Моя плоть сладка (сборник)

— Вы можете назвать причину?

— Нет... Особенно...— Мадам колебалась.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Особенно мне показалось это связанным с капитаном Шамоном. Одетта изменилась вскоре после его прибытия. Она стала какой-то подозрительной, и я не знаю, чем это объяснить. Но она совсем перестала быть собой!

Я посмотрел на мадемуазель Прево, которая сидела у окна. Глаза ее были полузакрыты, а красивое лицо искажено.

— Простите меня, мадам Дюшен, за нескромность, но вы должны понять, что это необходимо выяснить. Мадемуазель Дюшен не интересовалась другими мужчинами, кроме капитана Шамона?

Мне показалось, что мадам Дюшен разозлилась. Но она сдержала себя.

— Нет. Может, было бы и лучше, если бы это было именно так.

— Понимаю. Вы полагаете, что ее смерть наступила в результате жестокого и бессмысленного нападения?

— Безусловно.— Слезы полились из глаз мадам Дюшен.— Она... ее соблазнили... и... я не знаю... Я не могу этого понять! Она собиралась встретиться со своей подругой Клодин Мартель и Робертом. Внезапно она позвонила им обоим по телефону, отменила встречу и вскоре вышла из дома. Я удивилась, потому что она всегда приходила ко мне попрощаться. Это... это был последний раз, когда я видела ее...

— Вы слышали эти телефонные разговоры?

— Нет. Я была наверху. Когда она уходила, я была уверена, что она идет к Роберту, но позже он рассказал мне, что встреча не состоялась.

Бенколин наклонил голову, как бы вслушиваясь в бой часов. За окном качались ветви кленов. Джина Прево сидела на диване, закрыв глаза. Было так тихо и спокойно, что неожиданный звонок у входной двери заставил нас вздрогнуть.

— На кухне. Люси, Поль,— сказала мадам Дюшен.— Не беспокойся, она откроет. Итак, господа?

Мы услышали шаги на лестнице. Бенколин спросил:

— У мадемуазель Дюшен не было дневника или каких-либо записей, которые могли бы нам помочь?

— Она каждый год начинала вести дневник, но больше двух недель не выдерживала. Бумаги у нее были, но в них ничего нет.

— Тогда...

Бенколин не договорил. В дверь постучали. Он чуть повернул голову. Неожиданно я почувствовал волнение. Я взглянул на Джину Прево, которая резко выпрямилась на диване.

Голос в холле произнес:

— Тысяча извинений. Могу ли я повидать мадам Дюшен? Мое имя Этьен Галан.

Глава 8 Разговор над гробом

Никто из нас не двинулся с места. Все молчали. Голос звучал спокойно, и я представил себе Галана, стоящим в холле. Наверное, в руке он держит шляпу, плечи под пальто широко расправлены. В желтоватых глазах светится солидность. Я взглянул на присутствующих. Мадам явно была удивлена. Джина Прево широко раскрытыми глазами уставилась на дверь, как будто не верила своим ушам.

— Нездорова? — повторил голос.— Это плохо. Мое имя ей неизвестно. Но я был большим другом ее покойного мужа и очень хочу выразить свои соболезнования. Позвольте мне войти. Кажется, здесь мадемуазель Прево? О, да. Я могу поговорить с ней вместо мадам. Благодарю, вас.

В дверях появилась горничная. Джина Прево торопливо встала. .

— Не беспокойтесь, матушка Дюшен,— с трудом произнесла она.— Я поговорю с этим человеком.

Мадам молчала. Девушка вышла и закрыла за собой дверь. Бенколин быстро вскочил.

— Мадам, здесь есть задняя лестница? Быстрее!

— О, да,— удивленно ответила та.— Между столовой и кухней.

— Вы знаете, где это, мсье Робико? Покажите мсье Марлю. Быстрее, Джефф. Ты знаешь, что делать?

Его взгляд подсказал мне, что я любой ценой должен подслушать их разговор. Удивленный и смущенный Робико быстро повел меня к нужному месту. Джина Прево стремительно скрылась в темном холле. Робико торопливо указал мне дорогу. Из столовой я попал в небольшую полутемную комнату, сплошь заваленную цветами. Потом я разглядел гроб. Здесь лежала Одетта. К счастью, дверь комнаты была открыта. Я стоял за портьерами, которые прикрывали дверь. Джина Прево и Галан стояли в центре холла, и я мог слышать их разговор. Они говорили громко, но тут же переходили на шепот. Одна фраза звучала для посторонних, другая — друг для друга.

— Насколько я понимаю, мсье; вы хотели поговорить со мной? (Ты с ума сошел! Этот детектив здесь!)

— Возможно, вы не помните меня, мадемуазель. Я имел счастье встретиться с вами у мадам де Лювак. Мое имя Галан. (Я хотел увидеть тебя. Где он?)

— Ах, да, мсье. Я вспоминаю вас. (Он наверху. Они все наверху. Горничная на кухне. Уходи, ради бога.)

Меня поразил ее хриплый, взволнованный голос. Я даже слышал ее прерывистое дыхание.

— Наш общий друг, которому я звонил по телефону, сообщил мне, что вы здесь, и я отважился обратиться к вам. Я не могу передать словами, как я глубоко потрясен известием о смерти мадемуазель Дюшен. (Он подозревает меня, но ничего не знает о тебе. Нам надо поговорить.)

— Мы... мы все потрясены, мсье. (Я не могу.)

Галан вздохнул.

— Тогда передайте мадам мои глубочайшие соболезнования и скажите, что я буду счастлив сделать для нее все что смогу. Благодарю вас. Я могу взглянуть на бедную мадемуазель? (Там нас никто не услышит.)

Я почувствовал слабость. Надо было немедленно прятаться. Я слышал, как она растерянно отказывалась, но он подталкивал ее. Я метался по комнате, не зная, куда спрятаться. И тогда я совершил кощунство. Я забрался под гроб Одетты, заваленный цветами. Шаги приближались.

— Вот и отлично,—-сказал Галан.— В чем дело, дорогая? Не смотри на нее. Она оказалась слабой, как и ее отец... Выслушай меня. Вчера вечером ты вела себя как истеричка.

— Давай уйдем... ну, пожалуйста... Я не могу смотреть на нее. Я не хочу видеть тебя. Я обещала остаться здесь на весь день, а если я уйду после твоего визита, детектив подумает...

— Сколько раз тебе надо говорить, что ты вне подозрений? Посмотри на меня. Ты меня любишь?

— Как ты можешь говорить об этом здесь?

— Ну, хорошо. Кто убил Клодин Мартель?

— Я же сказала тебе, что не знаю,— истерически воскликнула она.

— Если это не ты...

— Нет!

— Ты должна была оказаться рядом с убийцей, когда ее закололи. Это был мужчина или женщина?

— Я же сказала, что было так темно...

Он вздохнул.

— Я вижу, что обстоятельства складываются сегодня неблагоприятно. Прошу тебя быть сегодня вечером в обычном месте и в обычный час.

После паузы она сказала, не то смеясь, не то плача: