Мой сын. Жили-были два буржуя
Шрифт:
– Да ты что! – притворно удивился Рубахин. – Разве какие-то там пельмени могут сравниться с твоими биточками! В семь буду за столом. Как штык!
Отключив телефон, Соломон Венедиктович прокомментировал приятелю:
– Намедни с братишками засиделся в баре, домой не помню как доставлялся. Утром встаю – мама родная! – благоверная, как сломанный телевизор: изображение присутствует, а звук пропал….
Совещание началось со вступительного слова директора предприятия. Он обожал ораторствовать, и получалось это у него, признать надо, весьма толково.
Сделав суровое
– Здесь приказано, мать нашу так: всему персоналу ИТР пройти переаттестацию на предмет профпригодности. Ну и кто выживет, получит соответствующий оклад… Я думаю, ниже нынешнего. Зачем финнам думать о нас, мать иху этак?
Аудитория возмущенно загудела.
– Они уже черте че натворили на теплогенерирующих предприятиях, теперь вот до нас добрались….
И снова пауза для реплик с мест.
– Я знаю, что говорю! – Рубахин рубанул воздух ладонью, будто кто-то ему возразил. – Вижу, что в этой «Фортуне» творится, а будет того хуже. И мы тут решили…
Принялся излагать идею создания собственного энергоремонтного предприятия.
– Смело! – кто-то из зала.
Рубахин грудь расправил и широко улыбнулся:
– Меня поддержали все заместители и главные специалисты предприятия. Дело за вами. Не собираюсь никого упрашивать, а просто призываю вас всегда помнить о том, что вы – энергоремонтники. Специалисты! Да вам равных в России нет! Вам надо в ножки кланяться, а эти придурки закордонные удумали переаттестацию! Как в курятнике на предмет яйценоскости. Тьфу! Кто со мной пойдет?
Рубахин все делал быстро – быстро читал, быстро писал, быстро ел и пил, напиваясь быстро, быстро решал и руководил, быстро впадал в гнев и столь же быстро отходил.
– Берите бумагу, доставайте ручки, пишите заявления на увольнение.
Народ ударился в эпистолярии, а Соломон Венедиктович сел в свое кресло, играя бровями. Начальнице отдела кадров Чирковой приказал:
– Юлия Павловна, соберите и готовьте приказы. А вы, господа, по рабочим местам – и до конца дня занесите в ОК заявления своих подчиненных. Не бывать нам под финнами!
– Хорошо, Соломон Венедиктович!
– Скажите рабочим от моего имени на новом предприятии у всех зарплата будет в полтора раза выше. Слово Рубахина!
– Прямо сейчас и займемся, Соломон Венедиктович…
– Пока оформляются учредительные документы, все в оплачиваемых отгулах.
– Ура командиру!
Прошел час.
Рубахин нажал кнопку селектора:
– Юлия Павловна, много сдано заявлений?
– Ни-од-но-го!
Приятели переглянулись.
– Совсем распоясался народ, – тяжело вздохнув, сказал Рубахин. – Эти чумазые проституты думают, что директор у них не рыба, не мясо, а с капустой пирожок. Ждут, что я им в ножки буду кланяться….
Переварив обиду непродолжительным молчанием, Соломон Венедиктович изрек:
– А мы поклонимся, не сломимся – игра стоит свеч.
Подмигнул Инночкину:
– Волна сверху разбилась о твердолобые скалы, так мы под ними почву шатнем.
– Как это?
– Как в анекдоте.
И рассказал:
– Врач
пациента спас, тот: «Чем вас, доктор, отблагодарить?». Мужик со «скорой» видит – палаты у больного навороченные и, боясь продешевить, «Отблагодарите, – говорит, – по-божески». В ответ: «Хорошо, доктор. Буду за вас молиться».– В че тут суть?
– А в то: что сухая ложка горло дерет.
И по селектору:
– Нина Львовна, всю наличку кассы ко мне.
Инночкину:
– Сади торопыг своих на колеса, чтоб через сорок минут в столовой были накрыты столы для банкета по случаю создания многопрофильного предприятия «Рубин».
И снова в селектор:
– Ксюша, объяви по участкам: в 16-00 в столовой банкет всех сотрудников нового предприятия. Приглашаются все желающие. Вход по заявлениям на работу.
– Многопрофильное предприятие? – удивился Костя. – Ты говорил об энергоремонтном.
Рубахин вознес к потолку палец:
– Думать надо на перспективу. А название не удивило?
– «Рубахин-Инночкин»? Годится.
Вошла Шулленберг с деньгами – вышла без них.
– Ну, давай, Костян, шевели батонами: закуска, выпивка, музон – чтоб все честь по чести. Людям надо угодить.
Идея сработала. Не организовано, но вереницей народ потянулся в отдел кадров, потом в столовую. И там, и там возникли очереди: Юлия Павловна принимала заявления на увольнения, а инспектор ОК Галочка Гончарова – на прием.
В начале пятого часа дня в столовую вошел С. В. Рубахин. Весь коллектив возглавляемого еще им предприятия собрался за накрытыми столами.
Соломон Венедиктович был краток:
– Дорогие коллеги! Сегодня вы приняли мужественное и верное решение. Вы надеетесь, а я уверен, что все плохое останется у нас позади, а впереди будет только хорошее. Желаю всем на новом поприще успешной работы, результатом которой станет наше общее процветание. Не знаю, как вы, друзья, а я уже просто задолбался работать на дядю чужого.
Все дружно поддержали директора.
– Хочется спокойно жить и трудиться. Хочется счастья семье и России!
По бурным аплодисментам, переходящим в овации, седовласые ветераны производства вспомнили длинные пустые речи густобрового, как Рубахин, Леонида Ильича и прослезились. Выпили, целоваться полезли. Соломон Венедиктович чуть не пал жертвой своей популярности….
Вокруг Константина сбилась малолюдная непьющая компания. Обсуждали пафосную речь директора, соревнуясь в острословии. Нина Львовна доверительно склонилась к Инночкину, предоставляя ему великолепную возможность заглянуть в вырез ее платья:
– Давайте поговорим о чем-нибудь приятном! Например, о том, кто как планирует провести отгулы.
Костя демонстративно отвел глаза в сторону:
– Ну, у меня-то отгулов не будет.
– У вас-то понятно, а у других?
– Поеду к теще в деревню. Лес рядом, речка, сугробы – сказка! А воздух какой!
– Я буду дома сидеть. Балбесами своими займусь – оболтусами растут.
– Так, оболтусы или балбесы?
– Какая разница!
– А для меня понятия отдых и планы несовместимы – доверюсь судьбе…