Моя чужая дочь
Шрифт:
– Приглядите за ней? Я мигом. – Она выплевывает горящую сигарету, и та исходит дымом под коляской.
– Да-да, конечно!
Моя ладонь уже лежит на ручке, легонько покачивая коляску. Вопли Джо-Джо заметно стихают, сменяясь удивленными всхлипами, словно малышку никогда не укачивали. Ее мать тащит Натана через площадку и скрывается в низеньком здании с бетонными стенами в разноцветных граффити.
– Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…
Я склоняюсь над Джо-Джо, она умолкает, беззубо улыбается. Сунув кулачок в рот, запрокидывает голову, и я вижу катышки грязи в складке пухлой шейки. Я протягиваю руки и подхватываю
Она сказала – мигом.
Джо-Джо пахнет кислым молоком, отрыжкой и мочой. Подгузник малютки насквозь промок.
– Да нашу красавицу надо переодеть!
Я встаю. Мои ноги больше мне не принадлежат. Я слышу крик Наташи. Никто не обращает на меня внимания. Джо-Джо пускает белую слюну мне на воротник и присасывается к кулачку. Снова крик Наташи. Она плачет и плачет, пока я всматриваюсь в здание позади площадки. Солнце брызжет на нас сквозь листву деревьев, и трава от него в крапинку. Я растираю подошвой дымящийся окурок, Наташа кричит все громче, и я убегаю от ее плача. Прижав к груди изумленную Джо-Джо, я несусь через площадку и прочь из парка.
Глава XXIX
Руби тянула уже вторую чашку шоколада, и в другой ситуации Роберт непременно пошутил бы насчет ее молочно-коричневых усов. Но сейчас он и дышать боялся – вдруг его девочка рассыплется на кусочки или растает в воздухе.
– Так мама в Брайтоне? – не в первый раз спросил он. Можно было бы и догадаться.
Руби кивнула.
– А ты приехала на вокзал в час ночи?
Еще один кивок. Черные, давно немытые волосы неопрятными прядями качнулись вдоль лица.
– И куда же исчез целый час? Что ты делала?
Руби поднялась, повернула кран и сунула чашку под холодную воду.
– Так… Сидела. Думала. Все такое, короче. – Она опять съежилась на стуле. – Позвонила Арту.
– Все такое?! На лондонском вокзале, после полуночи, – все такое?! (Страшно даже подумать, что могло случиться с ребенком.) Мама хоть представляет, как я за вас переживал? (Ну очень мягко сказано.) А теперь и она волнуется. За тебя.
– Я оставила записку у Бакстера, – бесцветным тоном сообщила Руби.
Роберт попытался пальцем приподнять ей подбородок. Девочка дернулась и уронила голову.
– Почему вы уехали?
Руби пожала плечами:
– Мама так решила. Я не хотела…
Она походила на маленького ребенка, увиливающего от наказания за разбитую тарелку.
– Но мама хоть что-то тебе объяснила?
Руби вздохнула:
– Типа устроим себе каникулы. А когда приехали к Бакстеру, я их разговор услышала – что надо квартиру для нас снять и подыскать маме работу. Она сказала, что убегает в последний раз. – Руби подняла влажные глаза. – Тоже мне каникулы. Ни на пляж сходить, ни хоть монетки покидать с пирса.
– То есть… вы уехали навсегда? – Роберт болезненно скривился. Лучше бы Руби не возвращалась и не лишала его последней надежды.
– А у нас всегда все навсегда.
Луиза появилась в четыре часа утра. Или ночи. По телефону говорила, что в ее приезде нет смысла, но навыки
убеждения юриста существенно превосходили ее способность отказывать, тем более спозаранку. К тому же он посулил добавку за беспокойство.– Руби спит.
Он сам уложил ее в постель и подоткнул одеяло, защищая свою бесценную добычу от хищников. Теперь Руби – единственная ниточка, связывающая его с прежней, нормальной жизнью, которую он и вспоминал-то с трудом.
– Похоже, решение матери нравится ей не больше, чем тебе. – Луиза крутила на пальце обручальное кольцо. – Сбежав от Эрин, девочка ясно дала понять, с кем хочет остаться.
– Скажи это ее матери. – Роберт бросил взгляд в окно: на горизонте расплывалась бледная полоска. Что предложить гостье на рассвете? Яичницу? Чашку чая? Или чего-нибудь покрепче?
– Ну и что прикажешь делать, босс… – Луиза глянула на запястье и скорчила гримасу: забыла надеть часы, – в эту чертову рань?
– Ничего.
– Уточняю: ты платишь мне за то, чтобы я ничего не делала?
– Именно. Просто помоги дождаться. Результатов анализа ДНК, – добавил он, поймав недоуменный взгляд Луизы.
После кофе Роберт все-таки соорудил яичницу. Луиза сидела спиной к плите.
– Ты отдаешь себе отчет, какую лавину стронешь с места, если результат теста покажет, что Эрин – не биологическая мать Руби?
– Да, – буркнул Роберт. – А с чего бы, по-твоему, я стал возиться с яичницей. Черт, второе разлилось. Чур, это твоя порция.
Немного позже, когда чернота неба расцветилась розовым, голубым и оранжевым и машины ожили на улице, они вышли в сад.
– Пора завязывать с куревом, – сказал Роберт, жадно втягивая дым.
Он вспомнил прокуренный зал «Оленьей головы» и выудил из кармана карту.
– Это еще что?
«Правосудие» ухмылялось ему, подмигивало, но прежде всего, эта карта – устами самой Черил – убеждала его в том, что он поступает верно.
Роберт снова затянулся, устремив прищуренный взгляд вдаль, к восходящему солнцу.
– Ответ.
Предсказанная Луизой лавина проблем обрушилась гораздо раньше, застав их врасплох. Роберт решил дать Руби отоспаться, но Луиза потихоньку заглянула в спальню девочки – проверить, все ли в порядке. Лучше бы она этого не делала…
– Роб!!! Руби исчезла!
– Как это? – Он в жизни не слышал, чтобы Луиза так кричала.
– В комнате ее нет. Ее нигде нет! – Луиза рывком открывала одну дверь за другой.
– Так, ладно. Без паники. Она могла пойти в школу.
Роберт слетел вниз, набрал номер Грейвуд-колледжа. Положив трубку, обернулся к Луизе и покачал головой. Сотовый Руби отсылал к голосовой почте. Роберт оставил сообщение с просьбой как можно быстрее вернуться домой.
– Не волнуйся, Роб, с ней ничего не должно случиться. Уверена, девочка решила поразмыслить. Наедине.
Час ожидания – и Роберт совершенно отчаялся. Кружил по дому, мерил шагами каждую комнату – лишь бы не думать о том, что творится с его семьей.
Ровно в полдень Луиза позвонила своему приятелю с кафедры генетики. Джеймс сказал, что результатов теста пока нет, но подсластил пилюлю хорошей новостью: образцы вполне пригодны для анализа.