Моя легендарная девушка

У меня пересохло в горле, и одновременно испарились все остроумные реплики. Я сменил тему.

— Ну, что интересного случилось за день?

— Да ничего особенного, — ответила она. — Смотрела утром детские передачи по телевизору, потом ходила в город. Мне удалось добиться дополнительного кредита в банке, и большую часть этих денег я потратила на пару кроссовок и юбку. Не надо было так деньги тратить, но зато на душе веселее стало.

— По-моему, сегодня пришел твой чек, — сказал я, поглядывая на утреннее письмо, которое положил на телевизор. — В общем, тут для тебя какое-то письмо.

— Здорово! Потрясающая новость. Слушай, который час? Пятнадцать минут четвертого? Значит, последнюю почту я пропустила. Ну ладно, ко вторнику он так или иначе дойдет. В любом случае, лучше, чем ничего.

У Кейт был радостный голос.

— Хочешь, еще поговорим? — спросила она.

— Конечно, — отозвался я. — Сколько раз я вчера просил, чтобы ты мне перезвонила?

— А о чем ты хочешь поговорить?

— О чем угодно, — радостно сказал я. — О чем угодно.

На самом деле у меня была одна вещь, которую я хотел бы с ней обсудить, если она ничего не предложит со своей стороны. Этот вопрос вертелся у меня в голове всю дорогу с кладбища. Мне было интересно, как, по ее мнению, — самых красивых людей на свете (Синди Кроуфорд, Мэл Гибсон и так далее) тоже когда-то бросают? И если так, то что же это — значит, никто, совсем никто не застрахован от того, что его бросят? Я был рад, когда оказалось, что у нее есть свой вопрос, потому что понимал — моя тема неминуемо сведет разговор к Агги.

— Это некоторым образом связано с тем, где ты сегодня был, — предупредила Кейт. — Как ты относишься к смерти?

— Я — против, — пошутил я.

Мы хором рассмеялись.

— Ты же понимаешь, о чем я, — сказала она. — Что ты о ней думаешь?

— Я думаю, что, когда ты умираешь, ты умираешь насовсем, — сказал я. — Такова жизнь, и, стало быть, надо брать от нее по полной, пока она не кончилась. Тем не менее, пусть это и противоречит тому, что я сейчас сказал, я буду разочарован, если окажется, что все, выпавшее на мою долю за последние двадцать шесть лет, — это и есть жизнь. И больше ничего не будет.

— Ладно, тогда я спрошу по-другому: как бы ты хотел умереть? — поинтересовалась Кейт таким тоном, будто была официанткой и спрашивала, какой я предпочитаю соус к рыбе.

— Наш разговор принимает довольно странный оборот, — заметил я.

— Странный? Слышал бы ты, о чем мы рассуждаем с Паулой часам к пяти утра после девятой порции тройной водки! Вот только хватит ли тебе мужества?

— Ну, мужественности у меня побольше, чем у тебя, — шутливо возразил я.

— Смею надеяться! — подхватила Кейт.

— Думаю, мы никогда об этом не узнаем. — Произнося это, я размышлял, можно ли назвать наше взаимное поддразнивание флиртом, или это всего лишь невинные шутки.

— Нет, серьезно, как бы ты хотел умереть?

— Не знаю. — Я с облегчением вернулся к теме смерти. — Мне надо подумать. А как насчет тебя? Ты сама как бы хотела умереть?

— Я думала, ты так и не спросишь! — со смехом сказала она. — Мы с Паулой много раз это обсуждали, болтая по ночам. Мой ответ готов. Ты слушаешь?

— Я весь внимание.

15:20

Разговор о смерти.

Часть первая: Ее размышления

Слушай. Хотя я уверена, что это прозвучит, как бред сумасшедшего. Наверное, это и есть бред сумасшедшего. Что ты обо мне подумаешь? Впрочем, ты меня не очень хорошо знаешь, поэтому, наверное, ничего особенного не подумаешь. Ладно, значит так. Я люблю представлять свои собственные похороны. Это звучит странно. Я знаю, но это так. Люди сейчас нечасто задумываются о смерти, не правда ли? Такое впечатление, что они всю жизнь только тем и занимаются, что избегают мыслей о ней. А вот пенсионеры о ней все время думают. И именно они имеют о ней правильное представление. Наверное, потому, что они ближе к Концу, чем все остальные. Они держат на своем счету определенную сумму денег, чтобы хватило на приличные похороны, гроб и угощение на поминках. Так и должно быть. А потом еще древние египтяне. Они всю жизнь думали о смерти, и, когда наконец уходили, это был самый большой праздник в их жизни: наряды, пожитки и даже рабов хоронили вместе с ними в их огромных могилах. Египтяне, старики и я — мы-то знаем, что важно, а что — нет.

Далее. Во-первых, надо придумать, как именно я собираюсь умереть. Иногда я думаю утонуть, а иногда мне больше нравится авиакатастрофа. Но сейчас мне не важно, каким образом это произойдет, главное — я хочу умереть за того, кого люблю.

Непонятно? Я объясню. Это очень просто. Я непременно хотела бы умереть за того, кого люблю. Вот и все. Не знаю, в какой именно ситуации. Важно, чтобы, когда я умру, тот, кого я спасаю, остался жив благодаря мне. Только это имеет значение. Думаю, ты не удивишься, если я скажу, что составила даже специальный сценарий на такой случай!

Сейчас мне почти двадцать. В жизни я пока ничего не сделала. Я закончила школу, неплохо сдала выпускные, поступила в университет, вылетела оттуда — вот, собственно, и все. Довольно эгоцентрично, верно?

Так вот, мысль о смерти ради любимого пришла мне в голову после того, как я посмотрела в субботу один черно-белый фильм, за неделю до того, как съехала с квартиры, куда вселился ты.

Там идея примерно такая: есть простой парень, французский аристократ и прекрасная девушка, безумно влюбленная в аристократа. В общем, Парень влюбляется в Прекрасную Девушку. Во время поездки во Францию Аристократа хватают революционеры и сажают в Бастилию.

Парень едет во Францию и приходит в Бастилию к Аристократу. А теперь самый главный момент:

Парень ударяет Аристократа, тот теряет сознание, а Парень идет вместо него на гильотину. Понимаешь? Парень так любит Прекрасную Девушку, что готов принести в жертву собственную жизнь, чтобы она могла быть счастлива с Аристократом!

Этот фильм меня просто потряс. Я его всего один раз смотрела. Я даже не знаю, как он называется, — ну… то есть… я знала, но уже не помню.

Когда тебя бросают, с долговременной памятью что-то случается, правда? В общем, не важно, как он назывался, но он меня очень тронул. Очень, до глубины души. В общем, что это было? Это любовь или уже одержимость? Кто-нибудь когда-нибудь захочет сделать что-то подобное ради меня? Я слишком много вопросов задаю. Извини. Там, по-моему, Дирк Богард играл.

С чего мы начали? Ах да! Мои похороны.

Я постоянно беспокоилась, что всех, кого я хочу пригласить на свои похороны, не пригласят из-за моей собственной недальновидности. Ведь среди моих друзей нет ни одного, кто был бы знаком со всеми остальными. Моя подруга Лизи знает почти всех, с кем я дружила в школе, но ведь она не знает ни Пита, ни Джимми, ни, скажем, Карен — никого из тех, с кем я успела подружиться в университете. Тем более она не может знать никого из тех, с кем я познакомилась прошлым летом в Кардифе, — миссис Гроссет или тех парней, которые приходили в «Лев» по вторникам. Пару раз я составляла полный список гостей и отправляла его Лизи со строгим наказом не вскрывать конверт до моей смерти. Лизи хорошая подруга, но я уверена, что она его вскрыла. Да и ты бы вскрыл, верно? Но это не важно, потому что я постоянно обновляю этот список, когда близко схожусь с кем-нибудь. Я и тебя могу туда записать, если хочешь.

Наверное, после всех этих разговоров про похороны, ты подумаешь, что я очень тщеславная, но ведь мы все этим грешим. Я просто хочу быть уверена, что мою смерть будут долго оплакивать. Не хочу, чтобы люди философски отнеслись к моей смерти. Я хочу, чтобы они погоревали достаточно долго. Это для души хорошо, понимаешь?

15:42

Разговор о смерти.

Часть вторая: Мои размышления

Если тебя это немного успокоит — я такой же ненормальный, как ты. Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что хочешь умереть ради кого-то. Когда оглядываешься на прожитую жизнь, хочется, чтобы она что-то значила. У меня есть друг, или, скорее, был друг, — вполне возможно, что благодаря капризу судьбы он станет знаменитым. Я готов поспорить — он уверен, что если добьется своей цели, а именно богатства и славы, то его жизнь будет иметь смысл. Но это не так. Жизнь только тогда имеет смысл, когда ее отдаешь. Хотя, конечно, расставаться с ней очень жаль, потому что если ты все-таки ее отдашь, то у тебя не будет возможности насладиться величием собственной жертвы. Это главный недочет истинно бескорыстного поступка — ты лишен возможности услышать овации.