Мой желанный враг

Моё сердце колотится, пальцы впиваются в простынь, а голова готова взорваться. Ощущение такое, будто кто-то специально выкачал весь кислород из комнаты.

– До появления тебя я верил, что не способен испытывать никаких чувств – только боль. – Мой шёпот растворяется в тишине тёмного пространства комнаты. – А теперь я хочу просыпаться и чувствовать тебя рядом. Но не могу. Всё, что у меня осталось, это наш сын. Я винил себя, что не спас тебя, что не успел, считал, что мне не за чем больше жить, но он каждый день доказывает мне, что это не так.

Смотрю в потолок, и тот будто опускается на меня всё ниже.

– Прости, что я убил тех людей. Я тогда был безумен. Думал, что тебе станет легче, что мне станет легче, что я смогу вернуть тебя. – У меня челюсть сводит от боли, глаза заволакивает слезами. – Я не способен был здраво мыслить, не мог отпустить. Я знал, что Вик вёл себя с ними некорректно, что хамил им, что оскорбил своими словами весь их народ, но я ощущал только свою вину. За то, что связался тогда с этими людьми, за то, что думал только о выгоде, хотя прекрасно понимал, что они не из тех, кто прощает даже малейшую оплошность. И я полагал, что умыв их в крови, я почувствую облегчение, но… этого не произошло. Боли стало только больше.

Я стираю ладонями слёзы.

– Прости, что плачу, как мальчишка. Но наш сын изменил меня, сделал уязвимым, сентиментальным. Я понимаю, что был для тебя настоящим монстром, но ты вернула мне человеческий вид. Ты вдохнула жизнь в мою пустую душу, научила чувствовать. Я позволил себе полюбить тебя, и… это было лучшим решением в моей жизни. Как бы я хотел всё исправить, Полина… - Я выдыхаю так, будто эти слова обжигают мои внутренности. – Мне так хочется быть с тобой, любить тебя снова, хочется попробовать заново, ты не представляешь… Мне так сильно этого хочется, что у меня реально едет крыша…

Я открываю глаза лишь с рассветом.

Не сразу понимаю, отчего проснулся. Не сразу соображаю, где нахожусь. Медленно поднимаюсь с постели, оглядываю комнату, затем свою мятую одежду. Засыпать здесь в рубашке и брюках стало плохой привычкой, скоро по отпечатавшимся на щеке наручным часам можно будет определять, во сколько я встал.

Тяжело поднимаюсь с постели, поправляю покрывало и выхожу в коридор. Теперь, в полной тишине раннего утра, отчётливо слышу какие-то странные звуки. Стоны, всхлипы. Словно кто-то где-то скулит.

Открываю дверь в детскую и вижу спящего Ярослава. Сын лежит в позе морского звезды, забавно раскинув ручки и ножки в сторону. Его животик поднимается и плавно опускается: он спит. Так откуда же доносятся эти жалобные стоны?

Аккуратно прикрываю дверь и замираю у соседней двери. Прислушиваюсь, и вдруг звук повторяется. Он похож на скулёж или печальное стенание: то становится громче, то затихает. Словно кому-то там, за дверью, закрыли рот ладонью и не дают закричать. Я прислоняюсь ухом к двери и слышу какое-то копошение.

– Нет… нет… нет… нет! – Нарастает крик.

Не знаю, что со мной происходит, но я словно узнаю этот голос. Толкаю плечом дверь и врываюсь. Шторы закрыты, и в полутьме я не сразу понимаю, что вижу. Но спустя секунду глаза привыкают, и очертания лежащей на кровати девушки становятся чётче.

– Нет! – Стонет она, тяжело выдыхая.

Я подхожу ближе и наклоняюсь над её постелью.

Простыня смята, одеяло перекручено в жгут, а её пижама промокла насквозь от пота. Девушка мечется, не в силах открыть глаза, и её лицо покрыто капельками пота. Сон словно специально изводит её, не отпуская. Я вижу, как прыгают её зрачки под веками, как шевелятся красивые губы, и снова слышу этот голос.

– Нет, нет, нет… нет… - Рвано дышит она.

Я опускаюсь ниже, но не решаюсь взять её за руку.

Свет из коридора падает на её лицо, и меня завораживает это зрелище. Я вижу знакомую россыпь веснушек на носу и щеках. Вчера их не было, или не было видно под слоем макияжа, а теперь они на виду, и мне хочется поклясться, что я видел каждую из них раньше. У другого человека.

– Мм… - Протяжно плачет она во сне.

А я, как истукан, разглядываю мелкие шрамы на её лице. Неровности, стянутости на коже, тонкий рубец возле носа. Свет плавно перекатывается по её лицу, словно специально обнажая для меня все эти несовершенства.

– Полина?.. – Выдыхаю я едва слышно, ошарашенный собственным открытием.

И касаюсь пальцами её мокрой руки.

У меня земля уходи из-под ног, голова идёт кругом. Что это? Что происходит? Кто она?

– А? – Подскакивает она, выныривая из сна.

Её пушистые ресницы дрожат на свету, и меня парализует от того, что я вижу под ними: мои любимые янтарные глаза, наполненные невинностью и смятением. У меня снова нестерпимо ноет в груди.

– Что? Что вы здесь делаете, Марк Григорьевич? – Сглотнув, хрипит она.

Отодвигается, ощупывает себя, тянет одеяло.

– Вы… - Я облизываю пересохшие губы и поднимаюсь на ноги. У меня не получается оторвать от неё глаз. – Вы кричали во сне… Софья Андреевна.

– Простите. – Она отводит взгляд, прячет от меня своё лицо.

Я киваю, заставляя себя выдавить хоть слово.

– Если всё в порядке, я пойду. – Бормочу, пятясь к двери.

Разворачиваюсь и ухожу.

Мчусь в свой кабинет, вхожу внутрь и начинаю ходить из угла в угол.

Что за чертовщина? Что происходит? Что это? Что я только что видел?!

У меня кровь бурлит в венах от непонимания.

Я всё ещё думаю, что схожу с ума.

Останавливаюсь, упираюсь головой в стену. Дышу. Моя грудь вздымается высоко, воздух вылетает изо рта со свистом. Мне хочется вернуться и спросить её в лоб. Узнать, зачем она так поступила, что задумала, но я не могу. Вдруг это не она? Вдруг сочтет меня за безумного? А я такой и есть. Я – спятивший, обезумевший от горя псих, который гоняется за призраками. Мне самое место в дурке.

Я пытаюсь отдышаться и вдруг замираю, потому что слышу её шаги по коридору. Она ступает мягко, но торопливо. Спешит куда-то. Куда? По звукам понимаю, что в ванную. Точно также она стучала однажды каблучками по каменному полу в ресторане, а я шёл по её следу диким зверем и сам не знал, зачем преследую.

Припадаю к двери, прислушиваясь к её шагам, а затем, как в тумане, бреду к компьютеру.

Сажусь, открываю программу и запускаю специальный раздел, который ранее в доме никогда не использовался: активирую камеру, встроенную в один из светильников под потолком. После расправы над подручными испанцев я долго не мог расслабиться и всё ждал, не придёт ли кто за мной. Нанял охрану, обнёс участок забором, велел нашпиговать весь дом камерами и датчиками слежения.

После того, как мы встретились с их представителем и расставили все точки над «i», и после того, как я удовлетворился сведениями о том, что убийство Вика - личная инициатива посредника испанцев в нашей стране, мы закрыли эту тему и разошлись.