Моя любой ценой

Марк с любопытством поглядывает на меня несколько мгновений, после чего с едва слышной усмешкой тянется к бутылке. Я слежу как он ловко и неспешно наполняет стаканы снова и думаю о том, с какого вопроса начать.

Марк не похож на человека, который готов вывалить о себе правду незнакомке. Хоть и в какой-то степени мы уже ближе друг к другу, чем просто незнакомцы.

И всё же я хочу не просто поговорить. И не просто сыграть в игру. Это возможность узнать что-то важное, что может мне помочь в поиске Хлои. По крайней мере я так себе объясняю свой безрассудный поступок.

Где-то в глубине души голос правды тихонько шепчет о том, что мне действительно интересно узнать мужчину, сидящего напротив меня и пробуждающего во мне что-то прежде неизвестное, но я категорически отказываюсь с этим соглашаться.

Это только ради дела. Не более.

— Ваш ход, мадам, — Марк протягивает мне стакан и почтительно кивает, как бы подталкивая начать.

— Правда или действие? — изгибаю бровь, а сама чувствую, как внутри начинает бурлить от волнения кровь.

До того как мы начали всё это казалось чем-то забавным, но сейчас я стала волноваться. Марк действует на меня слишком непредсказуемо и сильно, от чего все системы словно дают сбой.

— Правда, — небрежно бросает он, глядя на меня из под густых чёрных ресниц.

— Как ты стал заниматься всем тем, чем занимаешься?

— Уточни, — Марк поводит головой, прищурив глаза.

— Ну, как ты попал во все эти круги? Клуб ведь это явно не всё. Если это вообще не прикрытие. Я не верю всяким слухам, но неплохо умею анализировать. Плюс на сына пекаря ты не похож. На мальчика из Гарварда тоже.

— Приму это как комплимент, — усмехается мужчина и я будто впервые обращаю внимание на то, какое красивое у него лицо когда он улыбается, — Да, я и правда не сын пекаря. Хотя кто знает. Возможно всю жизнь мне лгали.

— Ты выбрал правду, Марк, отвечай, — кивком указываю на стакан и радуюсь своей маленькой победе в том, что уже с первого вопроса будто бы смогла разглядеть его мухлёж, — Или пей.

— Ты боялась, что я хочу напоить тебя, но похоже бояться следует мне, — мужчина смотрит на меня как-то странно и я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке, — Я действительно владею не только клубом. И сфера моих интересов достаточно широка. Не всё тебе понравится. И не всё ты поймёшь. Но так получилось.

Марк замолкает и смотрит на меня в ожидании реакции. Но я молчу. Просто сижу и смотрю на него, чувствуя как внутри всё больше разгорается интерес.

— Мой отец был игроком. Азартным до ужаса. Мать пыталась как-то спасти, помочь ему, но ни в какую. Он пропадал сутки напролёт, но всегда возвращался. Разным. Когда удавалось сорвать куш, то всё было более-менее спокойно. Когда фортуна ему изменяла — начинался ад.

— Он вас бил? — вопрос сорвался с моих губ быстрее, чем я успела его проанализировать. Всё же нужно тормознуть с виски, я уже теряю контроль над языком.

— Сначала это были скандалы. Мама кричала на него за то, что он проигрывает деньги семьи, потом он начал занимать среди своих многочисленных знакомых, что часто ставило нас по угрозу, потому что как ты понимаешь, знакомые были не с сами чистыми руками. Он кричал в ответ, крушил дом, но никого не трогал. Он был трусом. Но трус не значит безопасный.

Марк замолчал, глядя куда-то в сторону. Мне показалось, что перед его глазами всплыли картинки из воспоминаний, как только что было со мной во время грома. А мы похожи больше, чем я думала. Оба храним внутри боль, которая периодически всплывает в разные моменты жизни. Когда этого совсем не ждёшь.

— В один вечер он пришёл избитый. Сильно. Как я узнал немного позже, он проиграл всё. Абсолютно. Дом, машину, все деньги до последней копейки. И решил отыграть всё, поставив на кон мою мать. Этот конченый ублюдок проиграл в сраные карты женщину, которую когда-то любил.

От этих слов у меня перехватило дыхание. Стало как-то некомфортно слышать историю, которую он рассказывал мне сейчас. Мы не друзья. Не пара. Даже не любовники. И мне стало казаться, что я втягиваюсь во что-то слишком личное.

— Слушай, если…если не хочешь рассказывать, то продолжать не обязательно. И пить тоже, — я пытаюсь говорить уверенно и не показать мужчине, что начинаю сопереживать.

— Я говорю это чтобы убрать у тебя впечатление обо мне как о простом грязном подонке, который занимается разной хернёй и не имеет никаких принципов, — тон Марка жёсткий, но я не обращаю на это внимания.

Меня больше занимают мысли о том, что он не хочет, чтобы я думала о нём плохо. По крайней мере незаслуженно плохо. И это вызывало во мне множество вопросов.

Какое-то время мы молчим и я не хочу нарушать эту тишину. Казалось, что Марк словно преодолевает себя, вспоминая то, о чём собирается рассказать.

— Та ночь изменила всё. Включая меня. Он пришёл и заявил матери, что теперь она собственность какого-то мужика. Само собой она закатила скандал. И он начал её бить. Да так, что кровь была повсюду. Его нервы сдали. И он сорвался. Трус, который не смог взять себя в руки и избавиться от своей зависимости, потянул за собой маму. Я пришёл с тренировки в самый разгар происходящего. Помню услышал крики матери ещё на улице. Тогда я бросил сумку и забежал в дом. В нос ударил запах крови. Он почти убил её. И тогда я избавил мир от этого урода. Но было слишком поздно. Он забрал мать с собой. Она не дожила даже до приезда скорой.

Я не знала что сказать. Откровение Марка было для меня настолько же неожиданным, как если бы сейчас на Землю с сумасшедшей скоростью влетел метеорит. И то, уровень моей готовности к этому наверное даже выше, чем к тому, что происходит сейчас.

Мне было больно слышать эту историю. И внутри разгоралось сочувствие парню, который в один день лишился обоих родителей. Я понимала его. Конечно, у меня было не так страшно, как у него, но, пожалуй, не менее больно.

— Мне жаль, — говорю тихо, боясь сейчас громким голосом нарушить сложившуюся атмосферу.

— Правда? Это ещё не самое интересное, — ответил Марк и сделал глоток виски, будто ища там уверенности, — Спустя какое-то время в дом пришёл тот, кто выиграл у отца всё. В том числе мою мать. Застал произошедшую ранее картину и всё понял. Мне было семнадцать и мера наказания за убийство была бы чуть ниже, но всё равно сломала бы жизнь. Мы оба это понимали. И тогда он предложил сделку. Само собой это был не тот человек, который просто простил бы долги отца. Он решил забрать их через меня. Я должен был делать разную работу, которую он мне поручит, а ценой была моя свобода и покрывание долга, который навис над отцом.