Мой сын маг
Шрифт:
— Так вот почему они дрались хуже, чем обычно! — Мэту не слишком приятна была мысль о том, что его победа над всегдашними обидчиками состоялась не только за счет его собственной силы и ловкости. — И как ты думаешь, к чему приведет эта наркомания, папа? Видимо, каждому из этих парней суждено превратиться в скелет, обтянутый кожей? Из них как будто высасывают жизнь?
Ахмед нахмурился:
— О чем это вы толкуете? Найробус никогда не отберет жизнь у наших душ!
— Что ж, пусть не у душ, но у тела — точно... — пробормотал Мэт и поднял руку, тем самым заставив колдуна замолчать. — Пойми меня правильно, я не думаю,
— Тогда к чему вся эта болтовня про каких-то юношей, которые почему-то слабнут, словно кто-то сосет из них жизнь?
— Потому что я уверен: Найробус пошел на самый грязный обман, который только может существовать в мире, — сурово проговорил Мэт. — Он обманул вас. Я думаю, он убедил вас в том, что он — святой человек, праведник, которому ничего не надо, кроме как процветания вашей веры.
— Так оно и есть!
Мэт покачал головой:
— Боюсь, что это не так. В лучшем случае этот ваш Найробус преследует собственные цели. Он даст вашему махди завоевать весь мир для вас, а потом убьет его и сам станет властелином мира.
— Не может этого быть! — яростно воскликнул Ахмед, однако в глазах его появилось сомнение.
— Ох, — вздохнул Мэт. — Значит, еще более худшего ты знать не хочешь!
— Нет!
— А я все равно тебе скажу, — почти прошептал Мэт. — Ответь мне, кто отец Лжи, Ахмед? Кто султан Обмана? Так вот, самое худшее, что может быть, — это то, что Найробус хочет завоевать мир не для себя. У него может иметься повелитель, и притом очень злобный повелитель.
Ахмед стал корчиться и вертеться, пытаясь сбросить путы, которыми был связан.
— Развяжите мне руки, дабы я мог закрыть ими уши! Я не желаю слушать твое богохульство?
— Это не богохульство! Ты и твои товарищи-колдуны всего-навсего доверчивые глупцы, позволившие обманщику без чести и совести заставить вас поверить в то, во что вам самим так хотелось поверить, — возразил Мэт. — Вы позволили убедить себя в том, что Найробус хочет отдать весь мир Аллаху...
Ахмед начал кричать и вырываться.
— Но ему не нужен весь мир для Аллаха! — прокричал Мэт. — Повелитель, которому он служит, — Сатана, и на самом деле он хочет, чтобы мы все угодили в ад!
— Я не слышал твоих слов! — вопил Ахмед. — Я не слышал твоего богохульства!
Но они оба понимали, что он слышал все, и понимали, что хулил Мэт вовсе не Бога.
Глава 12
— Он стал таким жестоким, Рамон! — Химена сидела, положив голову на плечо Рамона. Муж обнимал ее, гладил по голове. — Когда он пытал этого мавра, я просто не узнавала нашего милого, доброго сына!
— Знаю, знаю, mi corazon, — успокаивал жену Рамон. — Но не забывай, на самом деле он вовсе не пытал этого несчастного — он только искушал его.
— Понимаю, я все понимаю, но он мучил душу этого человека! Разве мой мальчик мог быть так несправедлив к чужим верованиям?
Они сидели на кровати — это было единственное место в спальне, где двое могли усесться рядом. Вечернее солнце золотило деревянные панели и гобелены.
— Да нет же, он с уважением отнесся к вере мусульманина, — возразил Рамон.
— Он же не стал пичкать его свининой,
не стал так уж страшно искушать. Да и искушал он его только для того, чтобы Ахмед разговорился, забыв о гневе и гордости.Химена перестала всхлипывать.
Рамон, заметив это, продолжал:
— Он не забыл того, чему мы его учили, Химена. Он не торопится причинять человеку боль, он готов прийти на помощь!
— Да, Рамон, но... — Химена подняла голову и посмотрела Рамону в глаза. — Но он бы ударил этого человека, если бы пришлось: я это точно знаю!
— Наверняка он бы так поступил, если бы Ахмед ударил его. — Рамон печально улыбнулся. — Он бы ударил его сильнее и резче, если бы этот колдун грозил бедой его Алисанде.
— Ну... это мне, конечно, понятно... — Химена опустила глаза.
В груди Рамона зашевелилась тревога. Он прижался щекой к густым волосам жены и прошептал:
— Он стал мужчиной.
Но не одна тревога жила сейчас в груди Рамона. Он был горд за того мужчину, что когда-то был его маленьким мальчиком.
А в это время в кабинете королевы за столом сидели Мэт и Алисанда, и его рука лежала на ее руке.
— Ахмед не рассказал нам всего, милая, — и знаешь, он так разозлился, когда понял, сколько выболтал!
— Значит, он тебе еще что-то выболтал, когда ты его отвел в эту... камеру?
— В твою самую лучшую темницу, — уточнил Мэт. — Ту самую, куда ты заточила меня, когда я пытался удрать в Аллюстрию. Там даже есть стол и кровать.
Алисанда содрогнулась при воспоминаниях о тех днях.
— Ну и что же он еще тебе поведал?
— Да только назвал имя махди — его зовут Тафа ибн Дауд, и еще он сказал, что тот знает о колдунах, но не обращает на них особого внимания. Вероятно, он убежден, что все его победы — воля судьбы и Аллаха и чем бы ни занимались колдуны, к нему это отношения не имеет.
— Но ведь тогда получается, что колдуны используют его имя — они уговаривают людей сражаться ради его побед, а сами победы обеспечивают своим колдовством!
— А колдовство подогрето той новой магической силой, которую им передает Найробус. Все верно, — кивнул Мэт.
— А ты действительно разговаривал с этим человеком — Найробусом? — спросила Алисанда.
— Да. И притом в моем прежнем мире! — с горечью признался Мэт. — Он ловкач, это несомненно. Разыграл сочувствие, притворился, будто хочет помочь мне, даже вынудил меня разболтать ему, кто я такой и как пытаюсь добраться до дома. А потом взял да и перекрыл мое заклинание. — Мэт беспомощно развел руками.
— Но ты же не мог знать, кто он такой, — успокоила мужа королева. — Разве он не был внешне похож на человека из твоего мира?
— Был, да еще как! — воскликнул Мэт. — Он там прожил немало лет, это точно. В общем, ему удалось убедить колдунов в том, что с помощью силы, которую он им дает, могут делать то, чего и так хотят, сами.
— А колдуны, в свою очередь, уверены, что могут пользоваться своим махди, дабы он завоевывал для них Европу, а сами при этом обеспечивают победы магией.
— Да. И это именно то, чего Ахмед не сказал мне, — пробурчал Мэт. — Быть может, они на самом деле — правоверные религиозные фанатики, а может быть кучка алчных людей, рвущихся к власти. Но кем бы они ни были, они уверены, что смогут манипулировать своим махди, когда тот положит Европу к их ногам.