Моя чужая роль

— Не смешно! — скривилась она.

— Вообще не смешно, — грустно вздохнул Стивен, сдерживая смех, подтолкнул её к тропинке и улыбнулся: — Пойдём уже. А по дороге ты мне расскажешь, как ты докатилась до такой жизни.

— Хватит, Стив, — поморщилась она. — Мне всё равно, какого он роста.

— Угу, — с независимым видом кивнул парень, хитро ухмыльнулся, — но каблуки ты любишь носить больше, чем кроссовки.

Она собиралась что-то сказать, но передумала и махнула рукой:

— Всё, давай не будем. Мы вышли прогуляться, чтобы лучше спалось, а всё о том же. Лучше расскажи что-нибудь очень далёкое от Криса, съёмок и этого места.

— Что тебе рассказать?

Она пожала плечами, глядя под ноги, вспомнила их разговор у фонтана и чуть улыбнулась:

— Расскажи, как ты узнал, что сёстры Уэйн — лесбиянки?

— Увидел, как они целуются, — фыркнул Стив. — Возвращался со студии ночью, решил набрать воды из родника. Только подошёл, услышал оттуда страстные стоны и их голоса, — он изобразил высокий девчачий голос, дрожащий от возбуждения: — «Да, сестрёнка, ты супер!». Одним глазом глянул, понял, что я тут лишний, и смылся.

Стеф недоверчиво покачала головой и сказала:

— Я видела одну из них с Крисом.

Он махнул рукой:

— Да они обе с ним периодически развлекаются, иногда даже втроём, — он бросил быстрый взгляд на окаменевшую девушку и хитро добавил: — До сих пор, да.

— Я же просила обойтись без Криса, — тихо сказала она. Он поднял ладони:

— Ты первая о нём заговорила.

— Ладно… А Мелани почему мало говорит? Надеюсь, хоть тут он ни при чём?

— Нет, тут всё нормально, — фыркнул Стив. — Мелани в молодости была певицей.

— Да ладно? — поморщилась Стеф. — Ни за что не поверю.

— Я тебе ссылку кину, — усмехнулся парень. — Она классно пела. Лет до тридцати с копейками, а потом у неё что-то случилось с горлом. Я не выспрашивал подробности, но насколько я понял, болезнь эту вылечили, но связки, то ли из-за болезни, то ли из-за лекарств… изменились. Необратимо. И голос у неё стал таким, как сейчас.

Стеф подавила желание потереть шею, тихо спросила:

— И ей теперь тяжело говорить?

Он хмыкнул:

— Говорить ей легко, ей слушать это отвратительно, у неё абсолютный гармонический слух. И у её мужа тоже, она с ним вообще почти всё время жестами общается. Ты же знаешь, что она жена нашего главного звукаря? — Стеф отрицательно качнула головой. — Того, бородатого, с которым я ночью в столовке работал, а потом мы с тобой кофе пили, помнишь?

— Помню, — вздохнула девушка. — Не удивительно, что у неё испортился характер.

Они помолчали пару минут, потом Стивен толкнул её плечом:

— Хватит грузиться, давай о чём-нибудь добром и вечном.

— Начинай. О чём?

— О чём-нибудь хорошем… Вот у тебя есть лучший друг?

— Есть, но это грустная история, — отмахнулась она, — как доброе и вечное не покатит. А у тебя?

— А у меня… тоже, наверное, — он пожал плечами, — я его уже два года не видел. А у тебя чего грустная?

— Да та же фигня, — махнула рукой Стефани. — Он уже взрослый двадцатишестилетний дядька, у него своя жизнь, ему не до меня.

— Ой-ой-ой, — скривился Стив, — дядька! На год старше меня, пфф!

— И ты дядька, — показала язык Стеф, Стивен распахнул глаза:

— Ты офигела, малявка?

— Де-ду-ля! — подскакивая на одной ножке, пропела она, парень фыркнул и покачал головой, Стефани перестала кривляться и вздохнула: — Как Мари со своим Алексом встречается, я не понимаю… Сколько ему?

— Двадцать семь, скоро будет.

— А ей семнадцать, весной было. Десять лет разницы, с ума сойти.

— Да ладно, что тут такого? — пожал плечами Стив. — У моих родителей девять лет.

— Как они умудрились познакомиться? Или они не рассказывали?

— Рассказывали, — хохотнул он, — на соревнованиях. Батя про маму чего-то ляпнул, типа пошутил, но как-то неприлично. Они не говорят, по какому поводу, шифруются, — он улыбнулся, поджал губы и с усмешкой глянул на Стеф, блестящую глазами от любопытства. — Ну и мама не стала опускаться до скандала, а как потомственный воин, вызвала его на поединок.

Стеф округлила глаза, хихикнула:

— Ты говорил, что она полтора метра ростом.

— Угу, — кивнул Стивен, — а батя выше меня, и шире в полтора раза. Он в молодости больше сотни весил.

— И он согласился драться? — подпрыгивала от любопытства Стеф, Стивен развёл руками:

— Отказываться нельзя, это неуважение. Согласился, — он пару секунд молча поулыбался, дразня девушку, потом торжественно провозгласил: — За пару минут боя она нанесла около сотни ударов…

— А потом? — затаила дыхание Стеф.

— А потом он сдался, — Стивен сделал пафосную одухотворённую мину и провозгласил: — Потому что больше смеяться не мог. Они сошлись на том, что это была техническая победа, и пошли после соревнований пить, большой интернациональной толпой. А потом батя ещё месяц к ней ходил и заставлял себя лечить, ну и, — он с хитрым видом развёл руками, — как-то так получилось, что я родился через полгода после свадьбы.

— Ясно, — Стефани поулыбалась, прищурила один глаз, — а от чего она его лечила?

Стивен рассмеялся, поднял брови:

— Ты представляешь себе, что такое сто ударов профессионального бойца, который тренировался всю жизнь? Когда двухметрового амбала лупит маленькая козявка, быстрая, как Супер Соник, это только выглядит смешно. А на самом деле это очень больно, — он потёр шею и криво улыбнулся, — и то, что кулак у неё маленький, только добавляет остроты ощущений, поверь на слово.

— Ну вот, а ты говорил, что у женщины нет шансов, — показала язык Стеф, Стивен улыбнулся:

— А я от своих слов и не отказываюсь. Да, она бьёт больно, синяки остаются. Да, если глупо подставиться, то может даже ребро сломать или нос, но это надо быть очень глупым. А так — ну синяк, ну и что? — Он помолчал, потом улыбнулся: — Батя с неё стебётся иногда — доводит, чтобы она на него набросилась, она начинает его лупить, запрыгивает на спину, обхватывает руками-ногами и душит там, или бьёт, а он ходит с задумчивым видом, занимается делами, и иногда, когда она очень сильно ударит или заорёт, оглядывается и с испуганной мордой говорит: «Кто здесь?»