Моя купель
Шрифт:
— Доставьте «гостя» ко мне.
— Слушаюсь.
Доставить «языка» в офицерских погонах на допрос к командиру бригады было поручено Ивану Дмитришину.
4
В разведке боем, которая была проведена 22 ноября, погиб молодой боец Павел Худобин, сослуживец Ивана Дмитришина еще по взводу связи. Утрата верного друга была особенно тяжела.
Вечером Дмитришин тайком от товарищей побывал возле могилы Павла Худобина, поклонился ему
Возвращаясь в свою землянку вдоль траншеи второй линии, Дмитришин перешагивал с камня на камень и вдруг остановился, явственно ощутив под ногами что-то живое. Отскочил в сторону. Вгляделся. Это спина спящего матроса в бушлате. Оглянулся назад. Там заметны беловатые отпечатки его ботинок. Впереди вся траншея забита матросами. Смертельно усталые, они спят мертвым сном.
— Чего тебе тут надо? — послышался голос за спиной.
Дмитришин обернулся:
— А вы кто?
— Разуй глаза и не мешай спать...
Перед ним стоял усатый мичман. На груди поблескивала цепочка свистка. Голос мичмана напоминал далекий рокот грома. Дмитришин назвал себя и рассказал, откуда идет.
— Ладно, ступай, разведчик, к себе. Завтра встретимся. Разведку боем будем вести...
Эта весть кольнула под сердце: снова разведка боем...
Разведка боем — простой и тяжелый способ выявления боевых сил и огневых средств противника на переднем крае. Люди поднимаются в атаку и тем вызывают на себя огонь противника. Но такая атака редко обходится без потерь.
Противник, прекративший на время активные действия, готовился к новому наступлению на Севастополь. Но где, на каком направлении — разгадать было трудно. Командование решило провести новую разведку боем. Были подтянуты резервные роты морских пехотинцев.
Взвод подняли по тревоге. Разведчикам положено быть впереди.
...Ночь. Ветер гонит густой туман с моря и закрывает все высоты. Это хорошо и плохо для разведчика. Туман укроет от глаз противника, но в тумане можно потерять ориентировку.
Ермошин ведет взвод по нейтральной полосе медленно, ползком. Впереди засветился огонек и погас. Не поймешь, то ли он действительно исчез, то ли его туманом накрыло.
Послышался скрип губной гармошки и смолк.
Ясно, разведчики уже в расположении врага. Взвод остановился. Дмитришин и еще два разведчика получают задание двигаться дальше, к холмику, что виднеется невдалеке. Забравшись на него, Дмитришин замер. Перед ним дымоход. Из дымохода вырываются искры. В землянке шумно. Интересное положение: там, внизу, фашисты греются у печки, а над ними, на крыше, у дымохода, советский разведчик.
Оттянув рукоятку гранаты до щелчка, Дмитришин спустил ее в трубу и стрелой отлетел в сторону. Через три секунды в землянке раздался взрыв...
Забрав документы убитых, разведчики укрылись среди камней, нагроможденных обвалом у подножия горы. Здесь им предстояло ждать начала атаки батальона морской пехоты.
Неожиданно послышался шорох. Молнией сверкнула мысль: разведчики противника тоже, воспользовавшись туманом, скрытно передвигаются
в направлении наших траншей.Редко бывает, когда вот так встречаются разведчики. Они дерутся молча и ожесточенно.
Ожили камни. Вихрем налетели на фашистов наши разведчики. И слышались только хрипение, стоны, глухой лязг металла, и стук прикладов. Дмитришин навалился на фашиста. Попытался схватить его за горло, но тот оказался сильным, и пришлось закончить дело ножом. Догнал еще одного, пустил в ход кулаки, вроде бы испытывал себя, свою силу. Ткнул фашиста головой в камень, затем схватил за горло, душил. От злости вскипела кровь...
Схватка с вражескими разведчиками закончилась так же быстро, как и началась. Закончилась без крика и без пленных. И снова наши разведчики залегли среди нагромождения камней, сами превратившись в неподвижные глыбы.
5
Оперативная пауза кончилась. Гитлер приказал генералу Манштейну взять Севастополь не позднее 22 декабря. Этим гитлеровское командование пыталось смягчить горечь поражения своих войск под Москвой.
И снова генерал Манштейн похвалялся, что взятие Севастополя — это вопрос дней. Здесь надо заметить, что фашистская пропаганда уже несколько раз «брала» Севастополь штурмом и несколько раз «уничтожала» его авиацией.
Весть о начале нового наступления врага влетела в землянку разведчиков с грохотом снарядов и бомб. Командир взвода Ермошин, не скрывая волнения, сказал:
— Переждем огневой шквал, и все — на боевые места...
Он будто знал, что это для него последний бой. Впрочем, опытные разведчики чуют опасность, как птицы бурю.
Так и случилось: в разгар боя с наступающими частями 22-й немецкой дивизии в районе высоты Азис-Оба Ермошин пошатнулся и упал на колено. Дмитришин подхватил его на руки, отнес в укрытие и перевязал перебитую осколком ногу.
По дороге в медпункт Дмитришин встретил санитарную полуторку. В кузове сидел фельдшер и несколько раненых. Из кабины выскочил военврач.
— Ты, разведчик, чего здесь?
— Командир разведки ранен.
— Ермошин?
— Он...
Фельдшер и врач бросились к месту, где остался лежать Федор Ермошин. Пришла пора расставаться с отважным командиром. Дмитришин нагнулся над ним, поцеловал в лоб. Ермошин передал ему свой ремень с пистолетом.
— Возьми на память.
Дмитришин долго смотрел вслед машине, которая терялась в извилинах горной дороги. За Северной бухтой темнела панорама Севастополя.
Неся большие потери, защитники Севастополя отходили на новые рубежи обороны, на Мекензиевы Горы. Дмитришина назначили исполнять обязанности командира взвода разведки и поставили перед ним задачу: выдвинуть взвод на усиление обороны правофлангового батальона, где шел горячий бой.
Задача была ясна, а в голове какая-то пустота. После того как выбыл из строя командир, ему казалось, что все разведчики взвода стали на голову ниже, осиротели, лишились прежней боевой мудрости. Словно и он теперь не разведчик, а просто рядовой пехотинец. При Федоре Ермошине Дмитришин, конечно, не подумал бы так...