Мой варвар

— Она любила другого. Я это очень хорошо помню. В'aшан ей даже не нравился.

В'aшан. Имя отца. Слова Р'aхоша наполняют меня гневом, но я хочу узнать больше. Он знает о моей семье такое, что я не могу знать, и я жажду ответов.

— Но я же здесь.

— Никто не может отвергнуть резонанс, — категорически заявляет Р'aхош. Он протягивает руку и дотрагивается до одного из камней на могиле отца. — Хектар — отец Вэктала, к тому же и вождь — решил, что они должны родить этот комплект ради обеспечения продолжения племени, но она не обязана с ним жить. Она могла вернуться к паре своего сердца.

Я сжимаю губы при одной мысли об этом. Не удивительно, что мой отец их так ненавидел. Они удерживали его пару от него.

— Наш отец решил, что такой ответ его совершенно не устраивает. Он взял нас с матерью с собой на один из своих охотничьих походов… и больше никогда не возвращал ее обратно. Он просто уводил ее все дальше и дальше от племени. Не сюда, — он поднимает голову. — Я бы запомнил запах соли. Но он удерживал ее и прятал. Она не была охотницей и не знала, как найти дорогу, чтобы вернуться к племени. Я помню, как она плакала много дней и ночей. Но отец и не думал изменить свое решение.

Чувствую я себя так, будто внутри меня заложен камень.

— А потом родился ты, и напряжение между ними, казалось, исчезло. Наверное, впервые после ухода из пещер мать была вполне счастлива. Она любила тебя. Ее крошка М'aрух. Помню, как она говорила это снова и снова. Это — одно из моих последних воспоминаний о ней, — он резко отводит взгляд, обратно к ее ожерелью. — Са-кoхчк трудно убить шестерым охотникам. Ты только представь попытку убить его одним мужчиной вместе с его парой и маленьким мальчиком, — он качает головой и потирает рукой челюсть. — Мать была полна решимости помочь, потому что знала, что если мы не получим для тебя кхай, ты умрешь. Они убили его, однако мать во время охоты погибла, а я был покалечен, — рукой он касается своего лица, глубоких шрамов под сломанным рогом. — Я немногое помню после этого. Только то, что отец вернул меня в племя для того, чтобы залечить раны, и там меня бросил. Я никогда не понимал, почему он не остался со мной жить, — его взгляд скользит ко мне. — Теперь знаю. Он сказал мне, что ты умер, но это, как оказывается, было ложью. Он просто не хотел возвращать тебя в племя. Со мной у него не было выбора.

Даже и не знаю, что сказать. В голосе Р'aхоша много гнева. Я молча задумываюсь на минутку. Возле каменистого захоронения отца очень тихо.

— В нем было столько ненависти к ним. Всегда.

Р'aхош медленно кивает головой.

— И все же меня он оставил с ними, а тебя защищал. Не знаю, почему меня это злит, но это так. Твоей вины в этом нет.

Я тоже зол и никак не пойму, почему. Я любил своего отца. Я ужасно по нему тосковал, но после того, как услышал это, я в полном замешательстве и обиды на него. Он никогда не рассказывал мне о Р'aхоше. Он никогда не рассказывал мне, что должен был насильно принуждать мою мать жить с ним. Я уже не знаю, что мне думать.

— Когда он умер? — спрашивает Р'aхош шепотом. — Много сезонов спустя я ходил на его поиски, но в его старой пещере от него ничего не осталось.

Долгое время я молчу, пытаясь представить, в какой из пещер Р'aхош побывал. У моего отца было несколько, которые он менял из сезона в сезон, и я делал то же самое. Именно так я столь долго избегал плохих, пока скитался в полном одиночестве. И все же его признание в том, что он ходил на поиски отца, доставляет мне… большое удовольствие. Мне приятна мысль, что этот мужчина никогда не отказывался от своего отца. Я бы поступил точно так же.

— Я был еще маленьким. Где-то…, — я пытаюсь вспомнить. — Сезонов семь. Была охота, и его ранила снежная кошка. Рана совсем не заживала, и он умер от лихорадки.

Лицо Р'aхоша перекашивается от гнева.

— Еще одна опасность, которую целительница могла предотвратить. Он что, умереть хотел?

У меня нет на это ответа. Теперь, когда я знаю, что у них есть целительница, я и сам хотел бы это узнать.

Через некоторое время он говорит снова.

— Ты… остался совсем один?

Соглашаясь, я отвечаю ворчанием. Совсем один очень, очень долгое время. Эта мысль накрывает меня душевными терзаниями с еще более неопределенным возмущением и беспокойством, как только вспоминаю о своей паре. Я бы умер, если б она покинула меня.

— К тому времени, когда я обнаружил Хар-лоу, я столько всего забыл. Она научила меня снова говорить. Как обрабатывать кожу зверей. Умению много чего делать.

Он медленно кивает головой.

— Люди умные. Они нежные и хрупкие, но ум у них… — он постукивает себя по виску, по шраму. — Они, как лезвия. Моя Лииз может убить своим язычком.

Но он ухмыляется, словно он очень счастлив от самой мысли.

Хар-лоу рассказывала мне историю о том, как ее люди сюда попали. Даже не знаю, верю ли я во все это. Звучит слишком невероятно, чтобы быть правдой, но, судя по реакции этого мужчины, люди обнаружены недавно, к тому же отличаются от плохих.

Р'aхош еще несколько мгновений смотрит на могилу нашего отца, сложенную из камней, а потом оглядывается на меня.

— Славно… снова обрести семью.

Неужели мы семья? Для меня он все еще незнакомец. Хар-лоу — единственная, кто мне не безразличен. Но от как-то странно знакомого мне присутствия Р'aхоша я чувствую себя… менее одиноким. Так что в этом что-то есть.

Часть 8

ХАРЛОУ

Когда мы покидаем нашу пещеру на побережье, мне прям плакать хочется. Весь прошлый год я была там так счастлива и чувствую себя там как дома больше, чем в племенных пещерах, куда мы возвращаемся. Я чувствую себя виноватой, что нам пришлось принять это решение, ведь мы должны были принять его в результате предательства моего тела.

Если уж быть уже совсем честной с собой, то маленькая, обеспокоенная частичка меня гадает, не вернулась ли обратно опухоль головного мозга. Ну, что мой кхай больше не может выносить напряжения, чтобы ей противостоять, и она вернулась, и именно поэтому мне так плохо. Я об этом не говорю ни Руху, ни Лиз с Р'aхошем. Возможно, окажется, что все это ерунда и ничего такого нет, а Рух будет бесконечно переживать. Мое истощение и слабость просто могут быть как-то связаны с ребенком.

Но я все ровно очень волнуюсь.

Переход пешком тяжелый. Рух не позволяет мне нести свой мешок, утверждая, что для него тот ничего не весит. Он просто взваливает его себе на плечи, добавив к своему собственному громадному снаряжению. А я? Я едва могу поднять ноги, чтобы надеть снегоступы. Одна мысль о том, чтобы следующие три дня идти пешком, кажется невыполнимой задачей, которая представляется еще более тяжелой из-за неиссякаемой энергии Лиз. Будучи беременной дольше меня, она не отстает от мужчин и даже время от времени убегает вперед, чтобы изучать следы (от чего Р'aхош слетает с катушек и начинает перегибать с заботой). Рух хватает меня за руку, и с ним рядом со мной я чувствую себя менее сокрушенной.

Однако, совсем скоро на меня обрушивается пронизывающая боль в спине, у меня болит живот, и дальше уже я идти не могу. Судя по расположению двойных солнц в млечно-белом небе, — еще нет даже полудня.

Мне придется справляться с этим целых три дня. По моим щекам начинают катиться слезы отчаяния, и мне так и хочется упереться ногами в землю и сказать им, чтоб дальше шли без меня. Путь впереди неровный и холмистый, и станет только хуже, потому что мы поднимаемся в горы вместо того, чтобы спускаться с них.