Моя драгоценная гнома

— Но как же репутация перед советом? — сказал ей вслед Дагобер, которого необычайно обрадовало намерение эльфийки уйти.

— Думаю, вы не хуже меня сможете побеспокоиться о своей нравственности, а я вернусь через полчаса, — ответила она лукаво и со значением, прежде чем скрыться за дверью.

— Она точно поддержит твою кандидатуру на совете, — сказал Дагобер. — Кто бы мог подумать, что она так переживает за тебя, — и он обнял меня, намереваясь поцеловать в губы.

Но радость и волнение куда-то схлынули, и я уперлась принцу в грудь, заставляя его отстраниться.

— Что такое? — удивился он.

— Дагобер… — начала я, запинаясь, — по поводу гибели Белладонны и Розалинды…

— Их смерть никак не должна отразиться на нашей жизни, — бросился он пылко заверять. — Конечно, я не желал им смерти, их бы судили за колдовство и похищение, но я рад, что все так закончилось… — и как на духу он выложил свой хитрый замысел, по которому дядя должен был спешно отбыть в столицу и после смерти принца предъявить завещание, в котором излагались обвинения против сестер-роз и последняя воля наследного принца — наказать колдуний.

— А ведь ты передал его дяде? — слабо спросила я, чувствуя холодок под ребрами. — Завещание? А обратно не забрал?

— Зачем? — искренне удивился Дагобер. — Теперь оно никому не нужно.

— С этом можно и поспорить, — пробормотала я.

— Что? — переспросил он, не расслышав.

— Я о том, что, может, не стоит так доверять герцогу? — произнесла я осторожно. — Знаешь, Белладонна и Розалинда не просто так умерли, — и теперь уже я рассказала, что произошло этой ночью.

Дагобер слушал хмурясь, но потом покачал головой и рассмеялся:

— Думаю, ты просто неправильно поняла. Или это было каким-то отголоском колдовства. Нет, Эрмель. Дядя никогда не причинит никому зла — он сама доброта, можешь мне поверить. Он даже охоту не любит — боится крови. И жаба у него — обыкновенная жаба.

— Послушай… — попыталась возразить я, но Дагобер заставил меня замолчать поцелуем.

Ух! Такого небесного головокружения я не переживала ни разу в жизни, и когда появилась госпожа Дафна, я могла только порывисто дышать и прятать глаза.

— Ночь была бурной, — эльфийка поманила меня пальцем, пытаясь скрыть улыбку, — надеюсь, между вами все было сказано и пересказано, а теперь пора немного отдохнуть. Принц, я забираю вашу милую невесту.

Он успел поцеловать меня еще раз, и я не пошла, а полетела по темному коридору за госпожой Дафной. Принц стоял на пороге, глядя нам вслед, а я все оглядывалась, чувствуя, как ухожу, а сердце мое остается — с ним.

Но после двух-трех поворотов любовная лихорадка схлынула.

Я потерла ладони в раздумье, почесала переносицу, а потом невинно спросила у госпожи Дафны:

— А где комната милорда герцога? Достаточно близко к комнате его высочества? Его высочеству вроде бы ничего больше не угрожает, но все-таки…

63

Госпожа Дафна заверила меня, что с принцем ничего не случится, хотя герцог спит в комнате на третьем этаже, в другом крыле. Ночная стража бдит, а теперь, когда ведьмы унеслись в мир иной, едва ли кто-то замыслит злое в отношении его высочества.

У меня на этот счет были другие соображения, но я понимала, что посвящать в них госпожу Дафну было такой же напрасной тратой времени, как убеждать Дагобера в злобных умыслах его дяди.

Уже близилось утро, но госпожа Дафна настоятельно уговаривала меня поспать. Она хотела остаться вместе со мной, в спальне для гостей, и подремать в кресле, охраняя мой покой, но я убедила ее, что если уж принцу ничего не угрожает, то мне и подавно.

— На столе колокольчик, — сказала на прощание госпожа Дафна. — Если что-то понадобится — позвоните. Утром я пришлю девушек, которые будут прислуживать вам, как невесте принца, и мы подберем комнату, более подходящую к вашему статусу. И завтра утром я отправлю письмо вашему отцу, сообщу, что теперь вы — невеста принца, и для вас начинается совсем другая жизнь. Я уверена, что уже завтра принц умчит вас на белом коне в столицу, — вопреки этикету, она подоткнула мне одеяло и поцеловала в лоб, после чего загасила свечи, оставив лишь одну — в нефритовом зеленом светильничке.

Но разве можно было спать, когда Дагоберу угрожала опасность?!

Как только дверь за эльфийкой закрылась, я отбросила одеяло. Натянув платье, я даже не потрудилась расправить рукава и воротник и подхватила светильничек. Нужно во что бы то ни стало получить завещание, в котором Дагобер поспешил распрощаться со всем миром.

Я очень рассчитывала на помощь счастливого цветка сирени, и не прогадала. По-крайней мере, я благополучно миновала ночную стражу, не попалась на глаза эльфийке, которая несла металлическую грелку, и сразу нашла комнату милорда герцога. Я узнала ее, потому что на стул был небрежно брошен зеленый камзол со вставками из серебряной парчи, который совсем недавно красовался на любящем дядюшке. Самого герцога в комнате не было, как не было и его мерзкой жабы, и я решила хватать удачу за хвост — мигом обыскала карманы камзола, проверила под подушками и даже заглянула под кровать. Оставалась только большая кованая шкатулка, стоявшая на столе. Миниатюрный замочек с крохотной скважиной был, несомненно, гномской работы, но я вскрыла его карманным ножичком за полминуты. Внутри и в самом деле лежал свиток пергамента с королевской печатью. Я мигом взломала печать и пробежалась глазами по первым строчкам.

Есть!..

Спрятав завещание за корсаж, я заперла замочек. Пусть теперь дядюшка поломает голову, куда девалось посмертное признание принца Дагобера.

Я направилась к выходу, но на этом мое везение едва не закончилось, потому что дверь распахнулась и на пороге возник милорд герцог собственной персоной.

— Что это вы здесь делаете, госпожа Эрмель? — немедленно спросил он, и взгляд его метнулся к ларцу.

«Правильно боишься, — подумала я. — Но лакомый кусочек уже в моих руках. Вернее, в другом месте».

Вслух я сказала, разумеется, совсем иное:

— Я хотела поговорить, ваша светлость, — и скромно потупилась, показывая, что не замышляла ничего дурного.

— Неожиданно — учитывая столь поздний час, — герцог подошел к шкатулке и словно ненароком подцепил пальцем крышку — проверяя, заперто ли. Шкатулка была заперта, и он заметно успокоился. — О чем вы хотели поговорить? — спросил он любезно.

Жабыч на его плече подозрительно посмотрел на меня одним глазом, прищурив другой, а потом сделал вид, что дремлет.

— Хотела поблагодарить, что вы встали на сторону Дагобера, — сказала я проникновенно. — Для него это очень важно. И для меня тоже, ваша светлость.

— Не стоит благодарностей, — щедро разрешил герцог. — Для меня счастье племянника — превыше всего.

— И все же, я еще тысячу раз поблагодарю вас, — сказала я с воодушевлением и попятилась к двери, кланяясь каждый шаг. — Прошу прощения, что вошла в вашу комнату в ваше отсутствие, милорд.

Он не остановил меня, и я вышла из его покоев беспрепятственно, закрыла дверь, а потом припустила по коридору со всех ног, прижимая ладонью заветный свиток. Добежав до своей спальни на одном дыхании, я достала пергамент и вмиг располосовала его поясным ножичком на лоскутки. Я даже расколола королевскую печать в мелкую крошку, и только тогда перевела дух.