Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 2

— Знаете, Марат Игоревич, — покачал я головой. — Когда Михалыч грозился убить вас, никто из ваших партнеров что-то не спешил приходить вам на помощь. Они оставили вас один на один с опасностью и самоустранились.

— Откуда ты знаешь? — Удивился Кулым.

— Я вижу, что на самом деле вы один. Вы тоже это видите, но не хотите признавать. Вы остаетесь слишком благородными к своим, к тем, кто такого благородства давно решился. Я думаю, что те времена, когда свои оставались своими, что бы ни случилось, ушли в прошлое. Во времена Союза подобные вам были одни против целого государства, потому держались друг друга. Следовали правилам, понятиям, некоторому кодексу, что ли. Сегодня этого больше нет, и только выгода стоит во главе всего. Выгодно предать? Предадут и продадут даже родную мать. А понятия, о которых многие говорят сейчас, могут крутить таким боком, каким нужно, чтобы вытрясти из ближнего своего капусты.

— А не молод ли ты учить меня жизни? — Ворчливо заметил Кулым.

— Что ж, — пожал я плечами. — Вы правы. Может быть, и молод.

— Все равно стоит найти того, кто сделал это со Сливой. Найти и наказать. Лишним не будет, — повторил Кулым. Правда, теперь его слова звучали уже не так решительно. Кажется, старик засомневался, послушав мои мысли.

На этом мы и закончили наш с Кулымом разговор. Он предложил подвезти меня до дома, но я отказался. Сказал, что мне нужно зайти в одно место по делам.

На самом деле я хотел пойти к Жене. Нужно было понять, что он знает обо всем случившемся на гаражах. Кроме того, я хотел предложить ему сгонять к Фиме, чтобы разобраться, почему он не пришел на встречу с мужиками из Алекса.

Тогда Кулым сел в машину и покатил прочь с гаражного кооператива. Проводив его Мерседес взглядом, я сунул руки в карманы. В одном у меня лежал Наган, в другом — заряженная Беретта. Во внутреннем — сотовый телефон. И, естественно, у меня не было разрешения ни на оружие, ни на сотовый. Настоящий рай для какого-нибудь ППСника, который мог поймать меня на пути к Женьке. Ну да делать было нечего, и я просто потопал к дому друга.

Когда я позвонил в дверь Жениной квартиры, услышал голос его мамы:

— Кто там?

Тоненький и дрожащий он звучал обеспокоенно. Да и ответила она далеко не сразу, будто с неохотой.

— Витя. Витя Летов. Я до Жени.

— Витя! Это ты? — Переспросила она, но ответить я не успел.

Защелкали многочисленные замки, и дверь открылась, но не на полную. Звякнула натянутая дверная цепочка. В открывшемся проеме я увидел, как Мария Федоровна, так ее звали, выглянула, посмотрела на меня своим большим карим глазом. Потом, убедившись, что я действительно тот, кем представился, она захлопнула дверь и открыла снова, но теперь полностью.

— Витя! А я-то думала это кто-нибудь из милиции!

Мария Федоровна — маленькая и худенькая женщина со светло-русой копной несколько нечесаных волос, вытянутым лицом и мешками под глазами, смотрела на меня снизу вверх.

Лучше всего охарактеризовать ее можно было одним словом — паникерша. По рассказам Корзуна она всегда была впечатлительной особой, а после того как потеряла мужа, а Женя ушел на войну и вернулся раненым, у женщины произошел какой-то сдвиг по фазе. Она стала беспокойной, нервной, боязливой.

На каждую смену провожала она Женю, как в последний путь. Иногда это оканчивалось истериками. Естественно, профессию охранника, которую ее сын избрал, Мария Федоровна совершенно не одобряла и каждый раз не упускала возможности напомнить об этом Жене.

Флегматичный Женя относился к маме очень терпеливо. Он прекрасно понимал, что пусть она и беспокоится, пусть ссорится с ним на фоне выбранного им пути, но зато у них дома всегда есть хлеб и то, чем его можно намазать.

На самом деле, Женя и рад был бы пойти на какую-нибудь более спокойную работу, чтобы лишний раз не беспокоить Марию Федоровну. Однако то обстоятельство, что его мать не заботилась о том, чем завтра платить за квартиру и что приготовить на ужин, перевешивало и останавливало Корзуна от такого шага. А другая, «нормальная» в понимании Марии Федоровны работа, вряд ли могла обеспечить им такой, вполне приемлемый уровень жизни.

— Да ладно. Пусть лучше беспокоится о моей работе, чем о том, что нам будет нечего есть, — рассуждал обо всем этом Женя.

— Он спит, — шепнула Мария Федоровна. — Ты слышал, какая у нас беда приключилась?

— Не только слышал, но и видел, — кивнул я.

— Машину какого-то нового русского взорвали прямо рядом с нашим гаражом! Представляешь?! Взрыв я слышала, в девятом часу вечера был, но разве ж могла я подумать, что это наше добро взрывают?! Да и все равно мне было в тот момент. Все слонялась я по дому, душа не на месте была. Жени ж все нет и нет. Думала уже, что с ним что-то произошло. Когда явился он во втором часу ночи, так я сразу на него, мол, где был окаянный?! А он мне, мол, ма, у нас гараж взорвали! Представляешь?!

— Чего вы тут раскричались? — Вышел из своей комнатушки заспанный Женя. — О, Витя? Ай, мля!… — Женя схватился за голову. — Как же я забыл, что мы хотели? Все я проспал с этой вчерашней пьянкой, и той передрягой, в которую наш гараж попал!

— Я уже все Вите рассказала, — похвасталась Мария Федоровна.

— Мы ж с тобой собирались до Фимки ехать, — покачал он головой.

— Ты, Женя, проспал гораздо больше, — вздохнув, сказал я.

— Да иди ты, — Удивился Женя, когда я рассказал ему все, что случилось со мной в первой половине дня. — Вот зараза. Это что ж выходит? Тебя одного из дома отпускать теперь нельзя? Вдруг эти суки снова нападут?

Разговаривали мы в маленькой Жениной комнатушке, в которой жил он еще с детства. Узенькая и продолговатая она вмещала в себя его кровать, старый письменный стол и шкаф для вещей. Над столом, прямо поверх обоев, Женя наклеил постеры с Ван Даммом и Шварценеггером в образе терминатора. Многие в это время увлекались западной культурой и фильмами, но Женю можно было назвать прямо-таки фанатом. Особенно ему нравились филы Кровавый спорт с Ван Даммом и Пьяный мастер Джекки Чана. А постер с Джекки был его давней мечтой, только вот все никак достать он его не мог.

Письменный стол же служил теперь в основном подставкой для ненового двухкассетника Шарп в черно-красном корпусе и телевизора Панасоник. Телевизор, кстати, не был подключен к антенне, и Женя в основном смотрел на нем видик. Это был старый серый VHS Funai, который Женя купил непонятно где, причем с рук. Ох и гордился он своей покупкой. Фима постоянно норовил взять у Жени видик, как он выражался, «на посмотреть», однако стойкий Корзун не поддавался на уговоры и не собирался делиться столь дорогой покупкой с Фимой.

— Ага. Знаю я тебя, — отвечал он обычно Ефиму. — Тебе что дай, что выкинь.

Женя сел на кровать, нахмурился и оттого стал выглядеть еще угрюмее, чем обычно. Я же занял место за письменным столом, отодвинув старый стул со спинкой, деревянные жердочки в которой уже давным-давно выпали и потерялись.

— Нужно держать ухо востро, это да, — согласился я. — Но видишь ли, меня больше волнует, что там с наркотой. Она и правда оказалась Черемушкинская. Но Кулым о ней ничего не знал. Походу, в ихней ОПГ какой-то серьезный раскол назревает.