Моя идеальная
Шрифт:
— Тёма? — заглядываю в потемневшие глаза. Боль. Страх. Отчаяние. Всё там. — Извини, любимый.
Просить прощения — всё, что мне остаётся. Я не знаю, что сказать и как объяснить свою паническую атаку.
Я не хочу больше видеть в его глазах эти эмоции. Хочу, чтобы всё было как раньше. До того самого дня Х.
Руки на шею в замок. Пальцы в волосы пробежками. Дыхание в губы рывками. Сердце ударами со сбоями. Слёзы из глаз без остановки.
Блядь. Блядь! Блядь!!! Как я могла поддаться этой панике и сделать любимому человеку ещё больнее?
Он приехал сюда за
— Прости, родной. Прости. Прости меня, Артём. Прости. — шелещу, покрывая рваными поцелуями его лицо.
Север только сильнее сжимает моё тело и, закрыв глаза, тяжело дышит.
— Что он сделал с тобой, Насть? — хрипит, не поднимая век.
Не отвечаю. Не хочу рассказывать. Не хочу вспоминать. Сложно. Больно. Страшно. В ту ночь я должна была умереть. Но боялась я не этого. Я боялась, что не смогу сдержать своё слово и оставлю своего любимого. Я не могла себе этого позволить. Я обещала, что всегда буду рядом.
— Он изнасиловал тебя? — вырывается задушенный всхлип из его груди. — Ответь, Настя.
Значит, Тёма всё это время думал, что…
Блядь, через какой же Ад ему пришлось пройти? Как он справился со всем этим? Если когда он потерял память, то я могла хотя бы зацепиться за то, что он жив. А у моего любимого человека не было такой возможности.
В нейронных сетях воскресает странный сон, когда он сидел на краю постели с дулом у виска.
Меня не просто передёргивает от этого видения, а физически дрожью пробивает. Трясёт так, что приходится сжимать челюсти, чтобы зубы не клацали друг об друга.
Что это было? Сон? Видение? Наваждение? Реальность?
Зло трясу головой, пока пространство автомобильного салона, в который парень принёс меня, пока я была в истерике, не начинает раскачиваться и плыть перед глазами.
Сосредотачиваюсь на другом, потому что слишком сильно боюсь узнать правду. Собираю все резервные силы и уверенно отсекаю:
— Нет, Артём, он не… — вдох до разрыва лёгких.
— Ребят, я понимаю, что вам есть что обсудить, но Егор предлагает поехать к нему на квартиру и нормально поговорить. — появляется Антон. — К тому же тебе, Север, надо раны обработать. Да и Настя едва ли не в одних трусах и тапочках.
Переводит на меня взгляд, а я могу думать только о том, что как раз таки трусов на мне и нет.
Одёргиваю край сорочки и прячу лицо на шее Артёма, заливаясь краской.
Да, вот так, мать вашу, бывает. Ситуация самая что ни на есть серьёзная, а я краснею, потому что на мне нет трусов!
Северов до боли сжимает руки и сгребает в кулаки ткань на моей спине. Его дыхание настолько тяжёлое и поверхностное, что мне становится страшно. Отрываю голову от его плеча и всматриваюсь в разбитое, окровавленное, осунувшееся, но такое родное лицо.
—
Поехали, Тём. Нам всем надо отдохнуть и прийти в себя. — прошу, проводя пальцами по скуле.— Насть…
Закрываю ему рот ладонью и шепчу так тихо, чтобы только он смог меня услышать:
— Я знаю, что тебе сложно в это поверить, но он меня не насиловал. Собирался, да, но не смог.
Только сейчас он поднимает дрожащие ресницы, и в глубине зрачков я читаю такую муку, что весь кислород с воем покидает мои лёгкие.
Больно… Нам обоим снова больно.
Ну что за, блядь, шутки вселенной? Почему судьба то и дело измывается над нами? Почему бы ей просто не оставить нас в покое? Сколько можно? Сколько ещё нам придётся сражаться за своё счастье и загибаться от боли?
— Правда? — шевелятся его губы, но звуков из них не вылетает.
— Правда, родной. Я расскажу тебе. Всё расскажу, но не сейчас и не здесь. Пожалуйста, Артём, поехали. Твои раны… Я не могу на них смотреть. Не хочу видеть тебя таким. Прошу, Тём.
Он гулко выдыхает и прижимается к моим губам.
— Поехали, малыш. — толкает устало.
Перехватывает моё тело и выбирается с заднего сидения Гелендвагена.
— Тём, я могу ходить. — сообщаю тихо, когда пересаживает меня на переднее пассажирское и занимает водительское.
— Знаю, родная, но… — замолкает и грызёт губы.
Не могу смотреть на то, как он причиняет себе ещё больше боли.
Хватит! Господи, хватит уже нас мучать!
Давлю пальцами на нижнюю губу, стирая новые бисеринки крови, и ныряю ему в рот. Как-то само получается. Просто не хочу, чтобы он кусал губы до крови. Парень громко выпускает воздух и втягивает палец глубже, жадно посасывая. По всему телу не просто мурашки рассыпаются, а такое огненное желание ползёт, что мне приходится сжать бёдра, чтобы хоть немного снизить пульсацию и давление в промежности.
Отключаю в себе блядскую натуру, которая просыпается каждый раз, стоит Тёме просто прикоснуться ко мне, и ловлю его взгляд, возвращая себе свой палец.
— Не делай себе больно, Тём. Не надо.
Он ничего не отвечает, но подаётся вперёд и с таким напором врывается в мой рот, что я начинаю задыхаться. Его язык не просто ласкает, а буквально атакует. Он опускает руки на мои бёдра и с маниакальностью маньяка скользит к их основанию, пока не касается горячих и влажных от смазки половых губ. Несколько раз пробегается по ним пальцами, а потом со стоном возвращается на своё место, жадно забиваясь кислородом так же, как и я.
— Зачем? — всё, что мне удаётся выдохнуть.
— Башню срывает, Насть. — откидывает голову назад и закрывает глаза. Ловит загипсованную руку и гладит кончики пальцев. — От всего. Я не могу не думать о том, что этот уёбок мог сделать с тобой. И о том, что сделал. Я боюсь даже прикоснуться к тебе, потому что не знаю, сколько у тебя ран и где они находятся. И да, блядь, стоит всё же коснуться, как я обо всём на хрен забываю. Слепая похоть, которая отключает голову к хуям.
Он с такой силой сжимает челюсти, что я слышу скрежет. Свободная рука в кулак. Из разбитых костяшек снова течёт кровь.