Моя летопись
Шрифт:
Я мечтала быть художницей. И даже по совету одной очень дельной приготовишки-одноклассницы написала это желание на листочке бумаги, листочек сначала пожевала, а потом выбросила из окна вагона. Приготовишка говорила, что средство это «без осечки».
Когда старшая сестра, окончив институт, стала печатать свои стихотворения, я иногда, по дороге из гимназии, провожала ее в редакцию. Провожала не одна, а с нянюшкой, которая несла мою сумку с книгами.
И там, пока сестра сидела в кабинете редактора (что это был за журнал, не помню, но помню, что редакторами его были П. Гнедич и Всеволод Соловьев [102] ), мы с нянюшкой ждали в приемной.
102
…что это был за журнал, не помню, но помню, что редакторами его были П. Гнедич и Всеволод Соловьев… — Гнедич Петр Петрович (1855–1925) —
Я садилась от нянюшки подальше, чтобы никто не догадался, что она за мной присматривает, делала вдохновенное лицо и думали, что меня, наверное, и рассыльный, и переписчица, и все просители принимают за писательницу. Вот только стулья в приемной были какие то нескладно-высокие, и ноги у меня до полу не хватали. Но этот не достаток, как и короткое платье с гимназическим передником вполне выкупался и покрывался с лихвою вдохновенным выражением лиц»
В тринадцать лет у меня был уже литературный стаж: стихи на приезд государыни и стихи по случаю юбилея гимназии. [103] В этих поспел них, написанных стилем пышной оды, была строфа, из-за котором много пришлось пострадать:
103
С. 171 В тринадцать лет у меня был уже литературный стаж, стихи на приезд государыни и стихи по случаю юбилея гимназии. — Литейная женская гимназия, в которой училась Н. А. Лохвицкая, праздновала свое двадцатилетие в 1884 г. (открыта 23 января 1864 г.), несохранившееся стихотворение было, вероятно, написано именно к этому юбилею; «приезд государыни» (скорее всего — императрицы Марии Федоровны) также мог быть связан с этим событием. (прим. Ст. Н.).
Этим «храмом просвещенья» сестра донимала меня целый год. Притворюсь, что болит голова, не пойду в гимназию, и начинается;
— Надя, Надя! Что же ты не идешь в храм просвещенья? Как же ты допускаешь, что там без тебя сияет правды свет?
И вот, когда мне было лет шестнадцать-семнадцать, написала я забавную «Песенку Маргариты» [104] , конечно, никому ее не показала и решила потихоньку отнести в «Осколки».
104
…написала я забавную «Песенку Маргариты»… — Имеется в виду пародийное переложение песни Маргариты «Der Konig in Thule» из «Фауста» И. В. Гёте. (ч.1, сцена 8). (прим. Ст. Н.).
В «Осколках» редактором был Лейкин [105] , тогда уже старый, хворый. Вскоре он и умер.
Пошла в редакцию. Очень было страшно. Страшнее всего на лестнице, когда я протянула руку к звонку. Дверь была маленькая и грязная. Пахло пирогом с капустой, которого я терпеть не могу. Позвонила и тут же подумала: «Бежать!»
Но за дверью что-то заскреблось. Сняли цепочку. В щелку посмотрели — сначала один глаз, потом другой… и дверь открылась.
— Вам кого?
105
В «Осколках» редактором был Лейкин… — «Осколки» — еженедельный иллюстрированный юмористический журнал. Выходил в Петербурге с 1881 по 1916 г. В виде приложений с 1907 г. выходили сборники юмористических рассказов и стихотворений. Редактором-издателем журнала с 1881 г. был писатель Николай Александрович Лейкин (1841–1906). (прим. Ст. Н.).
Пожилая, очень худая дама в оренбургском платке крест-накрест.
— Я к… мне к… к Лек…
— Их еще нет, — сказала дама. — Войдите, присядьте, обождите, Они скоро будут.
Посадила меня в крошечную комнатку и ушла. Из крошечной комнатки видна была другая, тоже небольшая, край письменного стола и над ним какое-то птичье чучело.
Над столом висело птичье чучело, На редактора смотрело, глаза пучило…Ждала
долго. Изредка входила худая дама и, поглаживая костлявыми руками свой платок на груди, шептала мне:— Потерпите! Теперь уже недолго.
И вот раздался звонок. Топот, кашель, хрип. Я разобрала:
— Кто?
— Что?
— А?
— Зачем?
— К кому?
— Черт!
Потом хрип смолк, снова вошла худая дама и сказала испуганным шепотом:
— Они еще обмерзши. — И ушла. А я сидела и думала, какой ужас заниматься литературой…
Опять вошла худая дама и опять прошептала, видимо, жалея меня и желая ободрить:
— Они еще не оттаявши!
Добрая дама! Обнять бы ее и вместе поплакать… И снова ушла. Господи, Господи! Уйти бы мне, да и уйти не смею. Опять дама.
— Они отошедши.
Я как-то не сразу поняла, что значит «отошедши». Одно мгновение подумала, что это значит, будто Лейкин умер, и в ужасе вскочила.
— Да вы не бойтесь! — успокаивала дама. — Они сказали, чтобы вас впустить.
Я зажмурилась, я шагнула вперед. Действительно, ведь не убьет же он меня! В кресле перед птичьим чучелом сидел кряжистый, кривоплечий и, кажется, косоглазый человек с черной бородой. Очень мрачный.
— С чем пожаловали? — спросил он меня, глядя в сторону. — Что вам нужно?
— Стихи… — прошептала я.
— Какие стихи?
— «Песенка Маргариты».
— Что-о? У нас, кажется, таких стихов отродясь не бывало. Объясните толковее.
— Я сочинила. Вот.
Он, не глядя на меня, протянул руку. Я ткнула в нее свой листок.
— Ну? — сказал он.
— Что? — спросила я.
— Ну и до свиданья. Ответ прочтете в «Почтовом ящике».
Через месяц я прочла в «Почтовом ящике» «Осколков»: «“Песенка Маргариты” никуда не годится».
Таков был мой первый литературный шаг. Впоследствии эту самую «Песенку Маргариты» я прямо для тайного торжества над сердитым редактором (хотя его уже не было на свете) напечатала в разных изданиях не меньше четырех раз.
Хотя… пожалуй… будь я сама редактором, я бы не напечатала ее ни разу.
Псевдоним
106
Впервые. Возрождение. 1931. 20 декабря. (прим. Ст. Н.).
Меня часто спрашивают о происхождении моего псевдонима. Действительно — почему вдруг «Тэффи»? Что за собачья кличка? Недаром в России многие из читателей «Русского слова» давали это имя своим фоксам и левреткам.
Почему русская женщина подписывает свои произведения каким-то англизированным словом?
Уж если захотела взять псевдоним, можно было выбрать что-нибудь более звонкое или, по крайней мере, с налетом идейности, как Максим Горький, Демьян Бедный, Скиталец. [107] Это всё намеки на некие политические страдания и располагает к себе читателя.
107
С. 173. Уж если захотела взять псевдоним, можно было выбрать что-нибудь… с налетом идейности, как Максим Горький, Демьян Бедный, Скиталец. — Максим Горький (наст, имя и фам. Алексей Максимович Пешков; 1868–1936) — писатель, драматург, публицист, общественный деятель. Демьян Бедный (наст, имя и фам. Ефим Алексеевич Придворов; 1883–1945) — поэт. Скиталец (наст, имя и фам. Степан Гаврилович Петров; 1869–1941) — прозаик. (прим. Ст. Н.).
Кроме того, женщины-писательницы часто выбирают себе мужской псевдоним. Это очень умно и осторожно. К дамам принято относиться с легкой усмешечкой и даже недоверием:
— И где это она понахваталась?
— Это, наверное, за нее муж пишет.
Была писательница Марко Вовчок, талантливая романистка и общественная деятельница, подписывалась «Вергежский»; талантливая поэтесса подписывает свои критические статьи «Антон Крайний» [108] . Все это, повторяю, имеет свой raison d’etre [109] . Умно и красиво. Но — Тэффи — что за ерунда?
108
Была писательница Марко Вовчок, талантливая романистка и общественная деятельница, подписывалась «Вергежский»; талантливая поэтесса подписывает свои критические статьи «Антон Крайний». —Марко Вовчок — псевдоним украинской писательницы Марии Александровны Вилинской-Маркович (1833–1907). Псевдонимом Вергежский подписывалась писательница и журналистка Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс (1869–1962); Вергежа — имение в Новгородской губернии, где она родилась. Антон Крайний — псевдоним З. Н. Гиппиус. (прим. Ст. Н.).
109
Объяснение (фр.).