Моя подруга – месть
Шрифт:
Лицо его побагровело, глаза вылезали из орбит.
– Ты что? – испугался Васька; а осторожно подступивший Мохамед поглядывал на Бориса с не меньшей опаской, чем на кулаки Григория.
– Да он задыхается! – закричала Марьяна. – Скорее, освободите его, дайте дышать.
– Нет, откроешь ему рот, а он завопит, – поостерегся Васька, но Марьяна, не обращая на него внимания, уже бросилась к Борису, подцепила ногтем краешек пластыря на щеке, потянула.
– Погоди, сейчас, сейчас…
Рядом присел на корточки Григорий; предусмотрительно приставив дуло к виску Бориса, сказал по-английски:
– Лучше
– Да он тоже русский, – прошептала Марьяна. – Из Нижнего.
– О Господи, – пробормотал Григорий. – Это надо же, какое в жизни бывает! Ноев ковчег! Вернее – шведский стол какой-то!
Марьяна молча покачала головой, пораженная неожиданной точностью его слов. И снова тарелка, доверху наполненная едой, которую жадно поглощала Лариса, промелькнула перед глазами. Но сейчас было не до этого: Борис почти потерял сознание, из груди рвались сиплые, сдавленные стоны.
– Да развяжи ты его, – обернулась Марьяна к Ваське. – Не будет он кричать. И вообще – что он сможет? У него вон даже голос пропал. Плохо, плохо ему, разве не видите?
Васька явно колебался, переглядывался с Мохамедом, который энергично крутил головой: нет, мол, ни за что не развязывайте!
– Между прочим, – сочла нужным пояснить Марьяна, – чтобы уговорить Бориса отнести тебе книжку, мне его пытать не понадобилось. Он сделал это добровольно. Да если бы не он… ты бы никогда не узнал, где я. Mы бы так и не спаслись!
Григорий тихонько присвистнул, причем свист этот выражал явное сомнение.
– Мир не без добрых людей, моя радость, – сказал он, и Марьяне послышались нотки обиды в его словах. – Eсли уж кого благодарить, то, конечно, нашего друга Салеха!
Марьяна возвела глаза к потолку. И Васька надулся… Ох уж эта мужская обидчивость!
– Да будет вам всем, – сказала ласково. – Развяжите – вот и все.
Васька положил пистолет, небрежно перекатил Бориса на живот и принялся распутывать узлы на запястьях.
Наконец Борис повернулся на бок, с трудом глотнул воздуху, чуть прикрыв глаза.
Григорий наклонился над ним, вгляделся в лицо.
– Ох ты… Да ведь у парня ломка…
Марьяна закусила губу. Наркокурьер… Значит, угадала! Вот, оказывается, что случилось с Борисом, вот чем накрепко привязал его Рэнд. Ох, многое может спросить Борис с Золотой Лисички, если вдруг невзначай наткнется на нее!
– Свяжите-ка его лучше снова, – посоветовал Григорий, отступая к окну и вглядываясь в уже отчетливо различимые очертания сада: почти рассвело. – От них, этих страдальцев, никогда не знаешь, чего ждать.
Васька потянулся к лежащему, но Борис точным ударом сбил его с ног, схватил валявшееся на полу оружие – и метнулся по коридору, успев ударить прикладом в лоб ошеломленного Мохамеда.
Tот закачался, хватаясь за голову, шатнулся от стены к стене. Марьяна невольно потянулась его поддержать, а Григорий, чертыхнувшись, отвел автомат: они сбили ему прицел. В это время Борис успел повернуть за угол.
Григорий устремился в погоню. Марьяна же, отбросив Мохамеда к Ваське, ринулась следом за Григорием.
Теперь ей казалось, что весь коридор состоит из углов, за каждым из которых может притаиться вооруженный враг. И, о Господи, невыносимо думать, что из-за ее жалости…
Шаги загрохотали по ступенькам.
Марьяна все время слышала какое-то глухое сипение, и до нее с трудом дошло: Борис пытается кричать на бегу, но из горла исторгаются только эти отчаянные звуки.«Он хочет предупредить Рэнда!» – поняла Марьяна – и взмолилась, чтобы Григорий догнал Бориса раньше, чем Рэнд узнает об опасности. Она еще удивлялась: почему это вкрадчивое чудовище так долго не выскакивает из своего логова? Неужели ему до сих пор неизвестно, что теперь он сам стал пленником? Вряд ли можно надеяться, что Рэнд втихаря сбежал – все потеряв и легко распростившись со всеми своими планами. Но где же он теперь, чем может быть занят так, что ничего не знает о случившемся? И где теперь Лариса?
И тут раздался крик.
В первое мгновение Марьяне почудилось, что к Борису вернулся голос, но это кричала женщина. Коротко, яростно, пронзительно. Крики вдруг слились в один протяжный стон – и оборвались.
Григорий споткнулся на последней ступеньке, и Марьяна догнала его, схватила за руку.
Лариса! Это кричала Лариса! И, несмотря на ужас, охвативший ее, Марьяна успела подумать с горечью: «Я ошиблась!» А потом снова раздался крик.
«Что же с нею делают?!»
Через мгновение она увидела что.
Дверь возле лестничной площадки была распахнута, и в ней, согнувшись в три погибели, замер задохнувшийся от стремительного бега Борис, так что Марьяна и Григорий смотрели в комнату поверх его головы.
То, что они увидели, заставило их оцепенеть. А люди, оказавшиеся перед ними, были слишком увлечены, чтобы замечать хоть что-то вокруг.
Посреди комнаты на ковре лежал Рэнд. Его голова была запрокинута, глаза закрыты, из приоткрытого рта рвались хрипы. Руки его были широко раскинуты и рвали, тянули ворс ковра, судорожно сжимаясь в кулаки. Верхом на Рэнде, стиснув его бедра коленями, сидела голая Лариса, вцепившись в его плечи ногтями так, что из-под них выступала кровь. Pаскачиваясь, подпрыгивая, трясясь, она кричала, и только теперь потрясенным сознанием Марьяна смогла разобрать смысл этих криков:
– Еще! Еще, ну! Давай еще!
Кричала-то она по-русски, однако ее прекрасно понимал Шафир. Тоже нагой, он стоял над обезумевшей парой и послушно хлестал Ларису по плечам длинной плетью. Удары были умелыми, били вскользь, не причиняя слишком сильной боли, так что на лоснящемся от пота белом женском теле оставались лишь розовые полосы. Но после каждого удара новые судороги наслаждения искажали лицо Ларисы, заставляли изощренно извиваться тело – а Рэнд в тисках ее колен хрипел все громче, все выше подбрасывал вверх бедра, все яростнее бился об пол…
И над всем этим нечеловеческим содроганием сиял в золоченой раме портрет Тутанхамона с томными глазами и чувственно-подкрашенными губами.
Портрет Бориса.
Это зрелище могло ошеломить кого угодно, а потому неудивительно, что Григорий и Марьяна на несколько секунд замерли в дверях, не в силах воспринять и осмыслить открывшееся взору. Oчнуться их заставил выстрел.
Борис… почерневший, сгорбатившийся, страшный, рухнул на колени и, перехватив пистолет двумя руками, выпустил всю обойму в Рэнда и Ларису.