Мой желанный враг

– Софья Андреевна? – Окликает меня женский голос.

Я оборачиваюсь.

– Здравствуйте, - крепкая, низкорослая женщина лет сорока с небольшим входит в комнату и протягивает мне руку. – Я – Анна, руковожу хозяйством, слежу за порядком в доме.

– Здравствуйте, - жму ей руку.

– Марк Григорьевич позвонил, предупредил, что нужно помочь вам освоиться здесь. Вижу, вы заблудились. – Она переключает внимание на ребёнка. – Привет, Ярик, привет, мой сладкий, мой хороший!

И сын начинает подаваться вперёд.

– Позволите? – Спрашивает женщина. – Я на секундочку. – Берёт его на руки и аккуратно пританцовывает с ним на руках. – Какой сладкий мальчишка! Так бы и съела! – Чмокает его в щёку и отдаёт обратно мне. – Хозяин не любит, когда сюсюкают с мальчишкой. – Объясняет она. – Матери у него нет, и он не хочет, чтобы он сильно привязывался к кому-то. Видите, как вышло с Ангелиной? Была, и нет её, уволилась. Ладно, парень ещё совсем кроха, ничего не понимает. А так, привык бы, да скучал. – Анна наклоняется и целует Ярика в ручку. – А как с ним не сюсюкать? Как такого не любить? Да и не правильно это без материнской-то ласки, да, Софья Андреевна?

– Да. – Тихо произношу я.

Грудь больно сдавливает.

– Ну, пойдём, - Анна кивает на выход. – Покажу вам вашу комнату, детскую, чай попьём, познакомимся. – Мы выходим, и она плотно прикрывает дверь. – Вы, кстати, ничего не трогали там? – Обеспокоенно спрашивает она. – А то Марк Григорьевич не любит, когда туда входят посторонние. Ирину Валерьевну в прошлый раз так отчитал, что она чуть не заплакала. Я даже уборку там делаю очень аккуратно. Все предметы потом расставляю строго по местам. Ему очень дорога память бывших хозяев.

– Так это комната родителей мальчика?

– Да. – Подтверждает женщина, увлекая меня за собой по коридору. – Виктор Андреевич был ему как родной брат.

Я стискиваю челюсти и с трудом сглатываю рвущийся наружу всхлип.

– Вы только не переживайте. – Добавляет Анна. – Хозяин – человек сложный, но справедливый. Без дела бранить не будет, да и платит хорошо.

– А почему я должна переживать? – Интересуюсь я.

– Так вспыльчивый он очень. И раньше-то, говорят, тяжелый характер у него был, а теперь, после гибели друзей, и вовсе испортился. То несколько дней молчит, из комнаты не выходит, то кричит да мебель крушит в доме, то потом опять недели две-три ходит нормальный. – Она виновато улыбается мне. – Только нормальность-то эта… тоже ненормальная у него. Как робот он: не живёт, а существует. Всё по друзьям скорбит.

Я понимающе киваю, а в душе зарождается ураган. «Скорбит он, как же». Чудовище просто не способно скорбеть по кому-то.

– А это ваша комната. – Говорит Анна, толкая дверь рядом с детской. – Я сейчас соберу вещи Ангелины, сделаю здесь уборку, а потом можешь обустраиваться.

– Вам помочь? – Спрашиваю я.

И женщина уставляется на меня, как на инопланетянку.

– Ну, что ты, нет! Это моя работа! – Она переводит взгляд на Ярика, и её лицо заполняет улыбка. – Иди лучше с наследником поиграй. – Анна делает несколько шагов, толкает дверь в детскую, берёт из корзины у входа какое-то одеяльце и разворачивает его. – Вот, гляди, развивающий коврик, я вчера только его постирала. Тут разные всякие штучки, гляди. Дуги, погремушки, шуршушки, звеняшки. Ярику нравится.

Она расстилает его на полу, и я кладу сына на животик. Тот сразу вцепляется в какую-то привязанную к коврику погремушку и тянет её в рот.

– Чистая? – Спрашиваю я.

– Конечно. – Улыбается женщина. – Тут всё чистое, в меру. Марк Григорьевич не разрешает нам стерильность разводить, но за порядком лично следит. Он вот тут, лежа на полу, каждый день с сыном играет.

– Да? – Недоверчиво переспрашиваю я.

– А то. Ярослав у него – одна радость в жизни, считай. – Анна начинает поочередно открывать все ящики под пеленальным столиком. – Вот, смотри. Тут крема, салфетки, подгузники, тут шапочки, тут носочки, тут…

Она всё говорит, а я будто теряю способность соображать. Злюсь на саму себя за то, что не получается ненавидеть Загорского. И вроде умом всё понимаю, но сердцем – не могу. Не складывается мозаика. Марк всегда был честен, он просто не умел играть: всё, что внутри, то и снаружи – во взгляде, в походке, в словах и движениях. И каким бы безжалостным не был этот убийца, похоже, он действительно любит моего сына.

Или это только игра?

– Так что, считай, что ты счастливый билет вытянула, Софьюшка. – Вещает Анна. – Место хорошее, работа не пыльная, коллектив у нас замечательный. Живи, да радуйся. – Она заглядывает мне в лицо. – Да выдохни ты уже, зажалась вся. Первый день, понимаю, но нельзя же так нервничать! Видишь, и маленький тебя принял, и хозяину ты понравилась. Он до Ангелины целых две недели кандидаток гонял, всё ему не так, и всё не то, а тебя сразу взял. Работай в своё удовольствие, ребёнок спокойный, не проблемный.

– Да, - я стараюсь выдавить улыбку, - перенервничала я просто на его собеседовании.

– Всё позади, Софья Андреевна, всё позади. – Придерживает меня за плечо женщина. – Ну, я пойду, в комнате приберу, а потом мы чаю с тобой попьём, хорошо?

– Хорошо. – Киваю я.

Сажусь на пол и подаю сыну шуршащую игрушку. Тот хватает её, и в свете солнечных лучей, освещающих комнату, я чётко вижу коричневую окантовку и тёмные вкрапления на радужке его глаз. Медленно поднимаю свой взгляд вверх.

В углу, под потолком висит камера.

«Всё самое сложное ещё впереди», - думаю я.

40

Мне нравятся эти милые, добродушные женщины, которых нанял Загорский для помощи в доме. И даже улыбчивые охранники, которые обедают с нами, вызывают у меня лишь симпатию.

Я понимаю, что должна ненавидеть их всех буквально каждой клеточкой своего тела, потому что именно они стоят у меня на пути, но вместо этого я улыбаюсь вместе со всеми и с удовольствием слушаю истории Анны Сергеевны, которые она щедро сдабривает мятным травяным чаем.

Марк собрал отличную команду, это нужно признать. Каждый на своём месте, каждый – мастер своего дела. В доме чистота и порядок – это заслуга Анны, на столе ароматный обед и свежеиспеченный хлеб – за это спасибо повару Алле, во дворе тихо, спокойно, мимо и мышь не проскочит, – в этом заслуга ребят-охранников, сменяющих друг друга на посту каждые шесть часов.

Я улыбаюсь им в ответ и слежу, чтобы Ярик не подавился лакомством, которое он мусолит во рту через специальный детский прибор с сеткой – ниблер, а сама судорожно прикидываю, есть ли у меня шанс сбежать, пока все здесь, на кухне, а на воротах остался только один из охранников.

– Кто-то уже засыпает, - улыбается Алла, замечая, как слипаются глазки у малыша.

– Да, пора усыплять. – Говорю я, вставая. – Спасибо всем за отличную компанию, за обед и за чай.

– Пожалуйста!

Все улыбаются мне в ответ, смотрят, как я беру ребёнка, и провожают нас взглядами.

Я удаляюсь, ругая себя за то, что расслабилась и периодически забываю добавлять в голос хрипотцы. А это значит, что в любой момент могу проколоться, и лучше бы мне поторопиться и быстрее отыскать способ выбраться отсюда.