Мой Темный Квартет
Шрифт:
– Лекс, прекрати, – послышался сзади холодный, дрожащий голос. К ним из-за угла вышла Линдси, прижимая руку к горлу. Растекшаяся тушь, давно нечёсанные волосы, бледная, покрасневшая кожа, искусанные в кровь припухшие губы. Она дрожала всем телом, глотая слезы, – прекрати … Его уже не вернуть!, – выдохнула она, качаясь, – не вернуть все равно!, – она задохнулась в рыданиях, прижимаясь виском к стене.
Брюнетка замерла, глядя на сломленную фигуру подруги, потом подняла глаза на парней, которые смотрели на нее все теми же пустыми измученными глазами, в который царила смерть, боль, страх, они сами едва сдерживали крики. Она отшатнулась, заламывая руки и качая головой, как в припадке.
– Нет!, – закричала она настолько оглушительно, что люди вокруг поморщились, – нет! Он не мог! Не мог умереть! Только не Брайан! Только не он! Почему не я!? Почему он?! Почему он?! Почему всегда он?! Нет … нет … нет!, – она кричала и била ногами, ломая ногти о стены, бросаясь на них в бешенстве, переворачивая стулья, отбрасывая горшки с цветами. Она не могла перестать кричать, надрывая горло, душа себя этими воплями, отшатываясь от
Неожиданно что-то больно врезалось в плечо, и девушка воскликнула, шипя и отдуваясь, как кошка.
– Держите ее, – предупредила медсестра, – я должна ввести ей полностью шприц, – Чак и Алан подскочили к ней одновременно с Жаком, и все трое удержали ее на месте, лишая возможности двигаться. Отец прижал ее голову к своей груди, глядя ее по волосам.
– Все успокоится, милая. Дыши, только дыши .., – шептал он, дрожа вместе с ней. Лекс чувствовала, как какая-то жидкость течет по венам, делая ее тело непослушным и тяжелым. Потом веки отяжелели, а ноги отказали слушаться. Она стала заваливаться набок, и отец подхватил ее на руки, удерживая от падения.
А потом наступила тьма.
В голове, как наваждение, мелькали картинки: лицо Брайана, когда она впервые врезалась в него; его глубокие шоколадные глаза, надменная улыбка, взлохмаченные волосы, словно перья ворона, завышенная самооценка; вечные подколы, недовольство, язвительность, хамство, грубость; Брайан, бросающий ее в бассейн, его довольная физиономия кота; Брайан, превративший ее издевку с салатом в представление; Брайан, прижимающий ее к шкафчикам и издевающийся над ее духами; Брайан, выливающий на нее яблочный сок и с насмешкой глядящий на пятно, расползающееся на ее белой новой блузке; Брайан, до сумасшествия кажущийся сексуальным в розовой краске и блестках; Брайан, бросающий ей вызов своей дерзостью; Брайан, сидящий рядом с ней в автобусе; Брайан, вытащивший ее из воды, с испуганными глазами и такими нежными руками на ее щеках; Брайан, чьи губы оказались слишком близко во время резкой остановки автобуса; Брайан, подвозящий ее до дома; Брайан, с его широкой спиной и блаженно пахнущей кожаной куртке, когда вокруг ревет ночной город; Брайан, чей голос звенит от напряжения, просящий приехать к Алану в больницу; Брайан, целующий ее так страстно и так неожиданно, что срывает крышу, выбивая землю под ногами; Брайан, обезумевший от смерти друга; Брайан, искренне улыбающийся, как ребенок, видя, что Алан жив; Брайан, бросающий на нее незаметно взгляды; Брайан, поджимающий губы и вечно торопящийся уйти; Брайан, дарящий ей щенка, его кривая, но такая добрая улыбка, его нежные, неожиданно крепкие объятия в ответ на благодарность; Брайан, вытащивший ее на танцпол, его плавные, уверенные движения, отсутствующий взгляд, мягкое дыхание на ее щеке; Брайан, заступающийся за нее перед полицейским; Брайан, отвлекающий все внимание на себя от ее боли и волнения за мать; Брайан, не дающий ей впасть в отчаяние при исчезновении матери из палаты, его тихий, спокойный голос, нежные прикосновения, умиротворение и ощущение полной безопасности; Брайан, знакомящийся с Эббигейл, флиртующий и до дикости милый; Брайан, смеющийся над ней; Брайан, прикрывший ее перед учителем на уроке; удивление в его глазах, когда она влепила ему пощечину; их пение в унисон, когда воздуха не хватает и весь мир растворяется в свете его глаз; Брайан, вжимающий ее в шкаф в библиотеке, его губы на ее шее, его руки на ее бедрах, их сердца, бьющиеся как одно целое, и воздух, которого катастрофически не хватает; Брайан, ведущий себя как равнодушный подонок, издевающийся над ее непереносимостью трупов; Брайан, неожиданно открывшийся перед ней в лесу, его глаза, устремленные в пустоту, тихий голос с ноткой дрожи, его невероятно красивое лицо; недовольство в его глазах, когда их отвлекли; Брайан, засыпающий с ней на полу в гостиной, его дыхание, запах, сводящий с ума; Брайан, выигравший ей плюшевого мишку; Брайан, успокаивающий ее на Колесе Обозрения; Брайан, укрывающий ее ночью после игры в Доску Уиджи, его сердцебиение рядом с ее; Брайан, целующий ее в ванной, касаясь ее самых потаенных мест, затрагивающий самые заветные мечты; Брайан, склонившийся над ней у озера, внимательно вглядывающийся в ее глаза, с этим открытым облегчением в глазах; Брайан, грязный, покрытый копотью, вышедший из горящего здания, опешивший от ее натиска, с его приоткрытыми губами и легким румянцем на щеках; Брайан, приводящий ее домой после ссоры с матерью, одна кровать, его дыхание над ухом, ее желание, просьба, его скомканный отказ и блеск шоколада на губах; мука, крики, смех, танец, подоконник и его нескромные ласки, которые так нужны, так необходимы; Брайан, дерущийся из-за нее с Чаком; Брайан и Микс, грубый и какой-то чужой; Брайан, оказавшийся братом Линдси, его нежность и широкая улыбка, прикол с его волосами и дрожь в голосе; Брайан, такой сексуальный в его черном костюме Деймона; их танец, от которого кровь закипела и взорвалась, унося все запреты; ее страсть и рвущееся наружу желание, его ухмылки и подколы, его касания, запах; Брайан и «бутылочка», его жуткий рассказ; пьяный, смешной, пристающий к ней Брайан, с диким блеском в глазах и пошлыми шутками и намеками; Брайан, хватающийся за ее руку в больнице; Брайан, ошеломленно пялящийся на нее в клубе; день рождения Брайана, их дерзкий танец, похлеще любого секса, его горящие глаза, громкая музыка, алкоголь, их первый раз, блаженная боль, пульсирующие тела, адреналин, струящийся в сердцах; Брайан, ошарашенный ее беременностью; Брайан, превратившийся
в демона; глаза Брайана, когда он видит ее с Чаком; лицо Брайана, когда он узнал о поле ребенка, блеск в его глазах, эта улыбка, скрываемое счастье; Брайан, сообщающий ей о выкидыше; Брайан, такой красивый в выпускном костюме, стоит рядом с ней, мелькают фотокамеры; Брайан, прижимающий ее к себе, его губы, руки на ее теле; его уверенность, ухмылка, самоуверенность, безбашенность; Брайан в кругу переродков; Брайан, глядящий на нее пронзительными багровыми глазами; Брайан, закрывающий ее от стрел; Брайан, обещающий вернуться … Брайан … Брайан … Так много, и так мало … Всегда не хватало и не хватит … Шоколадные глаза. Загорелая кожа. Ухмылка. Мускулистое тело. Глубокий тембр голоса. Уверенность. Страсть. Пошлость. Грубость. Адреналин. Магнетизм. Электричество. Все смешалось в голове в один большой комок, что помешается в одних глазах … глазах, устремленных на нее из тьмы, сквозь кровь и трупы, сквозь вечность и страхи, сквозь жизнь и смерть, и губы, обещающиеся вернуться.– Давай, Алексис, просыпайся, – послышался мягкий, но требовательный голос. Девушка сморщилась, видя сквозь веки мелькающий свет фонарика. Сжала зубы и медленно распахнула глаза, – вот так, умница. Смотри на меня, – женщина средних лет в белом халате склонилась над ней, проверяя зрачки, потом пульс, температуру, давление. Лекс не следила за ее движениями, находясь в каком-то вакууме, куда не доносятся какие-либо звуки.
– Дорогая?.., – голос матери ворвался в ее пустоту, и шарик лопнул. Брюнетка повернула в ее сторону голову, и женщина отшатнулась от той бездны в некогда синих счастливых глазах, – как ты себя чувствуешь? Мы так волнуемся …
– Все хорошо, мам, – эхом отозвалась она, не задумываясь над словами. А зачем? Они все равно хотят услышать именно это, им не важно, правда это или нет. Люди ведь всегда, задавая вопросы, сотворяют в своих головах идеальные ответы. Так зачем их разочаровывать, если смысла все равно нет никакого?
– Есть хочешь?, – к ней снова обратилась медсестра. Равнодушно кивнула, глядя на стену над ее головой.
– Да, спасибо.
– Сейчас принесу, – довольно улыбнулась та и, кивнув Эббигейл, прошептала, – она идет на поправку. Не волнуйтесь, – хлопнула дверь, и миссис Маллейн заняла место медсестры, сев на стул и сжав руки дочери, но она даже не повернулась в ее сторону, разглядывая беловатые стены.
– Милая … Поговори со мной …
– Зачем?, – сухо отозвалась она, – тебе же плевать, – женщина отпрянула, охнув. Лекс все же равнодушно посмотрела на нее, приподняв подбородок в иронической насмешке, – разве нет? Я тебе никогда не была нужна. Разве что когда начала хорошо учиться, появился шанс, что буду зарабатывать, появился парень, друзья, решила куда-то ездить — и ты сразу тут как тут, заинтересованная и заботливая мать.
– Лекси .., – она сглотнула, глядя на нее наполнившимися слезами глазами, побледнев и прикусив нижнюю губу, – малышка ...
– Лучше не говори ничего. Мне плевать, – отмахнулась девушка и отвернулась от нее, положив голову на подушку. Мать, сбиваясь и плача, что-то бормотала, прося прощения, извиняясь за свои поступки, обещая измениться, выражая соболезнования, говоря, что ей жаль, но брюнетка не заостряла на этом внимание.
– Я ведь очень-очень люблю тебя, детка … очень сильно, – но ей было просто все равно. Она только ждала, когда все уйдут из палаты и оставят ее в покое. И тогда она сможет сделать шаг в пустоту с подоконника, глядя на небо. Она не думала о том, что была жестока, груба, мучила мать. Сейчас ей было все равно. Она просто не хотела ничего. Ни воздуха. Ни мыслей.
Обед. Ужин. Завтрак. Процедуры. Психолог. Невролог. Главврач. Медсестра. Сон. Таблетки. Микстуры. Завтрак. Сон. Главврач. Психолог. Мать. Отец. Обед. Процедуры. Раз за разом по кругу, ничего нового. Иногда из-за стекла показывались лица парней и Линдси, но Лекс сразу же отворачивалась, только завидев их, изображая сон. Несколько раз, просыпаясь, она ощущала их присутствие, их прикосновения к ее лбу и рукам, их тихие слова, попытки успокоить, сожаления. Но она не думала, не думала ни о чем. Ни о себе. Ни о них. Ни о родителях. Ни о жизни. Ни о смерти. Ни о Нем. Она делала так, что в голове было пусто, и это давало ей успокоение. Несмотря на полнейшее выздоровление, врачи отказывались отпускать ее, опасаясь нервного срыва, который был крайне вероятен. Однако в больнице Лекс не устраивала истерик, принимая все, что ей говорили врачи. Она не повышала голос, не отказывалась, старалась быть вежливой и учтивой с врачами. Но ее глаза оставались пустыми, кожа не меняла сероватый оттенок, а улыбка не блестела на потрескавшихся губах.
– Лекси?, – на следующее утро, раньше, чем обычно, к ней в палату зашли родители. Жак осунулся и побледнел за эти дни, а Эббигейл явно сидела на успокоительным. У обоих под глазами пролегли черные круги, веки были красными, лица уставшими, – детка, ты не спишь?
– Все равно уже бы проснулась, – отозвалась та, приподнимаясь и садясь, подперев спину подушками. Она словно повзрослела за эти дни, черты ее лица стали жестче и более отточенными, она похудела, но эта худоба ей шла.
– Мы хотели тебе сказать, что .., – они сели по обе стороны от нее, – родители Брайана завтра устраивают похороны. Мы с отцом собираемся пойти и поддержать их.
– Я тоже пойду, – оборвал ее тихий, но металлически твердый голос девушки.
– Милая .., – нерешительно начал мистер Маллейн, – мы не уверены, что ты еще достаточно окрепла, чтобы выходить на улицу. К тому же погода довольна неприятная, холодно и постоянно идут дожди.
– Я никогда вас не о чем не просила, – произнесла Лекс, вскинув свои посеревшие глаза, – но сейчас я прошу вас, молю, все, что хотите: отпустите меня. Я … я должна быть там. Мы не попрощались, но мне это нужно. Иначе я на всю жизнь закроюсь в четырех стенах, и ничто меня не вытащит.