать?

— Не бойся, — шепотом говорит Нэт, смотрит мне в глаза. Спокойно смотрит.

Он не боится. По крайней мере, изо всех сил старается показать, что это так.

Не могу, нет!

Всхлипываю громко. И просто роняю все… щипцы разжимаются, прут катится в сторону. Не знаю, что будет теперь, но я не могу.

— Гордан! — слышу сквозь шум в ушах. — Раздень ее!

И даже не сразу могу все это осознать.

Только пальцы Гордана касаются моего плеча.

— Эй, Боб! — говорит он. — Принеси нашатырь, а то вдруг леди станет плохо.

Усмехается.

— Нет! — я вскрикиваю. — Не надо!

Поздно. Гордан крепко держит меня. И вдруг склоняется к уху.

— Не бойся, — говорит шепотом. — Ничего не будет. Это игра.

Какая к черту игра! Если тут же, я чувствую, как он с треском режет шнуровку на моем платье. Глупая мысль мелькает, что все, платье теперь испорчено, а ведь отличное было… но какое дело до платья, если то, что хотят сделать со мной — намного страшнее. Это сложно осознать.

— За что? — я почти плачу. — Не надо!

— Не смей! — рев Нэта словно рев зверя. — Не трогай ее! Ублюдок, мать твою! Отпусти!

И звон цепи. Нэт дергается, пытается вырваться так, что кажется, цепи лопнут вот-вот, или крюк в полотке не выдержит, выскочит.

— Не дергайся, — холодно говорит ему Джон. — А то будет хуже.

— Ты обещал! Какого черта! — рычит Нэт. — Не смей!

Джон криво ухмыляется.

— Ты тоже клялся мне в верности. И где же она?

— Ублюдок! Не трогай!

Нэт рвется, что есть сил, тянет цепи… Что толку от этого? Даже если вырваться, то что? Драться с королем? Стоит только свистнуть, и сбежится охрана.

Гордан методично раздевает меня. Я судорожно пытаюсь ухватиться хоть за что-то, хоть за сорочку, но он просто режет от воротника и вниз, сорочка падает, Гордан вырывает из моих рук.

— Не надо, — прошу я. От страха хочется расплакаться… И все же, надежда на Гордана не оставляет. Они только пугают меня? Пугают Нэта. — Не надо, я не виновата!

— Чего ты хочешь? — требует Нэт. — В чем еще признаться? Говори, я признаюсь, в чем угодно! Только отпусти ее!

Гордан берет веревку и связывает мне руки.

Я стою перед ними голая, меня трясет.

— Ты не все рассказал мне, — говорит Джон. — Расскажи. И я отпущу.

— Я все рассказал! — чувствую, как голос Нэта тоже вибрирует от напряжения и ярости. — Мне нечего добавить. Я был пьян, я не помню ничего. Вечером Майрет подходила ко мне, что-то рассказывала, очень взволнованно. Но я не помню. Я был пьян и не помню, Джон. А проснулся уже в той постели.

— О чем рассказывала?

— Я не помню… — почти отчаянье. Он тянет цепи, скрежет и даже треск крошащегося камня под потолком. — Отпусти ее!

Джон качает головой, потом кивает Гордану. Тот спускает еще один крюк, поднимает мои руки, закидывает на него веревку. Поднимает так, что я теперь едва могу стоять, почти висну, веревка впивается в кожу.

— Пожалуйста… — шепотом говорю я, понимаю, что бесполезно.

Джон подходит ближе, обходит вокруг меня, разглядывая.

— А ты ничего, — говорит он. — Почти как молоденькая, даже грудь не сильно обвисла.

Тянет руку, кладет мне на грудь, сжимает… Я понимаю, что у меня по щеке течет слеза.

— Ублюдок! — Нэт дергается изо всей силы. — Не смей!

— Почему? — удивляется Джон, с ухмылкой, задумчиво окидывает меня взглядом. — Ты просто взял и трахнул мою дочь. А если я сейчас сделаю то же самое с твоей женой?

— Не смей! Я убью тебя!

— Ты угрожаешь королю, — говорит Джон. — Подумай? А то я заменю плаху на четвертование.

— Да мне плевать! Ублюдок! Я убью тебя! С того света достану!