Моя профессия ураган

Что, не так?

Я как раз подносила чашку с чаем ко рту, но тут она застучала мне о зубы, и я отставила ее в сторону…

— Ты о чем? — хмуро спросила я.

— О том, о чем ты только и говорила в бреду — о Радоме… Одно не могу понять, где ты с ним виделась?

Я нетерпеливо дернула краешком губ.

— Еще кто-нибудь это слышал? — нервно спросила я, завязывая и развязывая руками узлы.

— Только Эфраимос и аэнский лекарь…

Я побледнела.

— А ты уверена, что это был аэнский лекарь, а не тэйвонту?

— Уверена… — она обернулась на кровати и сблизи заглянула мне в глаза. — Эфраимос может и не всегда тактичен, но он не такой дурак, чтобы привести сюда тэйвонту… Ему достаточно было увидеть твое лицо без грима, чтобы сделать выводы…

Я была слишком устала и слаба, чтобы сопротивляться…

— Мастер Радом, это тот Радом, с которым ты встречалась?

— Да… — тихо сказала я.

— Он тот человек, известие о женитьбе которого чуть не убило тебя?

— Да… — сказала я тише.

— Он тот человек, о котором ты плакала по ночам, думая, что никто не знает?

— Да… — совсем тихо одними губами прошептала я. И внезапно отчаянно и безнадежно заплакала.

Рила осторожно прижала меня к себе, утешающе разметывая мои волосы и поглаживая по голове как дитя…

— Поплачь… Все наладится, увидишь… (…) Господи, какой ты еще ребенок…

Мне казалось, что я открыла один из секретов зрительного воздействия в танце… Небольшой… Это лицо… Просматривая зарисовки всех известных танцовщиков, я обнаружила, что у всех у них лицо живет своей собственной духовной жизнью, при которой танец — это словно естественный жест, отражающий жизнь духа, но несказанно более прекрасный… Жест! Естественный жест как танец… Нет — самый сложнейший танец должен стать для тебя жестом, природным естественным движением духа…

Надо настолько отработать движения, чтоб ты могла полностью сосредоточиться на духе… Посмотрите, какое отвратительное впечатление оставляет танец, когда человек сосредоточен на теле, на том, на чем танцует… А если он еще и поглощен своим танцем, не музыкой, а собой… Механическое, как робот, какое-то страшное… Даже неприятное… Мы всегда сосредоточены на лицах…

Даже в танце мы прежде всего смотрим на прекрасное лицо танцующей женщины, на его чувства, мы питаемся ими — остальное фон, очень хороший, но фон… Именно танцовщица должна настолько отточить самый сложнейший танец, изумительный фон вязей, чтобы как бы встать над ним, подчеркнуть движение духа, а не не иметь танца вообще, как думают профаны от драмкружка… Она должна стать над ним со своей грустной, шаловливой или детской нежной улыбкой, переливами чувств, то есть это новый, как бы более высокий виток спирали, включивший в себя танец…

Танец должен тысячекратно усилить улыбку своим ритмом, движением, красотой, выпятить ее… В этом победа мастерства… В этом его привлекательность… Для этого нужна мощная жизнь духа и мощное же, могучее, фантастическое мастерство… Полное покорство тела, покорство тут же рождаемой мысли… Но для этого нужно утвердить и покорство мысли, чтобы мыслью вести воздействовать… А лицо… Лицо танцовщицы должно жить своей насыщенной духовной жизнью, оно должно быть постоянно открыто и прекрасно в своих чувствах… Посмотрите, как все великие и гениальные танцовщицы, незабвенная Уланова играют лицом… Ты так должна отработать танец, что это как бы в жизни, когда ноги сами несут тебя, а ты не думаешь об этом, а сама отдаешься чувству любви… Чувству… В постановке танец просто должен стать твоим жестом, то есть естественным и не замечаемым, как обычный жест, лишь выражающим чувство…

— Попробуй настолько выучить свою партию, чтобы подставлять свое прекрасное лицо, совершенно не отвлекаясь умом на танец… — говорила древняя Гения танца. Насколько она понимала его смысл! Будто знала, что взгляд вернется к глазам и скользнет по женскому лицу… Может, поможет пример музыканта гитариста, который идет по улице, играя, но улыбаясь девушкам при этом, самозабвенно поя, руки которого словно сами играют… Но не механически!!! А отдаваясь тому же чувству, переливаясь с ним, просто партия уже настолько отточена, что уже стала его сущностью и он может полностью отдаться песне и жить в ней, его лицо живет чувством, тогда как руки исходят словно сами исступлением танца, сами находя и устремляясь, словно это отдельный человек аккомпанирует ему, исходя исступлением счастья… Жест! Это стало уже таким же жестом, каким я пожимаю плечами, заливаясь смехом от улыбки любимого…

Жест… Лицо танцовщицы должно быть одухотворено и прекрасно и жить своей жизнью… Она отдается танцу, но не поглощена телом, процессом, как женщина, отдающаяся любимому, знает лишь любовь, а не поглощена половыми органами…

Или задумавшийся музыкант напевает и выстукивает пальцами звучащую в его сознании мелодию, задумчиво смотря в окно, но не психбольной, который, ни на кого не обращая внимания, поглощен своим дерганием, и увлеченно пыхтит и стучит, никого не замечая… Лицо живет своей духовной жизнью… Танец как жест! В этом смысл танца… Конечно, это самые примитивные азы танца, но и их даже многие не знают… Потому танец должен быть отточен до такого абсолютного совершенства, что ты не должна его видеть, отдаваясь танцу…

Я много работала, вынашивая в уме свою роль… И не только свою — всю пьесу…

Я работала до тех пор, пока моя роль вся не жила в уме как мыслеобраз и воображение как единое целое, то есть я охватывала ее всю словно одной точкой, одним взглядом… Из этого мыслечувства-мыслеобраза роли, где чувство и воображение внешнее соединены и охвачены чувством в одной точке, я и рождала свой танец телом… Это было то самое чувство, которым я в бреду охватывала целые периоды жизни с их чувствами и переживаниями… То есть я не вызывала эти чувства последовательно физиологически, как плохой актер, не сливалась со своей личностью, я их держала в сознании, все яркие и могучие чувства роли, странно живущие в одной точке, поскольку это и было Сознание… Оно — Сознание — чувство — и оно может в мыслечувстве так же охватывать человеческие чувства целыми периодами, как охватывает протяженную симфонию или период истории… И это уже не животное чувство — это Мысль, — которая мощно воздействует на зрителя… Ибо это чувство сердца… И это Мысль, Синтез, единое целое… И ты передаешь зрителю это чувство, облегчая ему восприятие твоего посыла духа внешним проявлением, дающим ему направление сознания…

Опыт бойца, наблюдателя, ученого, певца позволял мне наблюдать и вычленять лучшие условия воздействия на зрителя, находить законы там, где для других была лишь пустота… От спектакля к спектаклю воздействие мое становилось все сильнее, и мне часто было просто стыдно, что многие ждут именно моего выхода, чтобы пережить радость духовного восхищения и чистоты, дуновения первой любви или порыва мужества, хотя я так старалась раствориться в пьесе и направить свое умение, чтоб именно подчеркнуть и усилить пьесу, а не себя…

— С тобой хотят увидеться дети тэйвонту… — сказала Рила, когда я валялась в гримерной после спектакля.

— Это люты… Люты это не дети тэйвонту, — поправил ее вошедший Релком, напарник в этом балете. — Это просто ученики тэйвонту, первая ступень в замке Ухон.

— Но они хотят выразить ей почтение, — лукаво сказала Рила. — Она их потрясла.

На вашу пару смотрели больше, чем на приму, хоть ты танцевала в маске!

Неведомая легкость, ты просто парила в воздухе постоянно, точно у тебя нет совершенно веса, нечто легкое и невесомое, все время там, рядом, будто гипноз, вуаль, дым… А еще эта маска!

— Ужасно… — честно призналась я. — И извинись, скажи, что я ужасно устала…

— Делать мне нечего! Их привезли на приближающиеся праздники показать все достопримечательности. К тому же они будут крутиться среди местных детей, препятствуя образованию детских банд и хулиганству на праздники… Дети царят среди детей… Они уже с детства знают всех и учатся устранять негативные моменты, управлять людьми и объединять детские коллективы вокруг себя, а не вокруг бандитов. Когда они вырастут, они уже будут не только всех знать, но и командовать всеми… Никакой мальчишка не пикнет, а для них это уроки и отработка приемов… Вместо банд — детские коллективы во главе с маленьким драчливым люты, который воспитывает их, подражая наставнику, и контролируется им…