Моя Нирвана

Отец тяжело вздыхает и качает головой, явно недовольный моим ответом.

— Миш, — начинает мягко и примирительно. — Просто я хочу, чтобы ты понимал всю серьезность ситуации. — Многозначительно смотрит, а я внимательно слушаю. — У меня четверо детей: ты, Лиза, Ира и Леша. Ты такой же мой ребенок, как и остальные трое. У тебя моя фамилия, мое отчество и ты вписан в мой паспорт. Людей, которые знают о твоем усыновлении, можно пересчитать по пальцам одной руки. И даже если мы сейчас публично на весь свет объявим, что ты нам не родной ребенок, согласись, твой потенциальный союз с Лизой будет выглядеть, мягко говоря, странно.

— Это говорит мне человек, который женился на своей сводной сестре? — мне не удается сдержать раздражения.

Он согласно кивает, будто ожидал, что я скажу это.

— Да, я женился на своей сводной сестре. — Снова пристально на меня смотрит профессиональным адвокатским взглядом. — Но нас с Кристиной не растили, как брата и сестру. Я не носил фамилию и отчество ее отца, я не был вписан в его паспорт в качестве сына. Мы с Кристиной познакомились задолго до того, как встретились моя мать и ее отец. А в 17 лет мы просто снова нашли друг друга. Чувствуешь разницу между мной с Кристиной и тобой с Лизой?

Я снова смеюсь. Мне просто нечего ему ответить. Я даже не знаю, задевает ли меня тот факт, что он явно против нашего с Лизой потенциального союза. Интересно, как он отреагирует, если я сейчас скажу, что Лиза призналась мне в любви, и мы целовались.

— Я тебя понял, — серьезно говорю, наконец-то отсмеявшись. — Я обещаю тебе, что между мной и Лизой ничего не будет. Можешь спать спокойно. Твоя репутация не пострадает. Как и репутация мамы. Никто никогда не скажет, что Максим и Кристина Самойловы устроили в своей семье инцест.

И сейчас я вдруг вспоминаю наш разговор дома после найденной в моей комнате травки несколько месяцев назад. Если сын известного московского адвоката и главы крупнейшей строительной компании, торгующейся на бирже, попадется с наркотой, то будет скандал. А скандал — это удар и по цене акций маминой компании, и по репутации папиной фирмы.

Примерно то же самое произойдет, если вдруг мы с Лизой станем целоваться в публичном месте, и нас увидят какие-нибудь друзья родителей. Или еще хуже: не друзья, а их конкуренты. Случится скандал, от которого не отмыться, а на репутации родителей будет красоваться жирное пятно. Ведь они довольно публичные люди, а о том, что я усыновлен, никто не знает. И понятно, как все это будет выглядеть со стороны.

— Я не буду препятствовать вашим с Лизой отношениям, если вдруг вы очень захотите. — Неожиданно произносит, что меня сильно удивляет. — Но я просто хочу, чтобы ты понимал всю серьезность ситуации.

— Я понимаю, — уверенно отвечаю. — Тебе не о чем переживать. Никто никогда не скажет, что у Самойловых в семье инцест.

Отец одобрительно кивает. Видно, что после моего обещания ему полегчало.

— Мне жаль, что Лиза стала свидетельницей той сцены. — Переводит тему. — Ей было нежелательно обо всем знать. И Ире с Лешей тоже, но они вернулись домой сразу после твоего ухода, и увидели, в каком мы все были состоянии. Пришлось им сказать. — Папа шумно вздыхает. — Но это должно было остаться только между тобой, мной и Кристиной.

— Лиза давно знает, что меня усыновили. — Спокойно парирую.

От моих слов он замирает.

— Как знала? Откуда?

— Четыре с половиной года назад она нашла в твоем сейфе свидетельство о моем усыновлении. Лиза уже очень давно обо всем знает.

Отец смотрит на меня немигающим взглядом. Кажется, эта информация шокировала его еще больше, чем меня, когда я понял, что Лиза давно в курсе.

— Но… — произносит и тут же запинается. — Как она ни разу себя не выдала, а я ни разу не заподозрил? — задает риторический вопрос, скорее, самому себе, чем мне.

— А ты вообще много о чем не подозреваешь, что касается Лизы.

— В смысле?

Теперь моя очередь подбирать слова. Но реальность такова, что во мне вдруг ни с того ни сего проснулись злость и негодование на отца. За Лизу и за ее боль. И дипломатичные слова подобрать трудно.

Я не адвокат, в конце концов.

— Ты даже не представляешь, насколько твоя дочь росла несчастным ребенком. — Бросаю ему обвинительно. — И является им до сих пор. Прости, что говорю тебе это, но как отец ты с Лизой конкретно облажался.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — повышает голос. — У Лизы всегда все было.

— Кроме главного! — резко перебиваю его.

— Чего главного?

— Нормальной семьи! — выкрикиваю со злостью.

Отец резко осекается, а меня тем временем уже не остановить:

— Ты дал Лизе абсолютно все: квартиру, деньги, образование, путешествия по заграницам и даже свою фирму, но ты не дал ей главное — нормальную человеческую семью! Ты хоть раз думал, какого Лизе так жить? У всех нормальных детей мама и папа, а у нее мама, отчим, папа, мачеха и куча каких-то сводных братьев и сестер. Ты когда-нибудь думал, насколько она несчастна, живя так?

Он смотрит на меня во все глаза, шокированный моей тирадой. А я завелся не на шутку, потому что мне вдруг по какой-то причине стало больно за Лизу. Как будто я взял на себя часть ее мук и страданий.

— Ты дал семью усыновленному ребенку, но ты не дал семью своей родной дочери, — добиваю его этой фразой.

— С чего ты вообще взял, что Лизе чего-то не хватало? — наконец-то подает голос. Он тоже разозлен. Аж покраснел.

— Я читал в детстве ее дневник, — заявляю без какого-либо стеснения, хотя, конечно, понимаю, насколько мой поступок гадкий. — И знаешь, о чем она писала? О том, что мечтает жить со своими мамой и папой.

— То есть, я должен развестись с Кристиной и снова жениться на Ольге? Я правильно понял твой намек?

— Нет. Я не говорю, что ты должен разводиться с мамой, но я говорю, что хотя бы изредка ты мог бы ходить с Лизой ужинать в ресторан не вдвоем, как вы это делаете сейчас, а втроем. Вместе с ее матерью.

— То есть, ты предлагаешь мне ходить на ужины с бывшей женой!? — выгибает бровь.

— И вашим с ней совместным ребенком. Потому что для вашего совместного ребенка это очень важно — проводить время с обоими родителями одновременно, а не по отдельности. И желательно, чтобы во время таких ужинов вы с бывшей женой поменьше говорили о своих нынешних супругах и детях, а больше о самой Лизе.

Я заканчиваю тираду и перевожу дыхание. Отец выглядит загнанным в тупик, хотя, учитывая тот факт, что он адвокат, его очень сложно припереть к стене. Какое-то время мы молчим, а потом я снова начинаю, уже слегка успокоившись:

— Пообещай мне, что ты будешь делать это ради Лизы. Хотя бы раз в месяц, но ты и твоя бывшая жена будете проводить с ней время втроем. Ты даже не представляешь, насколько это важно для Лизы. Для тебя это всего лишь ужин в ресторане раз в месяц, а для Лизы это самая заветная мечта.