Мой Рагнарёк
Шрифт:
По ее щеке скатилась одна-единственная слезинка, но губы невольно сложились в мечтательную улыбку. Мое сердце сжалось от нежности и восхищения. Вот это и есть настоящее мужество, вся моя бесшабашная храбрость без пяти минут бессмертного не стоила ее улыбки – куда уж мне!
«Этот парень, Аллах, помнится, говорил, что мое войско будет состоять исключительно из „мертвых духом», – вспомнил я. – Видел бы он сейчас ее лицо!»
По счастию, судьбе известно великое множество способов вернуть меня с небес на землю, и она с удовольствием применяет их на практике.
– Если я правильно понял, нам предстоит большое сражение? – Дракула внезапно
– Что? А, ну да. Ты все правильно понял, князь, – кивнул я, пряча снисходительную улыбку. Я уже привык относиться к этому историческому персонажу, как к большому ребенку, трогательному, наивному и жестокому, как все дети.
– Я хотел спросить: мы будем брать пленных? – поинтересовался он.
– Не знаю. Не думаю… Впрочем, посмотрим, как сложится.
– Может, я пока колышков настругаю? – робко предложил он. – Мало ли что…
– Зачем?!
Я уже не знал, плакать мне или смеяться.
– Ну, может случиться так, что кто-то из пленных разгневает тебя и ты захочешь посадить его на кол, – с надеждой предположил Дракула.
– Не может!
Я все-таки решил, что в данной ситуации скорее следует смеяться. Доротея тоже тихонько хихикнула.
– Никто не знает заранее, в каком расположении духа ему предстоит пребывать на следующий день. Иногда в плен попадают люди, способные разгневать кого угодно, даже тебя, Владыка, – тоном знатока заметил князь Влад.
Робкий-то он робкий, но упрямый, как дюжина ослов!
– Поверь мне, твои колышки нам не понадобятся, – пообещал я. Посмотрел на его скорбную физиономию и сжалился: – Если тебе очень хочется, ты можешь их настругать, дружок. Но не обещаю, что я позволю тебе пустить их в дело.
– Ничего, там видно будет! – оживился Дракула. – Так я пойду поищу…
– Что ж, по крайней мере, он ушел вполне счастливым, – усмехнулась Доротея, глядя ему вслед.
– Ну и компания у нас! – я нахмурился, потом махнул рукой и расхохотался. – Теперь еще Герман Геринг пожаловал с товарищами. Надеюсь, ребята не передерутся в самый ответственный момент!
– Конечно, не передерутся! – успокоила меня Доротея. – Все, что случилось с ними при жизни, теперь не имеет никакого значения.
– Почему ты так думаешь?
«Почему»? Да хотя бы по собственному опыту. Впрочем, не только по собственному. Ты обратил внимание, как подружились Мухаммед и князь Влад? Основатель мусульманской религии и средневековый христианин – фанатик, пересажавший на кол сотни последователей нашего Мухаммеда… Старые разногласия больше никого не волнуют. Все мы гораздо мудрее, чем нам самим кажется, Макс. Мы очень хорошо понимаем, что такое конец, – если не разумом, то сердцем!
– Ладно, значит, я – болван, которому приходится предводительствовать мудрецами! – улыбнулся я. – Так и запишем. Спасибо за лекцию, Дороти. Мне ужасно стыдно. Можешь себе представить, мое глупое сердце наотрез отказывается понимать, что такое «конец», и ведет себя соответственно.
Она изумленно посмотрела на меня:
– Ну еще бы! Просто для тебя это никакой не конец, правда? Только короткий эпизод твоей неописуемо долгой жизни. И не надо снова говорить мне, что ты такой же, как мы, все равно не поверю. Да ты и сам себе не веришь.
Она развернулась и медленно пошла прочь, а я уселся прямо на горячий песок и закрыл лицо руками. Мне ужасно хотелось по-детски расплакаться, жалобно уткнувшись носом в плечо кого-то большого, мудрого и всесильного, но у меня не было ни слез,
ни этого самого плеча, поэтому я просто сидел и терпеливо ждал, пока утихнет незапланированная буря в моем слабоумном организме.Все как всегда.
* * *Потом мне все-таки пришлось заняться делами. Я вернулся на импровизированный «оборонный завод» – как раз вовремя! Плод совместных усилий лучших авиаторов всех времен и моего Джинна, невероятно красивая крылатая тварь из сверкающего черного металла горделиво стояла на песке. Господа летчики взирали на нее с немым восхищением. Обо мне и говорить нечего.
– Шайсе! – проникновенно сказал я. Прочие человеческие слова временно вылетели из моей непутевой головы: я был потрясен.
– Нравится, да? – улыбнулся кто-то рядом со мной. Кажется, это был фон Рихтхоффен, герр Красный барон – если моя память на лица хоть чего-то стоит.
– Еще бы! А вы уже испытывали это чудо? Летать-то оно умеет?
– Мы как раз собираемся бросить жребий. Всем хочется сесть за штурвал!
– Мне уже тоже хочется. Но я предпочитаю уступить эту честь профессионалам. Пойду еще погуляю. Удачного вам испытания, ребята!
Я обернулся к Джинну и спросил его, повинуясь какому-то внезапному порыву:
– Ты не мог бы перенести меня туда, где вообще никого нет? Ни моей армии, ни наших противников, ни мертвых, ни живых, ни людей, ни богов – вообще никого. Думаю, на этой земле теперь найдется немало безлюдных мест. Безлюдных и «безбожных» – последнее особенно важно.
– Таких мест немало, – подтвердил Джинн. – Но почему ты хочешь остаться в полном одиночестве? Это опасно, Владыка.
– Опасно? Для меня? Не говори ерунду! Подозреваю, что я – единственное существо, которому не грозят вообще никакие опасности. Выполни мою просьбу, ладно? Я устал, дружище. На меня все время кто-то смотрит, даже когда я сплю, и с этим ничего нельзя поделать. Никогда не думал, что человеческий взгляд осязаем, но в последнее время я это чувствую. Яуже начал сутулиться: оказывается, взгляды могут быть чертовски тяжелыми!
– Я сделаю так, как ты хочешь, ибо обязан выполнять все твои желания, Владыка, – неохотно согласился Джинн. – Но может быть, ты позволишь мне сопровождать тебя? Мой взгляд ничего не весит, можешь мне поверить. К тому же я могу стать невидимым и не издавать никаких звуков. Мое присутствие будет необременительным, обещаю.
– Ладно, – улыбнулся я. – Если так, пошли.
Мне не пришлось повторять приглашение: поток теплого воздуха тут же подхватил меня и почти растворил. Я испытал сладковатую дурноту головокружения, но через несколько секунд все закончилось: мои ноги снова стояли на твердой земле.
Здесь было очень темно, и я было удивился: там, в пустыне, недавно миновал полдень, неужели Джинну взбрело в голову отволочь меня в другое полушарие? Но потом вспомнил, что на всей земле воцарилась вечная ночь, и только мой путь почему-то по-прежнему освещается солнцем, что, к слову, плохо увязывается с моим новым, зловещим имиджем.
Я огляделся и понял, что нахожусь в лесу. Об этом свидетельствовали мощные стволы окруживших меня деревьев, бархатно-черные в темноте, и головокружительный аромат хвои. Здесь было удивительно тихо, даже ветер не пересчитывал листья на ветвях. Джинн, судя по всему, находился где-то рядом, но честно держал слово и ничем не выдавал свое присутствие. Я уселся на толстый слой мха и опавшей хвои и вопросительно улыбнулся сам себе. Вот ты и остался один, душа моя, – что теперь?