Мой Шелковый путь
Шрифт:
Когда Килли ратовал за предоставление Альбервиллю права на проведение зимних Игр 1992 года, эти новые правила находились еще в зачаточном состоянии, однако они уже стали настоящей и неодолимой силой, когда в борьбу за Игры включился Солт-Лейк-Сити. Можно смело утверждать, что эпоха почти безграничной коррупции на олимпийском пространстве началась в 1984 году в городе Лос-Анджелесе. Америка знает, что ей нужно, и не жалеет средств для достижения своих целей. Понятие «нравственность» для американцев давно утеряно.
С этим мне пришлось столкнуться лично, когда в самый разгар лета 2002 года ко мне на виллу в Форте деи Марми нагрянула итальянская полиция и увезла меня в Венецию.
Глава 16
Продолжение кошмара
Страдание – бесконечно долгое мгновение.
Истинное равенство граждан состоит в том, чтобы они одинаково были подчинены законам.
В камере на койках дремали два итальянца. Увидев меня, они принялись что-то расспрашивать, но через несколько минут оставили меня в покое, сообразив, что я не понимаю по-итальянски. Видя мою усталость, они предложили мне кофе.
– Кофе? – удивился я. – У вас есть кофе? В тюрьме?
– Кофе, кофе, – радостно закивали они, указывая на электрическую плитку в углу и на стол, где виднелись чашки, кастрюли, чайник.
– Надо же! – почти без эмоций произнес я, осматривая помещение. Мой взгляд остановился на телевизоре. – И телевизор есть? Да у вас тут почти царские условия. Понюхали бы вы, чем пахнет тюрьма в России...
Я присел на отведенную мне кровать и почувствовал, что силы мои иссякли. Тело отяжелело, валилось на бок. Я прилег и, едва коснувшись головой подушки, провалился в глубокий сон, из которого меня утром выдернули чьи-то громкие голоса.
Открыв глаза, я сразу вспомнил минувший день, и сердце мое сжалось от накатившей тоски. Мои сокамерники что-то оживленно обсуждали. Заметив, что я проснулся, они стали тыкать пальцами в экран включенного телевизора. В информационном выпуске показывали мой портрет и кадры, снятые на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити.
– Это что? – спросил я. – Что там говорят?
Сокамерники принялись увлеченно рассказывать мне что-то, но понять из их речи я мог только «FBI», «Salt-Lake-City», «America». Они были возбуждены и смотрели на меня не то с восхищением, не то с сочувствием.
Два долгих дня я терзался догадками. Никто не вызывал меня на допросы, никто не навещал. На третий день приехал из Флоренции мой адвокат.
– Наконец-то! – обрадовался я, измученный неведением. – Что происходит? Почему я здесь? О чем кричит телевизор? Какая связь между мной и зимней Олимпиадой?
– Алимжан, дело обстоит так. – Адвокат бросил на стол передо мной несколько итальянских газет. – ФБР обвиняет вас в подкупе судей.
– Каких судей?
– На Олимпиаде.
– Что?
– Вас обвиняют в подкупе судей или в оказании давления на них.
– Какой-то бред! Зачем мне давить на судей?
– Чтобы они дали золото российским спортсменам.
– Но это же... Кому пришла в голову эта чушь собачья?
– Кому-то в Америке пришла.
–Но ведь это невозможно! Каким образом я мог сделать это? Да ведь я не имею ни малейшего отношения к Играм!
– Алимжан, против вас выдвинуто обвинение, и сейчас нам нет смысла кричать, что обвинение нелепо и безосновательно. Вас взяли на прицел, и мы
должны не паниковать, а просто заняться работой. Пока я обладаю только той информацией, которая опубликована в прессе и которую сливает телевидение. Этого мало. Нужно дождаться официального обвинения. Сейчас мы с вами послушаем судью, и я надеюсь, что услышим что-нибудь вразумительное...Мы вошли в пустой зал, где возле коричневой кирпичной стены стоял старый обшарпанный стол. Эхо наших шагов отзывалось где-то под потолком. Через несколько минут, хлопнув дверью, появился судья.
– Синьор Тохтахунов, Америка хочет получить вашу голову.
– Чем же я насолил им?
– Южный окружной федеральный суд штата Нью-Йорк предъявил вам следующие обвинения: аферы с использованием банковских переводов, сговор с целью подкупа судей спортивных состязаний и незаконное использование кодов телеграфно-телефонной связи для получения необходимой информации. Если исходить из американских законов, вам грозит в Америке 25 лет тюрьмы и штраф в 1,25 миллиона долларов.
Мне показалось, что я потерял дар речи. Адвокат успокаивающе похлопал меня по руке.
– Чего хочет Америка? – поинтересовался он.
– Они требуют выдать им господина Тохтахунова, чтобы судить его на своей территории.
–В таком случае я поеду в США, – решил я.
– Вы сошли с ума? – грустно улыбнулся судья.
– Мне нечего бояться. За мной нет никакой вины. Пусть они там разбираются, если им так угодно. Готовьте бумаги и отправляйте меня туда.
– Вам нельзя ехать в Америку! – в один голос закричали судья и мой адвокат.
– Но я не виноват ни в чем. Я в Америке был в 1990 году дней десять, не больше. Приехал поглазеть. За мной нет никаких преступлений и не может быть. А про Олимпиаду они все выдумали. Я готов поехать туда, пусть задают мне свои вопросы.
– Не валяйте дурака, Алимжан.
– Если они будут судить честно, то мне нечего опасаться, – ответил я.
– А кто вам сказал, что они будут судить честно? – усмехнулся судья. – Они упоминают о каких-то записях ваших телефонных разговоров. Сегодня можно слепить любую запись, технические возможности высоки. Если вы попадете в Америку, вас не отпустят. Обвинения серьезные, но пока они ничем не подтверждены. У меня есть все основания выпустить вас под домашний арест на время следствия.
– Вот видите, – сказал адвокат. – Наберитесь терпения, Алимжан...
Так началась моя тюремная эпопея.
Под домашний арест меня не отпустили, и я остался в тюрьме. Позже я выяснил, что эта тюрьма (casa circondariale) была вовсе не Пьомби, о которой писал Джакомо Казанова, и знаменитый Дворец дожей с тюрьмой на чердаке находился на другом конце Венеции. Моя casa circondariale располагалась в районе Santa Croce и называлась Санта-Мария Маджоре.
Рассказывают, будто в 1400 году какой-то францисканский монах, живший в бедном рыбацком поселке на западном берегу Венеции, стал видеть Деву Марию, помогавшую рыбакам на каналах. Он отправил в Сенат прошение о строительстве церкви в честь Девы Марии. Церковь была построена в 1497 году, а потом там появилась икона Мадонны, привезенная из Греции, которую объявили чудотворной. Народ стекался туда толпами. В первое десятилетие 1500-х годов церковь разрослась, ее окружили новые постройки, мало-помалу это место превратилось в важный религиозный центр, который украшали полотна Тициана и Веронезе. Но в 1805 году по указу Наполеона церковь Санта-Мария Маджоре была закрыта, а ее сокровища вывезены. В 1917 году в церкви была устроена табачная фабрика, а в 1920 году к ней была пристроена городская тюрьма.