Моя мишень

К тому времени как мы возвращаемся в машину, складывается ощущение, что я знаю ее давным-давно. И поэтому после ее робкой просьбы: «Леш, можешь подождать снаружи? Надо покормить Алису», и его поспешного ухода, я решаю задать волнующий меня вопрос. Яна обаятельная и с первой минуты располагающая к себе девушка, но…

— Ян, мне все равно немного непонятно… — делаю паузу.

— Что такое, Рит? Говори, не стесняйся.

— Мы хоть и знакомы с Лешей с детства, но даже я не могу отрицать, что он довольно жесткий и сложный человек. Он ведь… — не знаю, в курсе ли она, может, я рискую выдать лишнее и не стоит?

— Он снайпер, я знаю. Рома говорит: легальный убийца на службе у государства. Я догадываюсь, чего именно ты опасаешься. Как я могу доверить ребенка постороннему мужчине, тем более такой профессии? Если бы, конечно, моя мама со мной разговаривала, я бы попросила ее. Две мои самые лучшие подруги живут за тысячи километров! Мы чатимся каждый день, но через чат за моей дочкой они не присмотрят. А выбирая между незнакомой няней на пару часов, соседкой, приятельницей или Роминым другом — я выберу последнего. Он, конечно, сюсю-мусю не разведет, но если ему доверить чью-то жизнь, он ее сбережет любой ценой. Уж поверь, надежнее Ромкиных собровцев — няни не найти, тем более с Лехой они постоянно выручают друг друга. А если что не так — Рома его живьем закопает, и тот об этом знает, — Яна кивает на Марченко, который болтает с кем-то по телефону, прохаживаясь в нескольких метрах от машины.

— Я так и думала, Яна.

— Давай обменяемся телефонами, если у тебя появится вопрос или просто станет скучно — пиши. Развлекательную программу не обещаю, но мы можем погулять где-нибудь и выпить кофе. Я столько баек про них знаю! Только сначала нужно уточнить у Ромы, что можно рассказывать, а что — пусть Леха расскажет тебе сам.

Глава 24

На стрельбище Леха чувствует себя уверенно, с азартом рассказывает про винтовку, потом показывает, как ее держать, как целиться.

Если не думать о том, что на работе он берет в прицел живых людей, то в данный момент, ловко обращаясь со смертоносным оружием, да так, словно оно — его продолжение — мой снайпер выглядит ужасно сексуальным. Чтобы мне не было скучно, он постоянно разбавляет речь иронией и забавными подколками.

— Угадай, какой атрибут любимый у снайпера, Рита, — в очередной раз ставя мне задачку посложнее. Мой взгляд моментально опускается на оружие. — Ну ладно, кроме СВДэхи. Ты, кстати, однажды уже догадалась случайно.

— Эм, ты завел меня в тупик.

Он достает свой талисман — армейский потертый жетон из-под майки, демонстрирует мне.

— Жетон. Ага. Я спросила, выкопал ли ты его?

— Верно. Саперная лопатка — главная вещь в экипировке снайпера. Не в черте города, разумеется, тут она нафиг не нужна. А на природе… легкая, компактная, всегда с собой. Ты тогда попала в цель и с пол-оборота завела меня, — подмигивает. — Первый серьезный приказ — лопатой копать, ага. Соорудить себе укрытие. Умение хорошо и быстро копать — намного важнее рукопашного боя, потому что если тебя нашли — это труба, хоть ты мастер спорта по боксу, хоть олимпийский чемпион по бегу. ЗвИзда рулю. Но не волнуйся, сегодня рыть землю мы не будем.

— Ты поэтому заваливался на отборочных в отряд?

— В отряд? А. Ну да, на диверсию обычно идешь даже без пистолета, ибо смысл? Но в СОБРе, конечно, специфика другая, поэтому морды бить научили.

Я рассматриваю и аккуратно поглаживаю винтовку: черную, холодную. Он стоит сзади и обнимает меня, периодически целует, куда может дотянуться. Параллельно рассказывает:

— Итак, идеальный снайпер… — продолжает он мысль.

— То есть — ты.

— Все живые — идеальные. Не перебивай. В первую очередь он — отличный физик и математик, — показывает на себя большими пальцами. — Динамика, перспектива выстрела, расчет физических параметров — все это быстро и в уме.

— Вау.

— Плюс творческая личность. Дизайнер местности, — делает многозначительную паузу, чем изрядно смешит меня. Дождавшись широченной улыбки, продолжает: — мастерски владеющий способами маскировки. Опять же, курсы мейкапа — хоть что-то общее у нас, — он шлепает меня по заднице, я ойкаю, начинаю ругаться, он тянется к рюкзаку и достает оттуда четыре баночки, раскладывает на столе, откручивает крышки. Зачерпывает пальцами специальной черной краски и рисует полосы на своем лице. Мы стоим в поле рядом с выкупленным местом для стрельбы, рядом столик, где-то вдалеке бахают выстрелы. — О! О! Глазки загорелись, что-то знакомое увидела, Рита?

— А как же! Я столько на себя всего перемазала за эти годы. Но вот это что-то новенькое, — подношу к лицу баночку и скептически принюхиваюсь. Ничем не пахнет.

— Обменяемся боевым опытом, — подмигивает, а мне снова смешно.

Он берет краску и чертит полосы теперь на моем лице: ведет под глазами, потом по лбу и подбородку. Я решаю поучаствовать, мараю свои руки и дорисовываю его маскировку. Не удерживаюсь и черчу звездочку над левой бровью. Когда мы идем к машине, на нас серьезные дядьки с важными физиономиями сворачивают головы.

В таком же виде едем в машине, периодически переглядываемся.

— Рита-Рита, — говорит он мне, рассматривая мейк в зеркале, — если бы меня нашли с такой маскировкой, подохли бы от хохота, — качает головой. — Ну какие, блть, узорчики?!

— Тебя никто никогда не найдет. Ты быстро копаешь.

— Даже слишком.

Мы играем с пальцами друг друга, то поглаживая и лаская, то сжимая или царапая. Напряжение нарастает. Несмотря на все шутки, которыми он разбавляет информацию о своем деле, я понимаю, что он специалист высокого класса, легко представить его в работе. Серьезного, собранного, не тратящего ни секунды времени на бесполезные разговоры. Мне все больше хочется стать частью его жизни, частью всего этого. А еще мне не нужно спрашивать, это и так понятно — своих бывших подруг он по стрельбищам не возил, в шахматы с ними не играл. Без контекста подобные свидания вряд ли вызовут зависть у моих столичных подруг, но важно здесь вот что — он воспринимает меня всерьез.

Леша привозит меня домой около девяти, тормозит у подъезда, поворачивает голову в мою сторону, складывает руки на груди и с ухмылкой произносит:

— У меня крепко стоит на раскраску хаки, расскажешь кому-то — капец тебе, Ёжик, — вновь хватается за руль и жмет на газ, врубает заднюю скорость и паркуется в тени деревьев. Я отстегиваю ремень, он делает то же самое и кидается на меня. Мы целуемся, сразу глубоко, влажно, жадно облизывая языки друг друга, едва ли не сразу переходя к делу. Он трахает мой рот своим, он уже не может сдерживаться. Прелюдия — это не только нежные ласки. Иногда она грубая и короткая. Она — прежде всего — это то, что возбуждает обоих. В нашем случае прелюдия началась в восемь ноль-ноль со взглядов и касаний, многообещающих подколок и отчаянного желания заниматься чем угодно, лишь бы вместе. Возбуждение копилось все эти дни без выхода, он хотел, чтобы я привыкла к нему.

Я не просто привыкла, теперь я погибаю без него.

Я так сильно хочу этого человека, что сама форсирую. А он обнимает, пальцами скользит по коже, вытаскивает края заправленной в джинсы майки, я мечтаю закинуть на него ноги и прижаться всем телом. Его очень много, он повсюду, но это хорошо, безопасно. Густой запах его кожи, как знак — что можно расслабиться, что будет хорошо и правильно.

Поцелуи продолжаются. Жадные губы скользят по коже, по моему горлу и шее. Он касается зубами, он бы меня съел. Пусть он меня съест, пусть прямо сейчас.