Мой Рагнарёк

– Не хочу, – честно сказал я.

– Ты не любишь женщин? – Геката не только не обиделась, но почему-то даже обрадовалась своему открытию.

– Не люблю. – Я немного подумал и ехидно добавил: – Кроме того, я не люблю мужчин, детей и домашних животных. В последнее время я что-то вообще никого не люблю – сам себе удивляюсь!

– А богинь? – лукаво спросила она. – Например, сероглазых богинь. Я же видела, как ты пялился на Афину. Вот уж воистину роковая страсть!

– Я же сказал: никого. И не старайся меня рассердить. Это довольно легко, а вот успокоить меня потом будет непросто.

– А таких богинь, как я? – настойчиво спрашивала Геката.

Я действительно начинал сердиться. С какой стати ей вздумалось портить мои сны бессмысленным флиртом?

Но пока я набирал в легкие побольше воздуха, чтобы хорошенько рявкнуть, Геката удивительным образом преобразилась. Теперь передо мной стояла настоящая великанша, метра три, не меньше. Ее роскошные черные волосы оказались пучком живых гадюк, которые дружно уставились на меня крошечными равнодушными бусинками глаз. Три прекрасных и яростных женских лица вызывающе смотрели на меня из темноты – что ж, значит, сочинители мифов и легенд все-таки не врали. Всегда приятно выяснить, что справочной литературе можно доверять.

– Таких богинь, как ты, я вообще видеть не могу, – строго сказал я. – Мой тебе совет: когда придешь ко мне в гости, постарайся выглядеть хоть немного приличнее. Что случилось с твоей прической, дорогуша?

– Что, и так не нравится? Ладно, дело хозяйское. Тебе жехуже.

Я и не заметил, когда она успела вернуть себе прежний очаровательный облик.

– Договорились. Мне действительно хуже, – примирительно сказал я. – Так плохо мне еще никогда не было. А теперь все-таки оставь меня одного. Мне пора просыпаться, и я не хочу делать это в твоем присутствии.

– Не хочешь или не можешь? – насмешливо уточнила она.

– Не хочу. Те дни, когда я чего-то не мог, давно остались в прошлом. Прощай, Геката. И учти, если хочешь играть на моей стороне – добро пожаловать, но тебе придется научиться вежливости.

– Я могу и передумать, – пригрозила она. – Никто никогда не ставил мне никаких условий!

– Все когда-нибудь происходит впервые. А если передумаешь – что ж, на здоровье! Обходился же я как-то без тебя до сих пор. Скажу по секрету: я вообще могу обойтись без кого угодно. Даже если все мое войско завтра решит разбежаться, я только вздохну с облегчением.

– Что ж, значит, ты сильнее, чем я думала, – удивленно сказала Геката. – Это хорошо. Я приду к тебе завтра… или через два дня. Одним словом, скоро. Очень скоро.

– Ладно, приходи, – согласился я.

Она кивнула, развернулась и удалилась. Некоторое время я с равнодушным любопытством смотрел ей вслед: у грозной Гекаты была на редкость легкомысленная походка. Она так энергично вертела задом, словно решила меня насмешить напоследок. Впрочем, я здорово опасался, что это была не прощальная шутка, а обыкновенное женское кокетство.

«Что-то в последнее время меня то и дело пытаются соблазнить, – весело подумал я. – Сначала эта соленая индианка, теперь вот еще одна… Спохватились! Где они все раньше были, хотел бы я знать?!»

На этот раз мое пробуждение не сопровождалось всенародной истерикой. Мое войско все еще мирно созерцало сладкие предрассветные сны. Только неугомонный Джинн немного поворчал, что я, дескать, завел себе дурную привычку не дышать во сне. Потом я с удивлением выяснил, что ужасно выгляжу, и получил здоровенную кружку горячего шоколада. Кажется, Джинну ужасно нравилось меня опекать. У меня не было никаких возражений на сей счет.

И вообще я проснулся в невероятно благодушном настроении. Из меня веревки можно было вить. К счастью, никто, кроме Джинна, об этом не догадывался, а тому веревки были без надобности. Так что обошлось…

– Ерунда какая-то получается! Все неправильно, – жизнерадостно сообщил я своим «генералам» за завтраком.

– Что именно кажется тебе неправильным, Али? – поинтересовался Мухаммед.

– Все! – я улыбнулся еще лучезарнее. – Ты небось всю ночь провел на ногах, возился с нашими полководцами, пока я предавался созерцанию сновидений, – а толку-то! Авиации у нас пока нет. Надо что-то делать.

– Нельзя сказать, что мы понапрасну тратили время, – возразил Мухаммед. – Достойные мужи, с которыми мне пришлось иметь дело, показались мне искушенными в воинской науке. И вообще они произвели на меня благоприятное впечатление, хотя большинство из них не почитает Аллаха. Но я по-прежнему не понимаю, что такое «авиация», поэтому твои мудрые советы могли бы пойти нам на пользу.

– Ну, мои-то вряд ли, а вот мудрые советы какого-нибудь специалиста… А ну-ка позовите ко мне Германа Геринга. Думаю, он неплохой специалист… Правда, есть ребята и покруче, наверное, – я посмотрел на Доротею: – Поройся в своем списке, ладно? Отметь там еще десяток-другой знаменитых авиаторов. Всех зовите ко мне. Будем думать.

Через несколько минут ко мне подошел пожилой толстяк, одетый явно не по сезону: на нем было наглухо застегнутое кожаное пальто.

– Ты звал меня, мой фюрер? – его голос дрожал от едва сдерживаемого восторга.

Я подскочил от неожиданности. Вообще-то в последнее время я был готов к чему угодно, но, как выяснилось, не к такому обращению.

– Герман Геринг, – подсказал Анатоль. – Номер семьсот восемьдесят четвертый в нашем списке.

– Я могу послужить твоему великому делу? – с энтузиазмом поинтересовался Геринг.

– Не уверен, что оно такое уж «великое». Тем не менее вы действительно вполне можете ему послужить, герр Геринг – почему бы и нет?! В сущности, у вас просто нет выбора.

Он не обратил никакого внимания на мое лирическое мычание. Какое там, дядя испытывал натуральный религиозный экстаз! Кажется, близость к моему телу действовала на него как пригоршня стимуляторов. Честно говоря, мне стало немного не по себе, хотя, казалось бы, давно мог привыкнуть.

– Ага, вот и герр Адольф Галанд подтянулся! – объявил Анатоль. – И еще генерал Мак-Артур почему-то. Странно, вроде бы ты не включал его в список! И правильно, на кой он нам сдался?!

– Зато я включала, – вмешалась Доротея. – А чем, интересно, тебе не угодил генерал Мак-Артур? Что, он много курил?

Эти двое тут же затеяли жизнерадостный спор о достоинствах генерала Мак-Артура, вреде курения и вообще обо всем на свете. Я бы с удовольствием включился в их дискуссию, но на меня наседали возбужденные авиаторы.

Я здорово надеялся, что они не станут выяснять отношения. Большинство этих ребят были непримиримыми противниками в годы Второй мировой войны. Впрочем, к моему величайшему облегчению, никто не стал пускаться в воспоминания.