Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь

Они не в первый раз молчали, но даже молчание в этот раз было особенным. Ольга смотрела на загорелые руки, сжимающие руль, и уговаривала себя, что ей все это кажется.

Что Костю выбесил Анин папа, и он сдерживается, лишь бы не сорваться на Оле. Но тут же сама себе отвечала, что он никогда на ней не срывался, наоборот, всегда говорил, что она действует на него успокаивающе.

Атмосфера в замкнутом пространстве автомобиля начинала сгущаться, и когда Костя затормозил у ее дома, Оля лишь вздохнула с облегчением. Так дальше продолжаться не может, им надо поговорить.

Развернулась к нему, набрала полную грудь воздуха, и только успела сказать: «Костя!» — как на губы легла рука, пахнущая до боли знакомым парфюмом и совсем немного кожей, которой был обтянут салон автомобиля.

Тыльной стороной ладони Аверин касался ее губ, и Оля боялась шелохнуться, чтобы не потянуться и не начать целовать эту невозможно пахнущую ладонь.

Не к месту. Не нужно. Это совершенно лишнее.

— Сейчас я буду говорить, — он убрал руку, и пришлось закрыть глаза, чтобы себя не выдать.

— Хорошо, говори ты, — кажется, у нее получилось без единой истеричной нотки.

— Я много думал все эти дни, Оля…

— Какие дни, Костя, чуть больше суток прошло, — запротестовала она возмущенно. — А если ты обиделся, что я уехала среди ночи, то поверь… — и снова к губам прижались пахнущие кожей салона пальцы, но Ольга решительно их отбросила.

— Я не могу так разговаривать, Костя, я тебя не вижу. На меня давит замкнутое пространство. Давай поднимемся ко мне, я заварю чай, и мы поговорим. Обещаю не приставать, — подняла вверх обе ладошки.

Аверин повернул голову, она увидела его взгляд и осеклась.

— У меня через три часа самолет. Через час я должен быть в аэропорту. Прости, у меня совсем мало времени.

— Ты хотел сказать, у нас, — вырвалось у нее непроизвольно. Костя покачал головой.

— Нет, Оля. Если у нас, то его уже просто нет.

Теперь он смотрел перед собой, но Ольга была уверена, что он ничего не видит. Ее реальность тоже расплывалась акварельными красками, и приходилось моргать, чтобы хоть немного навести резкость.

— Я не настолько одноклеточный, Оля, и я не маленький мальчик, чтобы обижаться. Ты правильно сделала, что не отказала подруге, ты врач, причем довольно высокого уровня. Пока ты еще не знаешь себе цену. И я безмерно восхищаюсь тобой. Но… — он снова повернулся, и в темноте салона его глаза непонятно сверкнули. — Я точно знаю, что в Испанию ты со мной не полетишь. А мне не всегда известно, в какую часть света меня занесет в ближайшие сутки.

— Разве ты работаешь не на себя? — спросила скорее автоматически, потому что молчать было тяжело.

— Видишь ли, такой род деятельности, как у меня, предполагает тесное сотрудничество с властями, точнее, с госбезопасностью. И однажды настает тот момент, когда понимаешь, что фактически состоишь у них на службе. В любое время им может что-то от тебя понадобиться, и слово «нет» там не котируется. Иногда у меня на передышку остается всего несколько дней, и те часто тратятся впустую. Вот сколько я здесь? Гребанные две недели, а на встречу с тобой получилось выделить всего несколько часов. И те я проспал.

— Послушай, — Ольга все равно была рада, что они начали разговаривать. В разговоре намного проще прийти к компромиссу, чем когда играешь в молчанку. — Я все понимаю. Ты здоровый мужчина со своими потребностями, и если я… то есть ты…

— Потребностями! — поморщился Аверин. — Ты сейчас как врач говоришь или как женщина?

— А что, есть разница? — растерялась Оля.

— Есть, — кивнул он, — только вот я никак не привыкну. Мои мужские потребности здесь совершенно ни при чем. Я хочу вернуться домой, и чтобы там меня ждала моя женщина. Не врач, не директор концерна и не учитель музыки. А ты не можешь без отрыва от производства, так ведь? И не сможешь.

Он не спрашивал, скорее, констатировал.

— Вот за это я тебя и… — отвернулся, покусывая губу, замолчал и потом закончил совсем другим тоном. — Выделил.

— Взрослые люди всегда могут договориться, — это прозвучало настолько беспомощно, что она замолчала.

— Могут, — согласился Аверин, — но потом все равно кто-то из двоих эти договоренности нарушает. Вот почему я предпочитаю контракты. Но теперь я понимаю, что с тобой никакие контракты работать не будут, и знаешь почему? Потому что ты была права, когда спросила, что ты будешь делать, когда я уеду, а особенно, когда время контракта закончится.

«Я такое спрашивала?..» — Оля прижала ладонь к губам, чтобы случайно не сказать это вслух.

— Тебя не интересуют шмотки, салоны и светская жизнь. С одной стороны это хорошо, а с другой… Ты не сможешь сидеть без дела в ожидании меня, а я буду чувствовать себя негодяем, заточившим в своем доме талантливого хирурга, который мог бы спасти не одну жизнь. И я это говорю без иронии.

Теперь они оба смотрели, как дождь барабанит о капот машины. Стеклоочистители время от времени скользили по стеклу костлявыми лапами, сгребая воду вниз. И Оле хотелось разбить стекло, чтобы они сгребли и эту звенящую, пугающую тишину.

Ей хотелось повернуться к Аверину, схватить за воротник пальто и хорошенько встряхнуть, а потом крикнуть: «Посмотри на меня, Костя, это же я. Это же мы, зачем ты это делаешь с нами?»

Но она лишь царапала пальцами сиденье машины так, чтобы ему не было видно, и время от времени запрокидывала голову, чтобы слезы не вздумали сбежать из слезовыводящих протоков. Однако, какие причудливые формы иногда принимают в ее голове знания анатомии…

— Ты помнишь, как в геометрии доказывают теорему о параллельных прямых? — заговорил Аверин, и его голос доносился до нее словно сквозь вату. — Путем доказательства от противного, когда мы предполагаем, что они пересекаются в какой-то одной точке. Но из определения параллельных прямых известно, что у них нет общих точек. Понимаешь, Оля? — теперь ей казалось, что его глаза горят в темноте, как уголья. Или это потух «огонь, пылающий в крови моей», оставив после себя лишь тлеющие угли? — Нет общих точек, априори. По определению. А значит, эти прямые не пересекаются, сколько бы они не продолжались. До бесконечности.

Она молчала. Что тут можно сказать? Аверин вышел из машины и помог выйти ей. Дождь иссекал пространство мелкими каплями, оседая на волосах и одежде. И хоть Аверин подкатил машину к самому подъезду, Ольга почему-то намокла.

Он уже взялся за дверцу, когда она решилась и окликнула из-под навеса.

— Костя! — и когда он обернулся, растянула губы в широкой улыбке. — Разве мы не поцелуемся на прощание?

Он стоял под дождем, смотрел на нее, а она продолжала тянуть губы, впиваясь ногтями в ладони, спрятанные за спиной.