Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 4
Шрифт:
— Мясуховский, — сказал я. — Из них этот блевун.
Егор переменился в лице, помрачнел. Глянул на Мирона, вытирающего рот о собственный воротник.
— И че ты с ним собрался делать? — Спросил Егор.
— Егор, — сказал я серьезно. — Спасибо тебе, конечно, за помощь, оказался ты тут очень кстати. Спасибо, что согласился этого дотащить до политеха. Но дальше уже мое дело, что мне с ним делать.
Егор кивнул.
— Справедливо. Ладно. Потащили.
Мы вели Мирона в полном молчании. Бандит выглядел так, будто смирился с любой своей судьбой. Он просто шел перед нами, руки за спину, иногда
— Ну все. Тут я сам, — проговорил я. — Он, вроде, небуйный. Справлюсь.
— Слыш, мужик, — начал вдруг Егор. — А тебя как звать?
— А что?
— Из братков?
— Нет, — покачал я головой.
— Странно, — Егор хмыкнул. — А на братка похож. Я думал, ты один из этих.
— Так чего вмешался-то? — Спросил я в ответ. — Ехал бы себе дальше. А так наскочил на толпу мясуховских.
— Я человек простой. Не люблю, когда толпой одного херачат, — сказал Егор буднично. Я, тут, в городе, как бы новенький. Совсем недавно приехал. Думаю, вот, куда приткнуться.
— Сам откуда? — сказал я, придерживая Мирону калитку, — Шагай давай!
— Врать не буду, — посерьезнел Егор. — С зоны откинулся месяц как. Приехал в город, к одному старому другу.
— Друг не помогает? — Спросил я.
Егор посмотрел почему-то на Мирона. Сказал:
— Друг щас немного занят. Но, думаю, скоро освободится. Давай я помогу его довести. Все равно не тороплюсь. Да и если он снова рыгать начнет, тебя с ног до головы выделает. Вдвоем сподручней.
— А сидел за что? — Спросил я.
— Превышение самообороны. Семь лет колонии дали. В конце восьмидесятых, когда я только-только начал на ноги вставать, через несколько лет после армии, вел девчонку домой. Прикопались какие-то гопники. Сам я из Рязани родом. Там уже тогда совсем неспокойно было. Налетели толпой, стали бить. Ну я, не будь дурак, схватил в руки, что первое попалось, а была это железная труба. На гаражах дело было. Ну и отделал их. Двое потом попали в больницу, от травм скончались. Они к боженьке, я в зону, — грустно улыбнулся Егор.
— Лады. Витя меня звать, — выслушав его рассказ, сказал я. Протянул руку.
Он пожал, и я жестом позвал его взять Мирона за руку и идти следом.
Мы зашли во внутренний двор политеха, миновав небольшую калитку, что заканчивала изгородь, протянувшуюся справа от основного здания. Там, через двор, добрались до дальнего корпуса, вошли в плохо освещенный коридор.
Когда через него попали в широкий спортивный зал, тут же приковали к себе внимание всех присутствующих. Мужики, больше десятка, не считая Фимы, Степаныча и Жени, рассевшись по лавкам тренажеров и другим, деревянным, что стояли у стен, уставились на нас.
Степаныч подбежал к нам первый. За ним Фима. Последним подковылял Женя. Остальные мужики стали недоуменно переглядываться.
— Что, мля, опять случилось? — Удивился Степаныч, глядя на носившего каменное выражение лица Мирона.
— Мясуховские, — сказал я. — Грохнуть хотели.
— А это кто? — Он кивнул на Егора.
— Егор, — ответил я. — Подсобил их отогнать. Этого вот взяли.
— С-с-сука… — Протянул Степаныч. — Ну а че с ним делать?
—
Надо отвести этого в тренерскую, — сказал я. — Ну и нам с мясуховским перетереть. А потом и подумать, что с этой падлой делать.Услышав мои слова, Мирон молча посмотрел на меня. Во взгляде его читалась смесь страха, какой-то безысходности и злости.
— Вот свалился, бандюк е#аный на нашу голову, — недовольно проворчал Женя.
— А че с людьми? — Спросил Степаныч.
— Надо сказать, что б чутка подождали. Минут десять, — проговорил я.
— Лады, устроим.
Пока мы с Егором вели Мирона в бывший кабинет тренера, Степаныч пошел к остальным, заговорил:
— Извиняйте, мужики. Непредвиденные обстоятельства, сами понимаете. Покурите минут десять, щас все начнется!
Мирона мы завели в небольшой кабинет, в котором когда-то сидел местный тренер. Уже несколько лет в политехе не проводилось уроков физкультуры, и кабинет напоминал больше темную подсобку, в которой хранили всякий хлам: не пригодившиеся маты, сломанные грифы от штанг, облезшие от резины диски, какие-то запчасти от тренажеров, лишнюю мебель.
Я зажег свет, и тусклая лампочка изгнала из этого места тьму. Прежде чем завести внутрь Мирона, я освободил единственный целый стул в помещении от картонной коробки с какими-то журналами учета, растаскал к стенкам валявшиеся на полу маты.
Бандита затащили внутрь, посадили на стул, и Фима связал ему руки за спиной каким-то пожелтевшим от времени, но все еще крепким шнуром, найденным тут же.
— Спасибо тебе, Егор, — сказал я, — больше тебя не держим.
— Слушай, Витя, — начал он. — А че у вас тут за сборище?
— У меня охранная фирма своя. Людей, вот, нанимаю.
Лицо Егора стало задумчивым, и он отвел глаза.
— Ну понятно че к тебе бандюки цепляются. Конкурент, типа.
— Я не бандит, — повторил я. — У меня все законно и честно. Никого не крышуем. Только охраняем по договору.
— Слушай… Да мне сейчас работа нужна…
— Тебя взять не могу, Егор. С судимостью в охранники нельзя.
— Понимаю, — он кивнул. — Я тут ненароком подслушал разговоры друзей твоих. Обсуждали ремонт в вашем помещении. Может, вам нужен штукатур?
— А ты штукатур? — Хмыкнул я. — Не помню я, чтобы штукатуры возили в машинах автоматы Калашникова.
— Времена такие, сам знаешь, — он пожал плечами. — В молодости я часто на стройках работал с дядькой. Он меня и научил штукатурному делу. А так я много, где бывал. Даже в Афгане успел пострелять в самом начале войны. А автомат… Как приехал в город, сразу наехала какая-то гопота. Ну я и купил себе ТТ у местных барыг. А потом глянул, да и автомат прихватил, на всякий случай. Да только остался без лэве почти. Вот ищу теперь, куда бы приткнуться.
— Ну ты подожди чуток, — сказал я. — С остальными. Щас с этим делом закончим, тогда уже с тобой.
Егор кивнул и пошел в спортзал. Скромно сел на лавку для жима лежа. Заговорил с кем-то из тех, кто пришел наниматься в Оборону.
Поникший Мирон сидел на своем месте. Он слабо водил плечами, словно бы стараясь поудобнее разместить за спиной связанные руки, которые наверняка уже затекли.
— Ну? — Спросил у меня Женя шепотом. — Че делать с ним будем? Грохнем?
Степаныч поджал губы, услышав Женины слова.