Мой труп

Инна не сказала мне ничего. Я словила ее недоуменно-испуганный взгляд. Шествие ряженых в козлиных шкурах - трагедия, а когда козлы напьются до неприличия, таким, как она, редко становится весело.

Мне стало весело в тот же миг, как я освободилась от их депрессивного «Опеля». Доброхотов был пьян, пьян куражливо, празднично - пьян вразнос. Он опьянил меня.

Я почти не пила. «Зачем вам пить, только продукт переводите. Вам дури своей хватает», - сказал нам с Ариной на третьем курсе знакомый. Сущую правду! Наш мозг сам вырабатывал столь самоопьяняющую дурь, что, продегустировав несколько видов наркотиков, я пришла к выводу - люди принимают их сугубо из лени.

Ничего нового! Стоило отвесить удачную шутку, на нас накатывал тот же самый самозабвенный театральный кураж. Мир - театр, все люди - статисты, но сейчас ты выйдешь на сцену и покажешь им…

Держась за руки, мы с Доброхотовым слетели по крутому эскалатору вниз, с визгом и улюлюканьем двух детей, сбежавших из детского сада. Я боялась, что упаду. Голова закружилась. Реальность отступила, разлезлась в клочья.

–  А давай просить милостыню, - предложил Доброхотов.
– Наоборот! У тебя мелочь есть?

–  Полная сумка…

Мы ввались в вагон, стали посредине прохода, и он заголосил великолепно поставленным басом.

–  Простите, люди добрые, мы сами не местные, хата сгорела, работы совсем никакой, три года с женой побирались, деньги на операцию ей собирали, а вы все давали, давали… Мы и дом уже на ваши деньги построили, и квартиру купили, и фирму открыли, всех врачей оплатили… Даже зубы все сделали. Посмотрите, не вру.
– Доброхотов раздвинул пальцами губы, показывая превосходный оскал.
– Теперь ходим, долги отдаем. Возьмите, люди добрые, кто сколько может…

Он запел, толкнув меня локтем. Я стала совать испуганным гражданам мелочь. Одни принимали копейки от изумления, другие отбивались.

–  Берите, берите, - убеждала их я.
– Вы ж сами давали. Я и лицо ваше помню.

–  «Рыдна мати моя, ты нычей ныдыспало…» - выводил Доброхотов с ужасающим акцентом.

–  А я рубль давала, - серьезно, даже бурчливо сказала мне женщина с огромной матерчатой торбой.

–  На, Саня, - Доброхотов отдал мне портмоне.
– Отдавай все. Не жалко!

Мы выскочили на платформу, смеясь, как безумные, и обнимаясь, как влюбленные.

–  Ну что, классно со мной, Саня? Я - лучше всех!
– провозгласил Доброхотов.

Я затрясла головой, жмурясь от хохота. Я уткнулась носом в его рубаху. В эту секунду мне хотелось сбежать с ним на край света. Поверив в такие секунды, люди влюбляются. Но я давно разучилась оплачивать любовью секунду. Мне просто не хотелось ее отпускать (тот же эффект вызывал кокаин). Я встала на цыпочки и начала целовать его. Мне давно не было так по-глупому весело. Я отдала «добрым людям» все деньги из его кошелька - долларов пятьсот или больше.

За это я и не любила наркотики. Утром, когда наступал отходняк, ты понимал, что растратил отпущенное тебе веселье, как зарплату за вечер. Выпотрошил все. Ничего не осталось. И неизвестно, когда ты снова начнешь улыбаться. Наркотики не дарили веселье - они оптом брали его из тебя.

Дома и мне, и Доброхотову стало хреново. Ни у него, ни у меня не было реального повода для праздника. Он реально остался без денег. И хотел компенсировать их. Мной. Или моим «Ты лучший. С тобой классно!»

Интересно, Андрей знал, что я целовалась с Доброхотовым?

Целовалась вразнос. Целовалась все триста метров по эскалатору вверх. Целовалась так, что, если б Сашик и Оля не ждали нас наверху…

* * *

Я подняла глаза. Над столом стояла Марина с листком в руках. Я сняла наушники.

–  Что ты делаешь?

–  Расшифровываю интервью Доброхотова. Я говорила…

–  Он работает в театре «Трех паяцев»?

–  Ну да.

–  А ты знаешь, что у них пропал актер?

–  Актер, - повторила я. Это сошло за ответ.

–  Андрей Фирстов. Вчера он не пришел в аэропорт. Лучше бы ты взяла интервью у него, - испустила Марина редакторский вздох.
– Об этом уже куча статей в Интернете.

–  И что там написано?

–  Он не предупредил никого - просто исчез. Режиссер театра говорит, что через сутки подаст в розыск. Еще говорят, ему предложили работу в Киеве… Неизвестно какую. Я к чему говорю. Ты была позавчера на спектакле с ним. Может, напишешь?

–  Я знала его.

Марина не отреагировала на прошедшее время. Она была слишком удивлена:

–  Андрея Фирстова? Знала? Насколько?

–  Мы с ним… Друзья.
– Я проглотила «были».

–  И ты не взяла у него интервью? Мы б дали его на обложку!

–  Андрея? Зачем?

–  Ты что, не знаешь? Он снялся у Трыкина! В главной роли. Арко! Фильм скоро выходит. Он есть в Интернете. Я смотрела… Это потрясающий фильм.

–  Кинофильм?

–  О нем сейчас все говорят. Ты работаешь в телеиздании. Как ты можешь не знать?

«Как ты можешь не знать, если вы с ним друзья?» - прописалось в подстрочнике.

Марина не верила мне. Не верила в нашу близкую дружбу.

Я понимала ее. Я и сама не верила…

Как я могла не знать Андрея настолько? Когда он звонил мне в последний раз? Что говорил? Что я ему отвечала? Не помню, не помню, не помню… Я не считала звонки. Не смаковала фразы. Я не была влюблена в него.

Время имеет забавное свойство сжиматься и разжиматься с учетом фактора важности. Андрей не был важным. Когда я говорила «Я видела Андрея недавно» - я имела в виду полгода назад. Когда я говорила «Я не видела Костю давно» - я имела в виду на прошлой неделе.

Кажется, Андрей упоминал, что снимается где-то и это хорошая роль. Он снимался и раньше - в телефильмах. Они прошли незамеченными. И я не придала значения. Нет, просто не слышала его - как Женя, говорил со мной, не слыша меня. Как Арина, я говорила с Андреем лишь о себе. А он звонил мне не для того, чтоб похвастаться…

Он звонил, чтоб поговорить обо мне?

–  Вы общались с ним во время гастролей?
– зашла Марина с другой стороны.

–  Да. Он был у меня в гостях.

–  Фирстов? У тебя дома?…